– Можно я задам некорректный вопрос? – нарушила молчание Амелия.

– Спрашивай, но я не гарантирую, что отвечу на него.

– Ты действительно ничего не видишь?

– Да.

Вокруг вновь воцарилась тишина.

Прошло около часа.

– Пойдем. Пора обживаться на новом месте.

Рем медленно поднялся на ноги и неспешно направился к выходу с крыши. Амелия тоже встала и спокойно поплелась за ним, рассматривая юношу в полный рост. Он действительно был довольно худощав от природы, жилист, да и к тому же истощен. Основываясь только на чертах его лица и наружности в целом, Амелия уверенно отнесла бы Рема к касте представителей искусства. Но он был рожден убивать. Профессиональная машина для убийств.

– Пока я находилась у ворот, – начала было врать Амелия, но затем передумала, – нет, не стану врать, я просто это знаю и все. В первый месяц, кроме настоящего часа вводится запрет на убийства, и что жить мы все должны вместе. Мы обязаны посещать официальные мероприятия, проводимые организаторами, выступать на аренах. Через месяц, когда они дадут команду, можно будет убивать кого угодно, когда угодно и где угодно. Из оружия разрешено только холодное. Огнестрельное – под запретом, но я сомневаюсь, что здесь удастся найти даже хотя бы малокалиберный пистолет.

– Хорошо.

Рем не отличался многословностью при общении с незнакомцами, но ценил по-настоящему полезную информацию и честность. Сведения, что поведала ему Амелия, не были для него тайной, в силу своей бывшей профессиональной деятельности, он знал о таких вещах, давно устоявшиеся основы игр. Его немного удивил ее резкий переход от лжи к правде, поэтому он не стал ее мучить и спрашивать, откуда ей известна информация. Это было ни к чему.

«Целый месяц без убийств. Зачем? Неправильно. Так не должно быть».

Они оба улавливали эту мысль, но одинаково молчали. Не доверяли. Относились друг к другу и остальным с подозрением.

– Я знаю, где можно остановиться. Если поторопимся, там еще никого не будет. Сможем занять самые комфортные позиции.

– Веди, – голос Рема звучал холодно, ровно, с небольшой хрипотцой.

На улицах творился хаос. Разрешенное время на убийства еще не истекло, поэтому те, кто хотел поскорее утолить свою жажду крови и мести, обезумев от иллюзии свободы и вседозволенности, преследовали жертв, издевались и глумились над их трупами. Те же, кому удалось сохранить остатки разума, старались держаться от происходящего в стороне и выяснить, что происходит.

Еще вчера, они, все до единого, были преступниками, приговоренными к высшей мере наказания – смертной казни. Кто-то ждал своего приговора день, кто-то год, были и те, кто просидел в одиночной камере, осознавая, что каждый следующий день должен стать последним, и того больше – политические преступники годами гнили в изоляции, и смерть для них уже не казалась страшным, эфемерным итогом, а скорее желанным избавлением. В жизни теряются привычные ценности, когда слишком долго ждешь своего последнего вдоха. Вот и они постепенно становились все безразличнее к чужой судьбе, желая лишь утолить свою ненависть и злость, залить кровью собственную боль и, в итоге, стать тем, кем их видела каста правосудия. Какая разница, если завтра может не наступить? Хотя бы под конец жизни действительно быть монстром, заслуживающим казни, каковым их считало общество. Каковым их считала система.

Амелия и Рем продвигались сквозь толпу, словно им ничего не угрожало. Шум, сливающийся из нескончаемого гвалта тех, кто пытался выяснить, что происходит, почему они оказались свободны, и воплей жертв, не сумевших дать отпор самым обезумевшим, раздражал нервы, а чрезмерно спокойные огненный юноша и седая девушка слишком выбивались из всего хаоса, столь необычные в своей внешности и ауре недостижимости. Рядом с Ремом Амелия ощущала себя на удивление спокойно. Паника и отчаяние в этот день к ней больше не возвращались. Жаль, что только в этот.

