Но у Судьбы свои правила и своя игра. Я тогда не мог даже предположить, что впереди нас ждёт пьеса под названием «Единственная Любовь» и мы её главные действующие лица.
Сейчас, от этих воспоминаний моя Душа совсем сникла и скукожилась.
Единственная. В полёт
Меж тем жернова Судьбы нашей встречи с «Финикийкой», так её я стал мысленно называть, крутились очень неспешно. Три года я отдал лечению туберкулёза. После лечения, я вернулся в родное гнездо и три года отработал на ТЭЦ-3 в Павлодаре. Наше времечко с Алёной бежало незаметно. Но, глаза «Финикийки» я забыть не мог.
Отработав три года, я со всем своим производственным «багажом» поступил в аспирантуру Алма-Атинского Энергетического Института в столице Казахстана красавице Алма-Ате, о чём упоминал в первой своей книге «Фрактал. Осколки». Ректору института и нашему научному руководителю было не до нас. Наша научно-исследовательская лаборатория плазменных процессов обосновалась в трёхэтажном особняке на краю города. Заведующий лабораторией, кандидат физико-математических наук, Слава Мусолин родился с серебряной ложкой во рту. Сын академика, и зять тестя член-корреспондента АН Казахской ССР, был баловнем судьбы. Любил он красивую жизнь и докторскую писать не хотел. Стимула не было. Гулял бедолага. Мы, аспиранты, были в свободном полёте. Время для меня наступило поистине фантастическое, феерическое, интересное и насыщенное. Свобода, это главное. Так и хочется сравнить с фильмом Гая Ричи «Карты, деньги два ствола». Применительно к нам, реальность звучала, так «карты, пьянки и девчонки». Но, от Судьбы не уйдёшь. От неё не отстанешь как от трамвая. А если отстанешь, она притормозит и обязательно тебя подхватит. Судьба меня схватила за шиворот через 6 долгих и трудных лет. Однажды вечером в моей съёмной квартире раздался звонок. Звонили родители проверить, как делает «домашнее задание» на ночь их сынуля.
Сегодня меня ждал сюрприз. Папа обрисовал ситуацию – Гарик, тебе надо срочно ехать в Москву, Улица Горького, дом 43, квартира 100 и передать личный пакет с документами Журову Ивану Михайловичу. Он попросил меня, его сформировать. Я это сделал. Пакет и телефон тебе передадут завтра. Три дня на сборы хватит? Конечно – Радостно отчеканил я.
«Финикийка», с её карамельными глазами, как живая, мгновенно нарисовались в моём воображении. Я не стал ждать три дня. Получив пакет и долгожданный телефон, я рванул в аэропорт. Сумка с вещами была готова заранее. Я приготовил небольшой сюрприз. Купив билет и дождавшись, когда посадка в самолёт практически заканчивалась, я зашёл в телефон-автомат и набрал номер.
Секунды тянулись как часы. После третьего гудка трубку сняла Алёна. Я представился.
– Я в курсе, что вы должны прилететь завтра. У неё был звонкий голос, почти как у матери, Элеоноры Семёновны, к которому я привык на лекциях.
– Во сколько вас ждать? У меня каникулы, а родители днями на работе.
– Нет, завтра с билетами проблема. Буду сегодня у вас к 17.30 часам.
Часовая разница между Москвой и Алма-Атой +3 часа. Самолёт вылетал в 10.30 утра местного времени, плюс 04.20 полёт, час на такси из Домодедово. Тут же куплю цветы. В итоге буду у дверей максимум в 12.30 по московскому времени. Я успел на посадку последним и был уверен, что Алёна не в курсе разницы во времени, а значить у меня будет возможность сделать маленький сюрприз.
