– Вся беда в том, что я, как и вы все, тоже из гражданского населения, поэтому знаю не больше вашего. Могу сказать только, что никакие слухи не рождаются на пустом месте.

– Значит и правда интернет и связь не восстанавливают, чтобы никто никуда не смог обратиться?

– Возможно.

– А мы можем что-то сделать? – спросил Головин.

Степан Игоревич как-то нервно усмехнулся.

– Давайте-ка пока займёмся историей, учёбу ещё никто не отменил, – он снова раскрыл журнал и прошёлся карандашом по ряду фамилий. – Итак, Мирских, надеюсь сегодня ты готов исправить оценку?

– Не готов, – не поворачивая головы от окна ответил Костик.

Он каждой клеточкой чувствовал, что историк сильно раздражён и ему надо на ком-то отыграться. А самый лучший способ – вызвать его к доске, засыпать каверзными вопросами и прийти к выводу, что он лентяй и неуч, неспособный разобраться в теме чуть глубже положенного.

– Я что-то не понял, Мирских, это что за неуважение такое? Тебя что, вставать не научили, когда с учителем разговариваешь? – Степан Игоревич говорил негромко, но в голосе его звенели стальные нотки. – Тебе не кажется, Мирских, что ты совсем обнаглел? Ходишь тут, больным прикидываешься, драки затеваешь, строишь из себя обиженного жизнью. Хорошенько так на жалость давишь, что даже в карцер не сажают, в отличии от остальных.

Костик, громыхнув стулом, резко вскочил, собрав на себе недоумённые взгляды одноклассников. А в нём снова клокотала ярость, как и в день дежурства. На него слово «жалость» действовало уже как красная тряпка на быка, и больше всего хотелось пойти прямо сейчас к директору и попросить запереть его в этом дурацком карцере на неделю, да хоть на месяц, на год, лишь бы не видеть этих рож: ни Жмота, ни ребят, обвиняющих его родителей в аварии, ни историка.

Он уже открыл было рот, собираясь высказать всё, что терзало его тринадцатилетнюю душу, но вспомнил обещание, данное Святославу Семёновичу. Это, конечно, не драка, но всё же. Костик дёрнул портфель с крючка, и, оставив учебник истории лежать раскрытым на парте, направился к выходу.

– Мирских, ну-ка вернись на место! – крикнул вслед Степан Игоревич. – Я тебя не отпускал! Тебе с оценками проблем мало?

– Да идите вы…, – тихо проговорил Костик и аккуратно прикрыл за собой дверь.

На улице царила прохлада: солнце скрылось за дымчатой пеленой, подул приятный ветерок. Тихонько прошмыгнув к торцу школьного корпуса, Костик уселся на ступеньку запасного выхода – здесь его никто не смог бы увидеть в окно. Возле крыльца рос одинокий розовый цветочек. Костик попытался сорвать его, но стебель ни в какую не поддавался, только чуть растягивался, словно цветок рос на резиновом шнурке. Тогда Костик провёл пальцем по бутону, тот оказался гладким и прохладным наощупь, будто металлический шарик от подшипника. Несмотря на то что цветок ещё не распустился, он уже испускал сладковатый, похожий на ванильный, аромат.

Вдруг в спину ткнулось что-то мягкое, заставив Костика ойкнуть и вскочить. Позади него на крыльце, обернув хвостом лапы, сидела дымчато-серая кошка с ярко-оранжевыми глазами. Она совершенно не отреагировала на его испуг, подошла и принялась тереться о ноги, звонко мурлыча. Костик уселся обратно на ступеньку и принялся гладить кошку, приговаривая:

– Откуда же ты взялась? Сроду в Кольцовске про бродячих животных никто не говорил. Какая ты красивая, пушистая, мягкая!..

Кошка спустилась с крыльца, понюхала бутон и чихнула. А потом повалилась на траву и принялась перекатываться с боку на бок, потягивая передними лапами.

– Кыса, – продолжал приговаривать Костик, почёсывая кошку за ухом. – Ты такая хорошая. Интересно как тебя зовут? Мурка? Маркиза? Василиса? Или нет, постой, – в висок будто кольнуло острой иголочкой, – Марта, тебя зовут Марта.

Кошка мявкнула, едва Костик произнёс это имя. Встала, стряхнула налипшие травинки и деловито зашагала в сторону прачечной, – там сбоку имелся довольно широкий лаз, ведущий в подвал, скорее всего там кошка и пряталась.

– Марта, постой! Не уходи! – крикнул ей вслед Костик.