По обе стороны широкой улицы все также тянулись однотипные и угрюмые в своей заброшенности пятиэтажные многоквартирные дома. Выцветшая и облезшая желтая краска фасадов, разбитые стекла, потрескавшиеся деревянные рамы окон – вот и все, что осталось, лишь пустая оболочка. С неба срывались первые крупные капли дождя. Амелия уверенно двигалась вперед к месту, где очнулась. «Спальный» район вновь сменился на «Офисный», среди построек которого она без труда отыскала нужную, ведь двухэтажные здания полностью лишенные окон – не самый распространенный архитектурный тип в небольшом городе.

– Я пришла в себя здесь, среди груды тел. Предполагаю, что организаторы могли оставить важные подсказки, которые трудно обнаружить с первого раза после пробуждения от препаратов. Если они хотят зрелища, то в игре должны быть правила.

Рем усмехнулся и достал из кармана бумажный конверт, какие, обычно, используются при отправке почты.

– Могла бы и раньше сказать, зачем и куда ты нас ведешь. Сэкономили бы время, ценнее которого нет ничего в наших бессмысленных жизнях, – и он прошел мимо нее внутрь здания, – скорее, бумага имеет свойство намокать.

Амелия прошла внутрь здания, оставив широко распахнутой дверь в качестве источника света. Рем стоял посреди помещения, зажав конверт между указательным и средним пальцами и протягивая его девушке. Амелия аккуратно развернула письмо, находившееся внутри, и первым, что ей бросилось в глаза, было изображение герба ее семьи, ее касты в правом верхнем углу – серебряный кубок с окровавленным сердцем внутри. Не успела она начать читать, как входная дверь с шумом захлопнулась от внезапного порыва ветра, и без того мрачная комнатка погрузилась в кромешную темноту.

«Добро пожаловать в мой мир. Что же ты не спешишь открыть дверь и покинуть его? Шанс дается не всем».

Они так и стояли, застывши, каждый на своем месте. Рем ждал, когда ее терпение закончится, пока установившуюся тишину, наконец, не прервал голос Амелии.

– Бумага на ощупь идеальна, не имеет изъянов и точно не адаптирована для чтения слепым человеком, кроме единственного места, на котором выбит герб касты ученых. Но эта информация бесполезна. Все итак знают, у кого достаточно власти и денег, чтобы устроить шоу подобного размаха.

«Ты воспользовалась возникшей темнотой, чтобы изучить бумагу. Боги, я и забыл, с кем имею дело. Зачем бояться темноты, если можно ее использовать. Хотя Богам, которых я знаю, безразлична наша нескончаемая безысходность. Исследователи» – на последнем слове в мыслях он сделал особенный акцент, вложив все свое презрение в одно единственное слово.

– Шутка такая? Глупый вопрос, но я, все же, спрошу. Ты действительно не можешь прочитать, что здесь написано? – продолжила Амелия.

– Не могу.

– Тогда зачем подобрал?

– Конверт уже был в моих руках, когда я попал сюда. Организаторам, по всей видимости, показалось это забавным.

Амелия не заметила, как Рем прошел мимо нее, пока свет вновь не наполнил помещение. Он стоял под дождем и держал дверь.

– Ну же, читай, и уходим. Здесь делать нечего.

Девушка подошла ближе к источнику света и продолжила:

«Правила пребывания в бессрочном отпуске:

После особого сообщения разрешаются любые преступления. За убийства больше не последует расплата.

Первые семь дней проживание предусматривается совместное. Место – девятиэтажное здание, отмеченное крестом. Расположение – неизвестно.

P.S. Все, как ты любишь, Dear child».

– Бежать можешь? Потому что нам предстоит вернуться обратно.

– В той стороне не было зданий, выше пяти этажей. Оно определенно находится в жилом районе, но не в той его части. Карта не помешала бы.

– Она не к чему. Города обитавшей здесь ранее касты построены по одному проекту. Все нужные нам жилые дома будут расположены в одном районе, по окраинам от центральных улиц с застройкой меньшей этажности. Колодец. Похоже на колодец.

– Каста журналистов не обитает в такой глуши.