Сделав эти выводы, Настя на глазах просияла от удовольствия. Зрачки её расширились, как у кошки и дыхание участилось. Такая удача улыбалась редким археологам.

− Людмила Рашидовна, вы понимаете, что это сенсация? Мне нужно обязательно ехать туда, − уверенно заявила Настя. – Я соберу группу археологов и поеду на поиски клада. А если не найду клад, то точно наберу материал, которого хватит и для докторской диссертации.

Мечтательно потирая пальчики рук, Настя стала ходить по кафедре взад и вперёд, начиная продумывать все детали предстоящей поездки. Воодушевлённая подлинностью кладовой записи, она была уверена, что и Людмила Рашидовна разделяет её энтузиазм, и тут же предложила ехать вместе.

− Куда? – растерялась вдруг та.

− Как куда? – удивилась Настя. – В Крым, конечно же, в экспедицию.

− Нет! – категорично отказалась Людмила Рашидовна. – Никогда. Я занята… я не могу. И тебе не советую. Пустая это затея, только время потеряешь.

Настя в полном одиночестве шла по морскому берегу. Впереди показались фигуры археологов. Солнце светило прямо в глаза, заставляя жмуриться.

Настя пребывала в очень хорошем настроении, ведь она так давно хотела приехать сюда, в Крым, и не важно, что из всей археологической группы она знала только одного человека – свою мать Ольгу.

А Ольга не обращала на неё никакого внимания, будто Насти и вовсе нет. Наверное всё дело в том, что Ольга настолько энергично руководит раскопками, что ей нет никакого дела до посторонних. А вот на супруга, такого же археолога, судя по взгляду, у неё есть время всегда. Насте радостно было смотреть, как Ольга нежно обнимала его.

− Я уверена, «Чёрный принц» здесь, Олег. Мы в одном шаге от того, чтобы поднять его, − сказала Ольга супругу, и Настя услышала эти слова.

Насте неожиданно сделалось очень тепло на душе от голоса матери. Ей хотелось слушать этот голос бесконечно. И от присутствия родного отца рядом тоже заколотилось сердце. Вот только разглядеть его лицо никак не удавалось, солнце продолжало слепить глаза.

Вот рядом зашумели подъёмные краны, опуская в воду свои громадные крюки для того, чтобы подцепить сундуки с кладом и поднять на поверхность. Следом за огромными клешнями кранов, к морю пошлёпали четыре аквалангиста. Им предстояло погрузиться в его пучину, чтобы подплыть к затонувшему в далёком 1854 году английскому паровому фрегату и заглянуть в трюмы, которые, по легенде, заполнены золотом.

Но сорвавшийся, откуда не возьмись ураган, стал угрожать этим планам. С моря покатили высокие волны. Башни кранов накренились, и казалось, вот-вот рухнут.

− Мам, останови погружение! – закричала Настя. – Останови их!

Но Ольга не слышала её и продолжала наблюдать, как аквалангисты заходят в бурлящее море.

− Мама, остановись! – захрипела Настя. – Мама! – крикнула она, проснувшись.

Настя потёрла костяшками пальцев глаза и посмотрела на часы. Стрелки показывали одиннадцать. Встав с кровати, она подошла к туалетному столику и посмотрела на стоящую на нём фотографию. Из рамки, украшенной рубинами на неё смотрела платиновая блондинка с короткой стрижкой, нежная, хрупкая, но даже через фотографию в ней чувствовалась сила, темперамент, скрытый огонь внутри.

«Мама», − сказала про себя Настя и ласково улыбнулась.

Настя часто выдела мать во снах. И сны эти всегда были такие ясные, будто на машине времени возвращали в прошлое.

Много лет назад, когда Настя была ещё студенткой, подруга затащила её к гадалке, и та, с одного взгляда, заявила, что у Насти есть особый дар и приходит он во снах. Можно было бы и посмеяться над словами чудаковатой старухи, но ведь Насте и в самом деле открывались многие тайны через сны. Например: что подруга написала в сообщении мальчишке, в которого влюблена или в какой последовательности преподаватель разложит экзаменационные билеты на столе. Так почему бы не поверить и в то, что сегодняшний сон открыл тайну родителей?

И взяв фотографию матери, Настя вышла из комнаты.

