Так должно быть. Это нормальный порядок вещей.

Наказание, искупление, прощение.

А то, что случилось с драконом… Дэйна вдруг охватило раздражение — ящер так и назвал своего имени. То, что случилось с драконом, ни наказание, ни искупление — это бесконечная пытка.

И все это — вина магии. Магии, в сплетении с чувствами. Магии, которая оказалась в руках слишком эмоционального, слишком эгоистичного владельца.

Сила, способная творить такое, не должна существовать. Но она существует. Дэйн пожелал вдруг очутиться в мире без магии, таком, где сила, справедливая, голая сила, подчинялась бы лишь своим законам, а не людям, чтобы никто не мог делать то, что сделала с драконом магия.

На следующее утро, дракон вновь появился за завтраком. Снова в накидке, легкой и струящейся, лиловой, что удачно подчеркивала глаза. Его страсть к красивой одежде теперь отзывалась в Дэйне теплотой. Дракон улыбнулся смущенно, словно спрашивая, не против ли Дэйн его присутствия здесь, и был в эту минуту, больше похож на верного доброго пса, чем на опасного ящера.

— Хочу, чтобы ты знал, — Дэйн удивился твердости собственного голоса. — Я не считаю себя жертвой. По крайней мере, не больше, чем тебя. — Прошлым вечером Дэйн не нашел в себе сил сказать это, и дракон просто ушел, оставив его одного осмыслять услышанное. — Мне жаль, что… что все так. Ты не заслужил этого.

Дракон долго не отвечал. Его волосы спали на лицо, заслонив глаза. Невозможно было понять, что они выражают. Но напряженная тонкая фигура выдавала волнение.

— Тогда давай, притворимся, что этого нет? — тихо произнес дракон. В просьбе звучало столько робкой надежды, что у Дэйна сжалось сердце. — Сделаем вид, что ты просто мой гость. Уже очень давно, — его голос надломился, стал едва слышным, — у меня не было просто гостей.

Дэйн улыбнулся. Ему вдруг стало легко, словно все это время на плечах лежал груз и теперь он исчез.

— Всегда хотелось побывать в замке в гостях.

Дни полетели, как радостные птицы теплой весной. Рука Дэйна хорошо заживала. Они больше не говорили о магии или проклятии. А Дэйн собирал в себе смелость принять то, что уготовили ему боги. Может, он и не избавит Великие острова от дракона, как хотел, но, по крайней мере, он спас сестру. А одна спасенная жизнь — тоже не мало. Так он гнал от себя тревогу и страх. И больше вглядывался в дракона.

Тот изменился. Из его движений исчезла напряженность и надломленность. И хотя раньше Дэйну казалось, что ее нет вовсе, теперь разница была для него очевидной. Его глаза искрились радостью, а улыбка все чаще и чаще была живой и настоящей. Чужое счастье отражалось в Дэйне, как в зеркале, и ему самому становилось на душе теплее и радостнее.

Дракон показал Дэйну все большие и маленькие чудеса острова, которые находил и собирал годами. Больше всего Дэйна впечатлила скала, целиком усеянная крупными разноцветными бабочками. Их было не меньше сотни, и каждая имела свой цвет.

— Почему их так много?

— Наверное, потому что птиц на острове почти не осталось…

«Из-за тумана, — тут же понял Дэйн. — Они улетали, а вернуться уже не могли».

— Кстати насчет полетов, — осторожно сказал Дэйн. Дракон заинтересовано взглянул на него. — Что ты думаешь на счет… Ну, — нужного слово в голове упорно не находилось.

— Хочешь полетать верхом на драконе? — Лиловые глаза загорелись азартом. — Я сам хотел предложить! Всегда было интересно попробовать.

— До этого никто не летал? — выпалил Дэйн. Это казалось ему невозможным. Но увидев, как померк взгляд дракона, пожалел, что не прикусил язык.

— Им было слишком страшно, — и торопливо добавил: — но я могу их понять.

Дэйн положил руку Дракону на плечо и осторожно сжал. Оно было хрупким, и тощим, таким, каким и должно быть у принца, подумал Дэйн. Его собственные плечи, закаленные тренировкой с мечами, были куда шире. Дэйн постарался вложить в этот жест все ободрение, которое только мог передать.