Но кошка лишь повернула голову, снова мявкнула, а потом вприпрыжку ускакала через лужайку.

– Марта, кошка Марта. – Снова повторил Костик.

Но кроме имени ничего на ум не приходило, зато жутко разболелась голова и захотелось спать. Прогулять уроки и не получить нагоняя можно было лишь одним способом – пойти в медпункт за справкой.

В приёмной медпункта царила прохлада: часть здания, в котором он располагался, всегда находилась в тени громадных лип. Даже несмотря на едва проклюнувшиеся нежно-зелёные листочки, перепутанные толстые и тонкие ветви не пропускали солнечного света к кирпичной стене.

Костик робко постучал в дверь с нарисованным красным крестом.

– Войдите! – тут же раздался голос медсестры.

Едва он переступил порог, как она вскочила из-за стола:

– Мирских, что случилось? Ты бледный такой. Живот болит? Тошнит?

– Голова очень сильно болит, честное слово, – почти шёпотом ответил Костик.

– Да я верю, верю. Ну-ка садись, померь температуру. Диана Матвеевна в аптеку уехала за лекарствами, но мы с тобой сейчас что-нибудь придумаем. – Медсестра протянула градусник и указала Костику на кушетку.

Он сел и привалился к прохладной плиточной стене спиной, жалея, что не может прижаться к ней ещё и лбом. Прикрыв глаза, Костик снова мысленно произнёс кличку кошки. Он представил, какая у неё мягкая шёрстка, как звонко она мурлычет, как величественно тянется и выпускает коготки. Он точно гладил эту кошку раньше, и не один раз. Вот только когда и где? От напряжения в виски снова воткнулись колючие иголочки, и Костик непроизвольно застонал.

– Может нам с тобой скорую вызвать? – тут же послышался взволнованный голос медсестры. – Ты вообще как спишь по ночам? Кошмары не мучают?

– Вчера плохо спал, уснуть долго не мог, – ответил Костик, не открывая глаз. – Давайте не будем скорую, я правда спать очень хочу.

– Давай-ка градусник.

Костик вытащил термометр и протянул медсестре.

– Ничего себе, – с удивлением произнесла она. – Тридцать пять и шесть. У тебя явно упадок сил.

Она подошла к шкафчику, вытащила из банки белую круглую таблетку и протянула Костику со стаканом воды.

– Вот, это от головной боли. Сейчас я тебе напишу записку, ты отоспись сначала, а потом отнесёшь Святославу Семёновичу. Хорошо?

Костик кивнул.

– Но если вдруг почувствуешь себя хоть немного хуже, пришли кого-нибудь из ребят. Скоро Диана Матвеевна вернётся, она тебя посмотрит. Ладно?

Костик кивнул ещё раз.

До спального корпуса он еле-еле добрёл. Хотел воспользоваться лифтом, но на решётке висел замок, видимо дежурные уже помыли полы и ушли. До самого третьего этажа Костика не покидало ощущение, будто к его лодыжкам привязали гантели. Но мимо комнаты воспитателей всё равно пришлось идти на цыпочках: там кто-то тихонько разговаривал. Прислушавшись как следует, Костик узнал голоса Стеллы и Елизаветы. Это было очень-очень странно: во-первых, они вообще между собой дружбы не водили, а во-вторых, в это время они должны были находиться на уроках. К сожалению, ни одного слова Костик разобрать не смог, поэтому тихонько прокрался в спальную комнату, аккуратно прикрыл дверь и, скинув кроссовки, калачиком свернулся поверх одеяла.

Почти сразу его окружил привычный мрак бездны, обещающий долгий полёт, спокойный и умиротворяющий. Но в этот раз падение прервала вынырнувшая из ниоткуда дымчатая кошка. Она уселась прямо в воздухе, обвив передние лапы длинным пушистым хвостом, кончик которого едва заметно подрагивал, и уставилась на Костика оранжевым немигающим взглядом.

– Марта, – беззвучно позвал он.

Кошка прямо в полёте поднялась на все четыре лапы, потянулась и сладко зевнула, продемонстрировав четыре острых клыка. А потом резко подобралась и сиганула вверх. Задними лапами она будто сдвинула часть пространства и в вышине переливчато замигали тысячи звёзд. Костик продолжал лететь, а ярких точек становилось всё больше и больше, слева они мерцали на светлом поясе Млечного пути, справа раскручивались спиралью, прямо над головой сияла самая громадная звезда. Может быть Полярная?