Ночами, несколько смен, я не заходил с обходом на щит в котлотурбинный цех. Инспектировал цех топливоподачи и химический. Наблюдал как разгружаются эшелоны с углём, ведь топливо нашей станции – уголь. Дней через десять заглянул в вотчину Матвеева. Удивился. Ни его самого, ни ещё трех его «игроков» на месте не оказалось. На мой немой вопрос, старший оператор турбинного зала, Федя Пыжов, ответил – Видимо, где – то в цеху. Ни в котельном, ни в турбинном цехах я их не обнаружил. Три недели поисков по ночам. Наконец, мне пришла идея проверить маслонасосную станцию. Она находилась на самом отшибе территории, такая мини «Чукотка». Окошко, в приземистом одноэтажном здании было занавешено. Это укрепило мои подозрения. Открыв ногою дверь, я ворвался в маленькое помещение, где рокотал один из двух огромных насосов. За вторым, стоящим в резерве, я их и обнаружил. Пока они играли, две мотористки, готовили им чай. В два прыжка я оказался у ящика накрытого газетой, где и происходила «баталия». Сгрёб добычу и снова пригласил Матвеева к себе в «гости». Теперь начальник смены котлотурбинного цеха не заставил себя ждать. Только меня уже на месте не было. Я отдал «улов» и распоряжение «маме Оле» и удалился. Теперь компромат составляли две колоды карт и серьёзная сумма наличных. Для Коли Матвеева дело «запахло керосином».
Время шло. Как обычно, я забирался в кузов машины под тент, возле заднего борта, там меня уже ждала Оленька Нещадимова. Она поменялась местами с мотористкой Катей и теперь сидела подле меня. Всю дорогу она, что-то мне рассказывала, пытаясь завладеть моим вниманием. Щебетала. Я был не преклонен, и бывало, резковато ей отвечал. Она дулась. И вот однажды летом, перед окончанием дневной смены, мне звонит начальник смены химического цеха Любовь Николаевна Воронцова и просит меня срочно подойти к бакам запаса подпиточной воды. Это два огромных резервуара более 1500 кубометров, высотой более десяти метров, куда поступает вода после установок водоподготовки и по мере работы расходуется на подпитку котлов или теплосети. Когда я подошёл, вокруг уже собрались зеваки. Наверху бака сидела, обняв коленки, Оленька Нещадимова. Любовь Николаевна ввела меня в курс дела – Ольга просит вас наверх или иначе спрыгнет вниз, на асфальт. Тут же находился её отец начальник смены цеха топливоподачи Сергей Петрович Нещадимов. Мы поздоровались – Сергей Петрович, я сейчас поднимусь, навещу вашу дочь и уверен, что спущу её на бренную землю. К вам будет большая просьба перевести её на работу в другую смену, так и до беды не далеко.
– Хорошо, Гарик, сделаю, только пусть спустится.
Я полез по ржавой лесенке на бак. Добравшись наверх, не стал взбираться на сам бак, чтобы не спугнуть Оленьку. Просто выставил свою голову над краем бака и радостно воскликнул – Привет! Милая, что же ты всё в кузове ко мне приставала. Станция большая, я регулярно совершаю обходы, бываю и в цехе топливоподачи. Надо было подкараулить меня, и мы бы обо всём договорились.
«Переговорщик» из меня ещё тот, я нёс всякую чепуху, которая в эту минуту, пришла в голову.
– Правда? – откликнулась Оленька. – Не обманываете?
– Сама посуди, в кузове наша смена, я только начал работу.
И всё в том же духе.
– Давай сегодня вечером на главной площади у фонтана в 19.00? Придёшь?
– Да, я буду обязательно!
– Значит до вечера!
С этими словами я протянул к ней руку и помог спуститься. Её отец тут же сгрёб беглянку в охапку и, не поблагодарив меня, увёл подальше от зевак. Больше я её не видел.
