– Насколько известно – нет, – ответил Виктор Егорович. – А спросить мы теперь не можем, связь оборвана.

– А если нам послать кого-нибудь туда? – спросила Элла.

– А что толку? – раздражённо ответил Святослав Семёнович. – Ну выйдут они к Ольску к примеру. И что дальше? Была бы возможность, тут уже давно была бы группа.

– Да, ты прав, – согласилась Элла.

– Элла, а что там с Комовым?

– Как сквозь землю провалился.

– Есть вероятность, что так оно и есть, – усмехнулся Виктор Егорович. – А сидеть он там сможет, ох, как долго.

– Мне покоя мысль не даёт, что мы до такого дотянули, склады пустеют, народ тревожится, даже мальчишки вон что-то чуют и буянят, – печально проговорил Святослав Семёнович.

– Слава, я тебя понимаю, – ответил ему Виктор Егорович, – только действовали мы по уставу. Мы не могли иначе.

– Слав, я тут с Витей согласна, мы же не могли предположить, что это на восемь месяцев растянется, – добавила Элла. – Ведь не экстрасенсы же мы, в самом деле, чтобы будущее знать.

– На восемь ли? – спросил Святослав Семёнович и в кабинете воцарилось молчание.

Костик приложил пальцы к вискам и попытался собрать воедино услышанную информацию. В голове снова закололи иголочки. Что такое платформа? Почему они как будто бы знают о месте нахождения родителей, но их убеждают, что те числятся пропавшими без вести? Что же всё-таки произошло той ночью? И самое главное – где находятся эти «там» и «туда»?

Коридор вдруг качнулся и поехал вправо, Костику пришлось крепко зажмуриться. Самого его разрывало от двух желаний сразу – сесть на корточки, сжать голову и хоть пару минут ни о чём не думать, разогнать эти жуткие иголки, или ворваться в кабинет и потребовать наконец объяснений, потому что эти трое точно знают гораздо больше. Подумав ещё минуту, Костик склонился ко второму варианту, ну и пусть накажут за подслушивание, может в карцер наконец посадят на радость всем, лишь бы ответили на вопросы.

Едва Костик собрал смелость в кулак и решился войти, как вдруг дверь в кабинет истории распахнулась и оттуда вышел Янус, прихрамывая на перебинтованную ногу. Он сразу же заметил Костика, побледнел и собрался что-то сказать, но, оглянувшись назад, передумал. В руке Янус сжимал бумажный кулёк, который вдруг судорожно принялся запихивать в карман брюк. И только он справился с этим делом, как настежь отворилась дверь директорского кабинета, скрыв Костика от посторонних глаз.

– Зацепин, ты что здесь делаешь? Ты почему не в медпункте?

– Я… я это…, – принялся заикаться Янус. – Я вот тут к Степану Игоревичу. Мне надо было… эту… историю.

– Степан Игоревич в кабинете?

– Ну да… То есть… Ну он как бы…

– Что ж ты мямля-то такой, а на трибуну со всеми полез, – сердито выругался Святослав Семёнович и крикнул своим собеседникам: – Я сейчас вернусь!

Директор закрыл дверь, заставив сердце Костика провалиться в пятки, и не оборачиваясь пошёл к кабинету истории. Янус сначала весь сжался, а потом вдруг резко дёрнулся в сторону и грохнулся на пол, споткнувшись на развязанный шнурок.

– Антон, у тебя всё в порядке? – послышался голос историка из кабинета.

– А говоришь его нет. Ох, Зацепин, доиграешься ты. – И Святослав Семёнович вошёл, громко хлопнув дверью.

Янус махнул рукой и указал на лестничную клетку. Костику не хотелось уходить, но теперь директор его точно увидит, когда пойдёт обратно. Можно, конечно, сделать вид, что он только что принёс записку, но Янус махал и сигнализировал всё настойчивее. Тихо выругавшись, Костик пошёл за ним к лестнице, снова осторожно обходя скрипучие доски.

Возле кабинета истории он услышал фразу Святослава Семёновича:

– Степан Игоревич, я уже понял, что в душе вы тоже ещё мальчишка, поэтому вам с ними так и весело. Но в первую-то очередь вы всё-таки педагог, а такое себе позволяете…

Интересно, не про его ли скандал на уроке шла речь?