— Я не боюсь, — уверил он, лукаво сверкнув глазами. — Полетаем?

Следующие полчаса Дэйн слушал, как дракон едва ли не скороговоркой рассказывал, как долго придумывал и конструировал драконье седло. Его голос был полон энтузиазма, казалось, что он захлебывался словами. Дэйн слушал, не перебивая, больше наблюдая и впитывая чужой восторг, нежели действительно улавливая суть слов.

Дэйн восхищался. Будучи проклятым, запертым и отрезанным от мира, тот старался найти в этом небольшом отрезке времени возможность быть счастливым. Хоть на краткий миг, хоть ненадолго.

Старался найти утешение и радость в простых вещах, вроде вкусного завтрака и приятной погоды. Следом за восхищением пришла другая мысль, но разве не правильным путем это было… для каждой жизни?

Дэйн подумал о всех моментах, когда жизнь казалось ему чем-то… тяжким. Сейчас эти мысли казались ему смешными и горькими — но лишь немного. Жаль, что он понял, как хочет жить так поздно, когда времени осталось так мало. Хорошо, что он вообще это понял.

И понял бы, если бы не попал сюда?

Дэйн улыбнулся.

Дракон, заметив это, замолчал.

— Почему ты улыбаешься?

Дэйну показалось, что дракон был в искреннем недоумении. Словно его улыбка была чем-то диковинным, как перевернутая радуга.

— Я просто подумал, что рад нашей встречи.

— Что? — выдохнул дракон и, враз помрачнев, добавил: — Не пытайся, Дэйн… Искусственно вызвать… Чувства так не работают, поверь мне, не трать на это время.

— Я говорю искренне, — Дэйн не удивился. Дракон, после всего, что Дэйн узнал, больше не казался страшным, чужим, не понятным чудовищем. Даже сейчас все его мысли и страхи Дэйн понимал, словно видел их на полотне картины. Потому добавил, чтобы дракон не корил себя, не закапывал в ворохе вины: — Как еще я мог покататься верхом на драконе?

Дракон кивнул, но больше не говорил. В эту минуту казался дворовым псом, которого прежние хозяева не жаловали. Дракон словно боялся, что слова Дэйна были ложью, но хотел, чтобы были правдой.

Когда Дэйн наконец увидел «седло», то не удержался и прыснул от смеха.

— Что? — Дракон казался уязвленным. — Выглядит, конечно, не очень…

Шматы веревок, связанных, кое-как, абсолютно без знания дела, с прикрепленной хлипкой конструкцией, о назначении которой, было сложно догадаться, даже если напрячь воображение.

Дэйн взял ближайший узел, потрепал его, проверяя на прочность и тот, совершенно безвольно развалился в руках. По виду дракона было ясно, что тому то ли неловко, то ли стыдно, из-за неудачного изобретения.

— Ничего, — добродушно подбодрил Дэйн. — Делать такое сложно без подготовки, а тебя как я понял, готовили совсем к другому.

Дэйн вспомнил, как сам только учился вязать с отцом морские узлы, выходив в море. В отличие от отца, Дэйн не был моряком, но жили они на островах, а потому каждый мальчик мог делать простые вещи, и не пропал бы в море, оказавшись на судне, даже в одиночестве.

Отец… при воспоминании об отце у Дэйна внутри что-то болезненно сжалось. Он был единственным, кто не узнал об их плане, и Дэйн не простился, совершенно уверенный, в том, что сможет одолеть чудовище острова.

Теперь возможности не представится, и об этом Дэйн горько жалел.

— В чем дело? — спросил внимательный дракон.

Дэйн махнул головой. Не было смысла тратить время на сожаления. В конце концов, чтобы не произошло, магия дала лишь это время и это мгновение.

— Идею я понял, — сказал Дэйн, перевязав несколько узлов крепче. — А с исполнением я помогу.

Они расположились прямо на полу, провозились около часа. Дэйн довольно быстро сообразил, как и что нужно скрепить, но смотреть, как дракон учиться вязать морские узлы, было слишком увлекательно, и Дэйн не торопился, позволив себе это удовольствие.

В конце концов, дракон это понял.

— Как нехорошо, издеваться над чужой необразованностью, — с деланым возмущением пожурил ящер.