— Ладно, ладно, — Дэйн улыбнулся, — все уже готово.

Они вынесли всю деревянно-веревочную конструкцию на открытую площадку и аккуратно разложили, чтобы не спутать.

— Вот эта часть для головы, — начал Дэйн и услышал за спиной уже знакомый звук превращения.

Дэйн обернулся, и у него мгновенно перехватило дыхание — перед ним стоял дракон, а к этому зрелищу невозможно было привыкнуть. Огромный белоснежный ящер возвышался, словно гора, покрытая снегом. Он не двигался, и Дэйн даже так отчего-то понимал его. Дракон боялся напугать своим видом и покорно ждал. Дэйн улыбнулся и протянул вперед руку.

Только тогда дракон осторожно приблизился, склонив голову.

Дэйн осторожно коснулся белой плотной чешуи, погладил место между глазами. Теперь казалось абсурдным, что когда-то дракон представлялся страшным или опасным. Сейчас, несмотря на весь огромный рост, он казался уязвимым и хрупким в своем полном доверии.

Огромные лиловые глаза светились теплотой, такой искренней, что Дэйн не смог долго смотреть, будто это было солнце. Он уткнулся лбом в холодную чешую.

— Ты… потрясающий, — произнес Дэйн.

Дракон тряхнул головой и фыркнул. Отстранился от Дэйна и торопливо пошел туда, где лежало «седло». Дэйн поспешил на помощь, пока ящер не спутал все.

Весь процесс походил на подготовку лошади, разве что из-за размера и необычного устройства более сложную.

— Готово, — объявил Дэйн. — Тебе как, удобно?

Дракон моргнул и склонил свое крыло и лапу, давая возможность взобраться. Дэйн залез в закрепляющие веревки и проверил все несколько раз.

— Вроде, крепко.

Дракон обернулся, и, хотя выражать эмоции в этой форме дракону было сложнее, Дэйн был уверен, что его взгляд означал недовольное:

«Что значит «вроде»?»

Дэйн рассмеялся, ободряюще постучал по спине.

— Все будет хорошо.

Дракон взметнул крыльями, потом еще. Дэйн вцепился в проходящую под руками веревку, а когда они взмыли в воздух — зажмурился. Ветер хлестал так, что порой трудно было сделать вдох, это все мало походило на приятную прогулку. Дэйн подумал, что зря они не обговорили какой-то сигнал о возвращении, неизвестно, сколько дракону захочется летать.

— Ветер! — крикнул Дэйн, но его голос исчез в потоке воздуха, даже себя он не слышал. Дэйн рискнул открыть глаза, но не увидел ничего кроме широкой драконьей спины.

Уже практически разочаровавшись, Дэйн почувствовал, как левое крыло поднимается вверх, а правое — вниз. Туловище дракона перекрыло поток воздуха, и Дэйн смог открыть глаза. Теперь ему открывался вид на остров. Замок казался крошечным, и больше напоминал искусно сделанную игрушку.

Дэйн вцепился в веревку, его сердце застучало как бешеное, от вида высоты, но восхищение, ни с чем несравнимое, наполнило его, прокатилось по телу и вырвалось радостным воплем.

Дракон повернул голову, и Дэйну показалось, что тот улыбается.

Медленно по спирали они стали спускаться, одно крыло по-прежнему возвышалось, давая Дэйну возможность смотреть, и тот уже думал, что так они и спустятся вниз, но Дракон вдруг сорвался вверх, а затем резко кувыркнулся назад, рисуя собой в воздухе петлю. Дэйн заорал снова, уже от ужаса, вцепившись в веревку.

Мгновенье спустя, они вернулись в первоначальное положение. Дэйн торопливо вдохнул, крепче вцепившись в веревку вспотевшими ладонями. Страх прокатился волной, а затем его сменил острый восторг.

Дракон снова посмотрел на него. На этот раз Дэйн разглядел в его взгляде вопрос. Дэйн улыбнулся и несмело кивнул. Дракон снова взмыл, сделав петлю, но на этот раз Дэйну было не страшно. Его будоражило это чувство, нравился ветер и то, как мир переворачивается вокруг.

Через три таких оборота дракон снова полетел спокойно. Дэйн смотрел на открывавшийся вид, дышал глубоко, его как волны в море, накрывало восторгом.

Дэйн уткнулся головой в драконью спину. Никогда еще прежде Дэйн не чувствовал себя так хорошо, так спокойно.