Прошло три месяца. Игрища прекратились. Все мои попытки поймать за руку Матвеева и его команду, не увенчались успехом. Вся смена котлотурбинного цеха по ночам была на своих рабочих местах. За это время ввели в строй третий котлоагрегат и третью самую мощную турбину Т-100/120–130–3. Поскольку станцию планировали расширять, то открыли ещё один тепловой щит по оперативному управлению второй очередью. К нему также был доступ из котельного цеха, через дверь. Второй со стороны машинного зала, где находились работающие турбоагрегаты. Мы их на сленге называли «машинами».
Мы все привыкли представлять кочегара или истопника котла парового отопления, например, как в фильме Павла Лунгина «Остров», где кочегара блистательно играет Петр Мамонов. Там герой орудует лопатой, кидая уголёк в топку. Котлы на ТЭЦ, это из другой оперы.
Что – бы не утомлять читателя и ему было понятно, что в реальности, представляет оборудование теплоэлектроцентрали, приведу только один пример. Котлоагрегат БКЗ – 420–140, Барнаульского котельного завода, это стальная конструкция высотой 49 метров, что сопоставимо с высотой двенадцати этажного жилого дома! Внутри сооружения гигантская топка. По высоте и по периметру топки, плотно одна к одной, уложены трубы, по которым циркулирует вода. Вода подогревается 6 огромными форсунками, в которые турбулентно, под давлением, вдувается угольная пыль или мазут. Вода нагревается и постепенно, по мере нагрева, горячая вода поднимается в барабан, который находится, на самой высокой отметке котла, где превращается в пар, который там перегревается там до t – 565 град С, при давлении почти в 140 атм. Толщина стенок барабана котла выполненного из высокопрочной высоколигированной стали составляет 12,0 см. Что бы понять, что это за температура и что это за давление расскажу, как происходит устранение аварии при пробое главного паропровода. От котла отходит главный паропровод, который приводит во вращении турбину и генератор. При пробое паропровода, раздаётся страшный грохот, который слышен за 15–20 километров от станции. Мы его наблюдаем по приборам, но реально его увидеть почти не возможно. При такой температуре и давлении, пар становится перегретым и его практически не видно. Что бы определить точное место аварии и не пострадать при этом, поступают следующим образом. Слесарь надевает кирзовые сапоги, ватные штаны и фуфайку, затыкает уши берушами, сверху надевает наушники и каску с подшлёмником, на руки толстые рукавицы. Берёт в руки длинныё шест и, выставив его перед собой, идёт вдоль главного паропровода. Как только шест отбросило ударом пара, это место и есть место аварии, его перекрывают задвижками. Бывает, что при такой аварии, из-за высокой степени потребления электроэнергии и тепла конечными потребителями, нельзя остановить котлоагрегат. Во время описываемых событий на весь огромный СССР было только два сварщика, которые могли заварить такой свищ при работающем паропроводе. Причём, как правило, отверстие пробоя редко превышало игольное ушко. За сварным мастером посылали самолёт и оперативно доставляли к месту аварии.
Азарт! Азарт всегда берёт своё. Я был уверен, что застукаю их. В одну из ночей, по прошествии трёх месяцев, я обнаружил, что Николай и его команда играют на новом тепловом щите управления котлотурбинного цеха. Моё неожиданное появление через дверь из котельного цеха, закончилась неудачей. Она открывалась только изнутри или ключом снаружи. Второй проход был со стороны машинного зала. Расстояние и стеклянная стена щита управления не позволяли мне подобраться незаметно. Две ночные смены я думал, как мне их накрыть. Наконец план был готов. Это была опасная афёра. Я притаранил из дома кирзачи, в которых работал студентом в стройотряде. Надел, ватные штаны, фуфайку, каску с подшлёмником и рукавицы, Лицо измазал сажей и прикрыл, на манер балаклавы, шарфом. Так ходили ребята из цеха топливоподачи при работающем конвейере, подающем уголь. Однажды, в ночную смену, рано утром, я забрался под кожух работающей турбины туда, где находятся впускные клапана высокого давления. Стоять под кожухом турбины было очень страшно. Даже не просто страшно, а страшно до жути. Слева за спиной, чуть выше уровня головы, мерно работал клапан высокого давления впуская пар, с температурой 565 град С и давлением 130 атм, из главного паропровода, в цилиндр высокого давления на лопатки турбины. Он работал с мерзким свистом, тоненьким таким змеиным свистом. Ощущение, скажу я вам, как в песне В.