Когда Костик спустился вниз, Янус нервно пританцовывал на крыльце. У него жутко дрожали руки, просто ходуном ходили, и лицо всё ещё оставалось мертвенно-бледным.

– Антох, с тобой точно всё в порядке? – Решил спросить Костик.

– Слышь, Костян, – почему-то прошептал Янус. – Давай так. Ты меня у историка не видал, а я тебя в упор не видел у директорской двери. Идёт?

Костик почесал нос. Вообще-то, ему скрывать было нечего, он с запиской шёл. Поэтому он сначала спросил:

– А что в кульке-то?

Глаза у Януса забегали в разные стороны почти как у хамелеона, а верхняя губа задёргалась.

– Никому не скажешь?

Костик замотал головой и провёл большим пальцем вдоль шеи – это было в интернате чем-то вроде клятвы, гарантирующей молчание. Тогда Янус вытащил кулёк и аккуратно развернул, при этом из кармана у него высунулся уголок тысячной купюры, но Костик сделал вид, что не заметил.

– Это семена!.. – заговорщицким тоном прошептал он.

– А тебе зачем? – удивился Костик. – У вас вроде и дачи нет.

– Не знаю, захотелось… Для мамки… А то она болеет.

– А где растить будешь?

– В ящике, на балконе, – Янус улыбнулся бледными губами, у Костика от этого почему-то по спине пробежал холодок. – Только не говори никому.

– Спёр что ли? – спросил тогда Костик.

– Нет, – замотал головой Янус, – Степан Игоревич дал, сказал красивые, маме точно понравятся.

– А у него-то откуда семена?

– Он тоже любит их сажать, хобби у него такое. Только не говори никому, он так просил. – Жалобно повторил Янус. – Короче, не видели мы друг друга, идёт?

– Лады, – пожал плечами Костик.

Янус будто только этого и ждал, быстро развернулся и поковылял куда-то за хозяйственные постройки. Наверно пошёл прятать кулёк, чтобы мальчишки не смеялись. Костик покрутил пальцем у виска и зашагал к лавочке под старой липой, собираясь вернуться с запиской чуть позже.

Лавочка приятно прогрелась, даже несмотря на спрятавшееся в облаках солнце. Мимо с громким жужжанием пронёсся пушистый шмель, и Костик испуганно отшатнулся. Заулыбался довольный теплом и набирающей силу зеленью. Буквально неделю назад на липах во дворе набухли почки, а уже сегодня множество молоденьких светло-зелёных листочков легонько шелестели на ветру, всем своим видом показывая, что лето совсем-совсем близко. На лужайке ярко выделялись несколько десятков розовых цветочных шариков, ещё утром их было раза в два меньше, видимо и они радовались теплу.

За воротами загудел поезд, останавливаясь возле интерната. Поезд в Колцовске был особенный, с виду он больше походил на рельсовый автобус, голубой, изящный, с белой полосой вдоль окошек, но бегал он по токопроводу как электричка, и давал переливчатый звонок совсем как трамвай. Жители называли его просто – поезд. Кабины машиниста находились у него с обеих сторон, и он мог ездить по кольцу и в одну, и в другую сторону, поэтому по чётным дням поезд ходил по часовой стрелке, а по нечётным – против.

За всё это время Костик видел поезд только зимой, сквозь голые ветви кустарника. А уже сейчас, в апреле, рельсы и остановка скрылись от ребячьих глаз за зелёной изгородью. Костик был уверен, что катался по кольцу много-много раз, но вот как выглядит вагон изнутри, вспомнить не мог. Интересно, а что ему нравилось больше всего? Сидеть в вагоне и смотреть, как мимо проплывают дома и деревья? Или слушать стук колёс и ощущать движение, как с ним происходит в лифте? А может Святослав Семёнович отпустит его разок прокатиться? Вспомнив про директора, Костик переключился на подслушанный разговор. Что же за странные вещи они обсуждали? Как бы узнать больше? Возможно, стоит всё-таки вернуться и войти в кабинет, тем более и повод с запиской всё ещё есть. И едва пришла эта мысль, как сзади кто-то спросил:

– А что ты тут делаешь?

Костик даже подпрыгнул, едва не свалившись с лавочки. Позади него откуда-то появился Ромка с бумажным пакетом в руке, от которого просто невероятно вкусно пахло копчёной рыбкой.