Стройная стюардесса, в голубой форме «Аэрофлота» и такого же цвета пилотке, из под которой выбивалась обессвеченная перекисью, туго стянутая, «гуля» волос, предложила – Минеральная вода, лимонад, вино, водка, коньяк? Я попросил двойной коньяк и откинулся в комфортабельном кресле ИЛ – 18. В 1976 году это был самый надёжный самолёт в мире. Если отказывали три двигателя, он продолжал путь на последнем – четвёртом. Я устроился в конце лайнера, в самом маленьком, третьем салоне. Народ его не жаловал – очень сильно болтало. Я же предпочитал. Здесь практически не бывало пассажиров и у стюардессы можно выпросить дополнительную порцию «бухла». Однажды мне крупно повезло. Я оказался один. И когда симпатюлечка в голубой форме принесла мне выпивку, я предложил ей составить мне компанию. Сказал, что у меня день рождения. Очаровашка минуту была в сомнении, затем решилась. Она задернула матерчатые шторки салона и заколола их шпилькой для волос. Устроилась на соседнем кресле. Временем мы располагали. Всё закончилось страстным сексом на высоте 10 000 метров. Нас подогревало, что в любую минуту наша идиллия может быть нарушена. Кто-нибудь может войти. Перед посадкой поправляя форму, она чмокнула меня в щёку со словами – Звони, сладкий мой – сунула мне в карман бумажную салфетку с номером своего телефона. Вытащила из шторок салона наш замок – шпильку. И упорхнула. Да. Было дело…
Сейчас, я сделал пару глотков трёхзвёздочного грузинского и волнение улеглось. Включил мозги. Я не верил в такие совпадения. Иван Михайлович Журов стал заместителем министра союзного значения. У такого ранга руководителей есть фельдъегерская служба. Зачем, тогда сначала из Павлодара в Алма-Ату ко мне и затем я должен привезти пакет. Рассуждал я, включив логику. Значит, хотят видеть меня в первую очередь, а не пакет. Почему? Я откинул кресло и стал разматывать цепочку событий из прошлого…
У студентов была поговорка – «Сдал сопромат – влюбляйся. Сдал теоретическую механику – женись». Лекции по сопромату и термеху читала у нас Элеонора Семёновна. Но не под фамилией Журова. Служба КГБ настояла, что она как жена первого секретаря обкома партии должна, в целях безопасности, проходить в отделе кадров под девичьей фамилией. Поэтому только ректор и кадры знали, кто она на самом деле. С самой первой лекции я приглянулся Элеоноре Семёновне как смышлёный и трудолюбивый студент её трудного предмета. Она попросила меня пересесть с последней парты, где я обычно обитал, на первую. Я был этому не очень рад, так как, бывало, прогуливал лекции. Рокировка на первую парту лишила меня такой возможности на два года. Она была строгим преподавателем с глубоким знанием предмета. Прогульщиков воспринимала как не уважающих её предмет и её саму. В процессе лекций общалась со студентами онлайн, проверяя, как усваивают материал слушатели. Мой язык был подвешен как надо, предмет я уважал за сложность, поэтому мы часто с ней дискутировали, бывало и спорили. Со временем я стал её любимчиком.
Среди студентов была традиция, выяснять отношения или из-за девчонок, или за слово, сказанное не там и не в то время, из-за понтов, не по теме или ещё по какой-то причине. Ритуал был отработан студентами предыдущих поколений и строго соблюдался. Двое уходили в «бойцовский клуб» или лобное место, находившееся за институтскими гаражами. Действо проходило до слова – «Хватит». Как правило, всё заканчивалось минут за пятнадцать. Тяжёлых телесных было мало. Только если девчонку никто не хотел уступать или оскорбление было прилюдное. В тот злополучный день мы хоронили моего однокурсника Сашку Гнусина. Он поехал проведать бабку в деревню. Зима, холодно. Выпил. Он человек городской, забыл открыть на ночь заслонку в печке. Угорел. Так и нашли его утром сидящим на кровати со снятым ботинком в руке. Второй снять не сумел. Запаянный гроб мы провожали с железнодорожной станции. Водки не оказалось. Пили неразведенный спирт. Сестра Сани – врач. Она и принесла. Погрузили груз 300 в товарный вагон и поехали на вечер танцев в институт. Была суббота. У нас в ВУЗе по субботам часто танцы. При входе в главное здание института я с кем-то сцепился. Двинули за гаражи. Визави оказался парень, что надо. Вошли в раж. Успели мы приложиться друг к другу прилично. Хорошо сторож подбежал. Разнял, пригрозив деканом. Во время танцев, кроме дежурных из числа студентов следящих за порядком, обязательно присутствует старший преподаватель, как правило, доцент. В этот раз выпало осуществлять надзор Элеоноре Семёновне. Обычно эта женщина – эталон скромности и культуры, одевалась со вкусом, но не дорого. В это раз на ней было тёмно бордовое вечернее платье с небольшим декольте, едва открывающее её роскошную грудь. Слегка седеющие тёмно-каштановые волосы были красиво уложены. Лицо украшали очки в очень тонкой оправе. Вот на неё, к моему неудовольствию, я сразу натолкнулся. Под глазом у меня была отметина. Правый рукав джемпера надорван. Костяшки на пальцах рук сбиты. Правую руку я успел обмотать носовым платком. Я пытался спрятаться за спины стоящих вдоль стен ребят.