Высоцкого – И ужас режет души напополам! За моей спиной крутилась махина более 60 тонн весом, со скоростью 3 000 оборотов в минуту! Она передавала свою мощность на ротор генератора через муфту. Совокупность паровой турбины и турбогенератора именуется турбоагрегатом. За этим турбоагрегатом шла по пятам дурная слава. Хотя, конкретно, он был ни в чём не виноват. За десять дней до этого, мой начальник смены электрического цеха Вася Артемьев, заболел. Его подменил на три дня Саня Некрасов из другой смены. Мы его моментально полюбили. Балагур и весельчак, знавший множество анекдотов. Симпатичный, черноволосый парень с озорными зелёными глазами, 28 лет, окончивший наш университет. Поскольку турбоагрегат только накануне пустили в работу, а сделали это, как всегда, в авральном режиме, готовились встретить очередную праздничную дату, то при эксплуатации оказалось, что выходные короба высокого напряжения, которые идут от статора турбогенератора, строители забыли обнести ограждающей сеткой. На практике, эту зону, находящуюся под высоким напряжением обносят стальной сеткой, поверх которой укладывают асбоцементные плиты. Сетки не было. Что бы, никто не влез сверху и не провалился, на незащищённые от обрушения короба, Саня Некрасов пошёл вывешивать таблички «Стой! Высокое напряжение!». Короба, это три полых медных фазы А-В-С трёхфазного тока, большого сечения, высокого напряжения 10,5 Кв, которые выходят из здания машинного зала и идут на трансформатор распределительного устройства. Когда он влез наверх и пошёл по асбоцементным плитам они проломились, и он угодил в токосъёмную камеру генератора. Завыла сирена, турбоагрегат и котёл пошли в аварийном режиме на останов. Раздался страшный грохот, зашатались колонны стен машинного зала. Гидроудары главного паропровода. Ведь необходимо куда-то, срочно деть гигантское количество пара, котёл выдаёт его на гора 420 тонн в час! Почти война. Жуть! Я выскочил с главного щита и побежал к третьей машине, туда же бежал со своего рабочего места старший турбинист Федя Пыжов. В нос ударил сладковатый запах горелого человеческого мяса. Подбежав к турбогенератору, я трясущимися руками открыл замок на дверце токосъёмной камеры. На средней фазе «В» сидел как на коне обуглившийся чёрный человек. Точнее всё, что от него оставили гигантский ток и напряжение. С его ног, на бетонный пол, всё ещё стекало человеческое сало, образовав там большую лужу и распространяя жуткий запах. Даже каски не было. Она вплавилась в голову. Останки дымились. Меня замутило и вырвало. Федю вырвало тоже. Было ясно, что когда Саша провалился и оседлал фазу, произошло короткое замыкание на землю. В данный случай на бетонный пол. Была дневная смена. Примчались все, начиная от директора, главного инженера, начальников цехов, инспекторов по технике безопасности. Вопросы, вопросы, вопросы. Когда, все свидетели случившегося, были опрошены, объяснительные записки написаны и завершился предварительный этап расследования, мы с Федей Пыжовым по домам не поехали. Я послал «маму Олю» купить чего нибудь успокоительного. Она привезла три высоких красивых бутылки греческой «Метаксы». Спирос Метакса начал её производство в Афинах в 1888 году. Исторически напиток маркировался как «коньяк», затем как «бренди». Но сегодня он считается просто крепким алкогольным напитком. В те времена, как и любой импортный алкоголь, коньяк «Метакса» был дефицитным товаром. Где его раздобыла «мама Оля», за такой короткий срок, непонятно. С Федей мы устроились в комнате отдыха на главном щите управления. Мы были так потрясены случившимся, что пили коньяк гранёными стаканами как воду или чай, и по понятным причинам не закусывали. Мы в молчании выпили все три бутылки, и остались абсолютно трезвыми, только руки перестали дрожать. Такая вот приключилась история.