Настя уже сорок минут ждала Феликса в ресторане Ladurée à-la Russe, кутаясь в белое пальто, надетое поверх кружевного платья. В Москве Настя постоянно мёрзла, ведь тут в ноябре уже зима, а в марте ещё не весна.

«Поскорее бы в Крым», − думала она про себя.

Когда Феликс, наконец, появился, кофе Насти уже совершенно остыл, а от разноцветных пирожных макарон рябило в глазах.

− Прости, зайчонок, − поцеловал Феликс Настю, дыхнув перегаром. – Я немного опоздал. Ты что, подстриглась?

На Феликса смотрела не длинноволосая брюнетка, а платиновая блондинка с короткой стрижкой.

− Зачем? – удивился он.

− Похожа? – спросила Настя, показав фотографию матери.

− Да. Правда похожа.

Удовлетворённая ответом Феликса, Настя обаятельно улыбнулась.

− А ты как всегда опоздал, и как всегда не трезв, − нахмурила она густые брови, пытаясь, как следует, разозлиться на Феликса. Но влюблённая по уши, не смогла. – Спал до обеда после ночной тусовки? Между прочим, если папа Саша узнает, что это ты таскаешь Пашку по барам и накачиваешь до потери пульса, тебе конец.

− Ага, тоже мне. Ваш Пашка сам кого хочешь накачает, ему стоит только добраться до барной стойки, так сразу такой движ начинается, − глядя в меню, ухмыльнулся Феликс.

− Короче, я познакомила тебя с Пашкой, чтобы ты повозил его по московским достопримечательностям, он ведь сто лет здесь не был, а не для вот этого всего.

− А я что делаю? Я и показываю ему достопримечательности ночной Москвы, − подмигнул Феликс Насте.

− Дурак, − улыбнулась она ему в ответ. – Так почему ты опоздал?

− А, да. Слушай, я был в ЦУМе, там такие классные кроссы нашёл, мерчевые, и, представляешь, блин, карту свою где-то посеял.

− Ну, понятно, − вздохнула Настя. – Сколько?

− Двести.

− Хм.

− Ну, зайчонок, ты что, хочешь, чтобы я в пале ходил?

− Ладно, переведу.

− Как обычно, − обратился Феликс к официанту, отдавая меню.

− Что? − переспросила Настя.

− Да я верну, просто сейчас как-то с работой не клеится.

− Действительно, всё как обычно, − иронично ответила Настя.

− Знаешь, сейчас не так уж и просто найти работу. Тебе и твоему папе Саше этого не понять.

− Вот только не надо про папу Сашу, − разозлилась Настя.

− Да ладно, знаю я, что он меня вечно шеймит. Я же не такой богатый, как он.

− Он тоже не всегда был таким богатым. Просто надо с чего-то начать и ступень за ступенью идти к своей цели.

− Ладно, братца своего поучи.

− Какого братца? – не поняла Настя.

− Пашку, какого ещё?

− Да вообще-то он мне не брат, − задумалась она. – Я его и видела-то урывками. Когда папа Саша забрал меня из детдома, он был уже разведён с Пашкиной мамой, и жил отдельно от них. А потом, когда появилась возможность, он отправил Пашку учиться в Лондон и с тех пор, до этого года, я его ни разу не видела.

− Слушай, а почему ты своего приёмного отца всегда называешь папа Саша, а не просто папа?

− Наверное, потому что, когда он удочерил меня, мне было уже семь лет, и я прекрасно понимала, что он мне не родной отец, хотя, я люблю его как родного. Скорее всего, отсюда это обращение как-то само собой и появилось.

− А родители твои, когда погибли?

− В девяносто первом. Мне тогда ещё и года не было.

− В экспедиции?

− Да, в Крыму. Им тогда было по тридцать два года, как мне сейчас. Маме вроде удалось тогда установить точные координаты затопления фрегата «Чёрный принц». Эта находка стала бы настоящей сенсацией для всего мира. Но при подъёме все члены экспедиции погибли.

− А, правда, что в гибели группы, посмертно, обвинили твою мать?

− Да. Это было проще всего, обвинить погибшего руководителя экспедиции. Что произошло на самом деле, никто и не хотел выяснять. Я в это не верю. Мама ни в чём не виновата, я уверена. Я запрашивала её дело в архиве, там всё шито белыми нитками, так уж это дело в суде торопились закрыть. Но я обязательно добьюсь его пересмотра, добьюсь справедливости. Главное найти хоть одного свидетеля, который дал бы показания.