После матча назначили разбор игры.

– Кто не хочет, может не оставаться, – сказал Чистяков, – но для тех, кто любит футбол и хочет играть, сейчас будет много полезного. Мы могли бы разобрать завтра, но лучше сейчас, пока вы помните всю игру.

Все остались. Разбор полётов был в зале, ещё пахнущем игрой, ещё как будто хранившем все звуки игры. Маша позвонила маме сказать, что задержится, но мама не взяла трубку. Маша оставила телефон в раздевалке, чтобы не отвлекаться. Плотникова сидела мрачнее тучи. Сонечка ёрзала на своём сиденье. Настасья Веселова и Настя Рыболовлева смотрели куда-то в разные стороны. Гера Головёнкин кому-то строчил сообщения в телефоне. Словом, со стороны могло показаться, что никому не нужно то, что говорят Мышкин и Чистяков.

– Я не понимаю, – сказал Мышкин, – вам что, неинтересно?

– Интересно, – ответили ему несколько голосов.

Им и правда было интересно. Просто они так слушали. Ольга Дмитриевна знала, что Сонечка всегда, когда слушает, болтает ногой и вертится, обе Насти отводят взгляд, чтобы не отвлекаться. А уж про Геру Головёнкина не только Сан Саныч, но и все знали, какой он уникум: может делать несколько дел одновременно. И конечно, переписка в телефоне не мешает ему слушать разбор игры. Хоть сейчас, хоть через два часа спроси, что говорил тренер, – расскажет.

Когда собрание закончилось, оказалось, что Машу Голубцову в раздевалке ждала мама.

– Ты откуда здесь? – спросила Маша.

– Почему на телефон не отвечаешь? – спросила мама. – Я звоню, звоню… Пришла узнать, что с тобой.

– Всё нормально, – сказала Маша, – просто оставила телефон в раздевалке. Тем более всё равно бы не ответила, у нас было собрание.

– Что на собрании?

– Разбор полётов. Меня хвалили.

Машу и правда похвалили и Чистяков, и Мышкин. Они сказали, что у неё отличная реакция и развитая интуиция – она бы взяла штрафной, если бы умела повыше прыгать. Для этого и нужны тренировки. Маша чуть не начала спорить, говорить, что ей совсем не хочется стоять в воротах, но смолчала – вспомнила сто приседаний.

Плотникова по-прежнему была хмурой и молчаливой. Она подошла к Машиной маме, спросила, можно ли снова у них переночевать.

– Как хорошо! – сказала Нина Васильевна. – А то мне сегодня допоздна работать, хоть вместе до дому дойдёте – фонари опять не горят.

– А можно мы на вокзал сходим? – спросила Маша.

– Нет, конечно, – сказала мама, – какой вокзал? А уроки?

– Всё равно не успеть с уроками, – проворчала Маша, – вечно эти уроки.

Мимо проходил Чистяков, услышал.

– Уроки необходимо учить, – вдруг сказал он, – это одно из условий областной сборной. У нас, кто не учится, в соревнованиях не участвует. Так вы Машина мама? – спросил он без всякого перехода. – Перспективная спортсменка.

– Спасибо, – сказала Нина Васильевна. – Она старается. Вы знаете, я хотела вас спросить: как живут в этой самой школе? Если Машу примут, я должна знать.

И они с Чистяковым вышли из раздевалки.

– Видишь? – сказала Маша Плотниковой. – Они не были знакомы. Ясно же видно.

– Ага, – ответила Плотникова, – видно. Пойдём, что ли.

– Чего такая грустная? – спросила Маша. – Дома что-то?

– Да папка никак не успокоится.

Девочки вышли на улицу, но не увидели Нину Васильевну. Оказывается, она не стала их ждать. Вместе с Чистяковым они шли по направлению к гостинице и разговаривали.

– Ничего себе, они уже ушманали! – сказала Плотникова.

Мама пришла поздно. Плотникова уже спала, и Маше пришлось очень тихо выходить из комнаты.

– Ты почему не спишь? – спросила шёпотом мама.

– Не спится, – тоже шёпотом сказала Маша. – Что он сказал?

– Кто?

– Чистяков-то.

– А, – сказала мама. – А ты уроки выучила?

– Ну мам!

– Заниматься, говорит, тебе надо. Перспективная, говорит, ты. И Плотникова твоя. И Гульнара. Где она, кстати?