Так счастливо.

Радость вдруг сменилась печалью. Он взглянул на дракона, и мысль, удивившая его самого, вдруг прорезала сознание.

— Я так не хочу оставлять тебя здесь одного… — шепнул Дэйн в чешую, зная, что его не услышат.

Когда они оказались на земле, уже начинало темнеть. Голова у Дэйна кружилась, но в глазах сияли искры радости. Пришла его очередь захлебываться словами, пытаясь передать всю гамму восторга.

Дракон, в своей уже человеческой форме, наблюдал за ним с робкой улыбкой.

— Рад, что тебе понравилось, — сказал он тепло.

— А тебе?

Дракон улыбнулся еще шире.

«Действительно, — подумал Дэйн, — все же и так очевидно».

Они вошли внутрь замка, и пока шли по коридору к столовой, чтобы приготовить ужин, Дэйн не мог отделаться от ощущения, словно что-то изменилось. А все мрачнеющее лицо дракона, подсказывало, что изменилось что-то не в лучшую сторону.

— Не пойму, в чем дело, — поделился Дэйн.

— Стало светлее, — дракон кивнул на потолок. Сверху, подобно паутине и, не обращая внимания на стены, расползались золотые нити проклятия. — Оно набирает силу.

— Замечательно, — Дэйн положил руку дракону на плечо и ободряюще сжал. — Не нужно будет тратить свечи.

Дракон кивнул, и даже выдавил улыбку, хотя тому было совсем невесело. А Дэйн не стал давить, позволив дракону натянуть свою привычную маску.

С того дня дракон растерял приобретенный с таким трудом покой. Нити продолжали расти, охватывая все больше коридоров.

При виде этих золотых нитей, которые в первый день очаровывали, сейчас внутри Дэйна образовывалась холодная пугающая пустота. Словно голос, зовущий из самой тьмы глубокой пещеры. Голос неизбежной смерти.

Дэйн однако, успешно гнал от себя эти мысли, в отличие от дракона. Его вид становился все изможденнее, прямой стан подгибался, улыбка все реже появлялась на его лице. Пару раз Дэйн замечал, как ящер почти с ненавистью шарахается от золотых прожилок, уже спустившихся до уровня их роста. Стало очевидно, почему тот выбрал свою спальню. Не только из-за балкона, откуда удобно взлетать в драконьей форме, но и потому, что ненавистные нити туда не дотягивались.

Но все это были минуты, когда Дракон не знал, что на него смотрят. В остальное время он упорно делал вид, что все хорошо и пытался, как мог, наполнить дни Дэйна радостью. И чем больше пытался, тем больше, казалось, сходил с ума.

Как бы им не хотелось замедлить ход времени, оно неумолимо шло. До дня, о котором никто не хотел говорить, осталась одна ночь, и Дэйн не мог заснуть. Он винил в этом настырные всепроникающие золотые прожилки, от которых нигде не было спасения, и которые, в отличие от свечей, нельзя было погасить, но на самом деле все его мыслям были о драконе.

За ужином тому стало совсем невыносимо, и Дэйн не знал, как помочь, какие слова найти, чтобы утешить.

Дэйн выбрался в коридор. Хотелось выбраться, подышать ночной прохладой моря, но, не дойдя, он вдруг услышал мелодию. Настолько тихую, что поначалу Дэйн решил, что ему чудится.

Он пошел на звук. Постепенно он становился все громче, а золотые нити редели. И Дэйн был только рад, порой ему казалось, что они тянутся к нему и хотят поймать, словно мотылька.

Наконец Дэйн нашел источник звука. В просторной зале, без единого источника света, кроме того, что дарила светлая ночь, сидел дракон за инструментом.

Дракон играл рвано, трагично и больше бил по клавишам. Инструмент, уже старый и видимо не совсем сохранивший былую музыкальность, делал что мог, но мелодия выходила местами не стройной, хотя пальцы дракона виртуозно гуляли по клавишам.

Дракон плакал. Совершенно не сдерживаясь, не замечая ничего вокруг. И Дэйн сначала хотел оставить его, но одернул себя. Времени у них почти нет. Нет смысла тратить его так, по отдельности, в страданиях и раздумьях.

Обо всем, чем надо Дэйн уже подумал, а у дракона еще будет время его оплакать. Сейчас-то он жив.