– Её из-за меня не отпустят никуда. Ни в СДЮШОР, ни в сборную. И ещё неизвестно, разрешат ли вообще в футбол играть.

– Почему из-за тебя?

– Она шишку из-за меня получила. И её папу эта шишка как раз и доконала, он её не пускает теперь. Говорит, пока Чистяков не уедет, не пустит. А дальше посмотрит.

– Как жаль, – и мама замолчала. Потом сказала: – Но это не из-за тебя, я думаю, просто у Гули такой папа. Он считает, что футбол – не женское дело.

– А шишка?

– Шишка из-за тебя.

Маша помолчала тоже, а потом спросила:

– Мам, а ты его знала раньше? Когда в школе училась или там после.

– Знаешь, совершенно его не помню, вот совершенно, хоть мы из одной школы. Мы кучу общих знакомых нашли – а друг друга не помним. Он ведь всего на три года старше меня, представляешь?

– А выглядит, будто на все десять. Или пятнадцать даже.

– Правда?

Они снова замолчали.

– А давай чаю с молоком попьём! – предложила мама и поставила чайник. – Я замёрзла что-то.

Маша стала доставать кружки из сушилки для посуды, загрохотала. Вышла из комнаты Плотникова, завёрнутая в одеяло.

– Чего это вы? – спросила.

– Чай будем пить, – ответила мама, она всё ещё шептала, хотя уже никто не спал, можно было как следует разговаривать, – давай с нами.

– Чего он сказал? – спросила Плотникова, когда уселась за стол.

– Да, говорит, вы обе перспективные очень и вам надо заниматься дальше. Лучше всего в СДЮШОР.

– О, хорошо бы. А вы Машу отпустите? Вдвоём-то всяко лучше.

– Я отпущу. Но как папа скажет, не знаю.

– А вы его не помните? – спросила Плотникова.

– Папу?

– Чистякова, – сказала Плотникова, – вы же в одной школе учились. Или, может, потом встретились?

– Вот только сейчас, когда он приехал. А так – я его совсем не помню. Он на три года меня старше. Может быть, папа с ним знаком? Всё-таки ровесники. Хоть и из разных школ.

– Это не из-за вас у него травма? – спросила Плотникова.

– Из-за меня? Почему из-за меня?

– Нам вчера бабушка с дедушкой рассказали, что за тобой какой-то спортсмен ухаживал, – сказала Маша. – Пытался. А папа его так отделал, что он из спорта ушёл.

– Ох, – сказала мама, – ну и придумали. Ухаживал! Ушёл из спорта! Он не спортсмен был, просто лыжи очень любил. И он не ухаживал, мы с ним книжками обменивались, чтобы не покупать. Однажды Игорь приехал, а ко мне как раз Демьян пришёл. И папа, да, с ним поговорил, чуть не подрался, я не разрешила.

– Демьян? Ну и имя, – сказала Плотникова. – На областном канале такой есть ведущий передачи. Про спорт как раз.

– Вот! Он и есть, – сказала мама. – Как видите, жив и здоров. И не покалечен.

– Так, значит, это не из-за папы он хромает? Чистяков, – спросила Маша.

– Нет, конечно. Эх, вот и хочется, чтобы ты уехала, чтобы занималась футболом, а как подумаешь: столько придётся заниматься. И правда, столько травм бывает, здоровье убивается. Ты-то как хочешь?

– Я – поехать. Хотя, если не поеду, может, и ничего. Не знаю. Бабушка с дедушкой тоже говорят, что спорт калечит.

– Я бы точно поехала! – сказала Плотникова и швыркнула чаем.

Папа Маши Голубцовой не любит сообщать о том, когда приедет. Конечно, мама с Машей примерно представляют себе, что папа вернётся через месяц или иногда полтора, но точной даты не знают. И папа почти никогда накануне не звонит им, не предупреждает о приезде.

– Это он нас проверяет, – однажды сказала мама.

– А что нас проверять? – спросила Маша.

– Ну, например, дома мы или нет.

– Интересно, а куда мы можем деться? – спросила Маша. Мама не ответила, пожала плечами.

Папа вернулся в четверг утром, когда все ещё спали. Открыл дверь своим ключом, вошёл в квартиру. И сразу же, с дорожной сумкой на плече, направился на кухню – ставить чайник. Мама услышала, встала.