Астахов кивнул, и собрание почти подошло к своему долгожданному завершению, когда в дверь настойчиво постучали, а через секунду в кабинет ввалился… пышущий гневом шеф-повар Павел Смилянский.

— Паш, какого…

— Не потерплю! — взвизгнул Смилянский.

Брови Астахова взмыли вверх в комичном испуге. Глеб был пока слишком озадачен, чтобы находить ситуацию забавной.

— Контекст, — потребовал он.

— Там… там какая-то девчонка, — последнее слово он произнёс будто проклятие, — шпионит на моей кухне!

Глава 17

— Полечка, я долго говорить не могу, но не могла не справиться, как у тебя дела.

К такому участию я совсем не привыкла. Чтобы кто-то справлялся о моём житье-бытье едва ли не каждый день.

— Спасибо, что позвонили, — пальцы до боли впивались чехол прижатого к уху телефона. — У меня… всё хорошо. В порядке.

Тётка помолчала.

— Ну… я рада слышать. Только уж извини, не поверю. Голос у тебя несчастный.

За участие я ей была безмерно благодарна, но обсуждать с Еленой подробности своей «брачной ночи» — нет уж, увольте.

— Нет, правда. Всё хорошо. Наверное, просто ещё не отошла от вчерашнего. Устала.

Я даже сквозь трубку чуяла, как ей хотелось задать крайне щепетильный вопрос. Должно быть, моя участливая родственница вообразила, что нелюбимый жених силой затащил меня в постель и обязательно надо мной надругался.

Вот бы она удивилась, услышь, что я отослала его к любовнице, а он взял и послушался. Согласие между супругами — залог счастливой семейной жизни.

— Ну хорошо, — сдалась она, и я облегчённо перевела дух. — Хорошо. Со временем всё наладится. И я ещё вот что подумала… понемногу буду тебя с семьёй знакомить. Вот увидишь, ты сразу увереннее себя почувствуешь. Да и будет к кому обратиться… в случае чего.

В случае чего, интересно?.. Но я не стала развивать эту тему, поблагодарила, и на этом мы попрощались.

Слёзы снова запросились на глаза, но я приказала себе не раскисать. Тем, кому посчастливилось не жить сиротой с самого детства, не смогут прочувствовать, каково это — быть совсем одному на белом свете. Приспособиться, конечно же, можно. Ко всему в этой жизни можно привыкнуть. Выстоять. Вытерпеть. Выжить. Но желает ли кто-нибудь себе такой жизни?

И когда вдруг случается настоящее чудо — родной человек, обещающий о тебе позаботиться… Мало кто оттолкнёт руку помощи. Я вот не смогла. К тому времени магазинчик, где я проработала три года, закрывался из-за убытков, из съёмной квартиры меня гнала надумавшая её продавать хозяйка, и из чернейшей безнадёги я шагнула прямиком в сказку. Только оказалось, что сказка эта — жестокая, и за любое добро придётся платить. Внучка богатого человека, окружённого врагами, сама становится целью.

И чтобы не пасть жертвой чужих заговоров, я согласилась стать жертвой несчастливого брака.

Равноценный обмен?

Я не знаю.

Я просто вновь занимаюсь тем, чем занималась всю свою жизнь — вы-жи-ва-ю. И в нынешней жизни, и в прошлой. А прошлая жизнь… прошлой жизни у меня попросту больше не было.

И тут снова эти разговоры. Мне снова протягивают руку помощи. Но… руку помощи ли?..

Я сунула телефон в карман домашних брюк и встала с софы. От этих мыслей начинала болеть голова. И заурчало в желудке.

Завтрак насытить меня не успел, спасибо тёплой компании и увлекательной застольной беседе.

Вот так я и поняла, что заставит меня отвлечься.

На кухню я почти кралась, очень надеясь, что по дороге не столкнусь нос к носу с… супругом. Мне ещё только предстояло привыкнуть называть его так про себя.

Мне повезло — до места назначения я добралась без приключений. Добралась и увидела… это.

Я не могла знать, что сегодня готовился какой-то особенный ужин. Это позже мне объяснили, что Ирина Геннадиевна планировала порадовать молодых настоящим пиршеством на двоих.

Она, конечно, не знала, что необходимость общаться молодым вряд ли скрасил бы даже королевский пир.

В одном из ощутимо прохладных кухонных помещений на идеально чистом рабочем столе высилась затейливая пирамида из крохотных, должно быть, бисквитных кубиков со странным золотистым напылением. Рядом стояли пиалы с дополнительными украшениями. Я глазела на пирамиду, позабыв обо всём.

Вот это, что называется, мастерство…

Я бы… я бы тоже хотела уметь делать такое.

Нет, не так. Я хочу научиться делать такое.

— Катарсис, — едва слышно пробормотала я, отважившись только на то, чтобы понюхать уголок пирамиды. Пахло густым и бархатистым шоколадом.

Рот мой наполнился слюной, и я поспешила прочь из помещения, пока не дошло до греха.

Управляющей поблизости не наблюдалось, но одна из приветливых девчонок настояла собрать мне бутерброд. Она меня знала по имени, я её впервые видела.

— Спасибо. Спасибо, только я не знаю, как вас зовут, — он неловкости я покраснела.

— Марина, — улыбнулась она и помчалась выполнять обещанное.

Кухня гудела, а все, кто встречался мне на пути, округляя глаза, сбивчиво интересовались, ничего ли не случилось. Да, наверное, хозяева сюда редко заглядывали.

Но я себя хозяйкой не чувствовала. Думаю, мне простят мою вольность.

Проглотив бутерброд, я продолжила своё путешествие. И, наверное, только царившая тут суета позволила мне добраться до святая святых — я добрела до владений шеф-повара.

О чём я тогда и не подозревала. Но меня оперативно и эффектно просветили. Когда я засмотрелась на одну из миниатюрных блестящих кастрюлек, притаившихся на длинном столе рядом с плитой, истошный крик от порога едва не остановил моё сердце.

— Куда-а-а-а-а-а! Куда-а-а-а полезла, идиотка!

Глава 18

От таинственной кастрюльки я в буквальном смысле слова отскочила. На пороге высился совершенно мне незнакомый худощавый блондин в безукоризненно белом костюме, и его натурально трясло.

Он смотрел то на меня, то на кастрюльку.

— Ты… ты его трогала?! — его голос сорвался на фальцет.

— Н-нет. Извините. Я и близко к нему не подошла. Я просто…

— Пошла прочь! — рявкнул он. — Прочь! Прочь! Прочь! Немедленно! Вон отсюда!

Кажется, на кухне наконец-то отыскался тот, кто понятия не имел, кто я такая. А ещё вёл себя совершенно безобразно.

Но я очень устала от того, что в последнее время отдельные личности только так себя со мной и вели — безобразно. И дело ведь совсем не в моём нынешнем статусе. Дело в том, что я тоже живой человек, которому не очень-то нравится, когда его ни за что обзывают.

— Я вам что, дворняжка, что вы меня вот так гоните?

Блондин выпучил глаза. Кажется, он не привык к тому, чтобы ему возражали.

— Ты оглохла, дрянь?! Я приказал тебе выметаться!

— Да не трогала я ваши кастрюльки! Или на них и смотреть нельзя? Вы там что, зелья какие-нибудь варите?

Блондина, казалось, вот-вот хватит удар.

— Маленькая паршивка! Огрызается! Она огрызается! Андре-е-е-ей!

Господи, он что, охрану вызвать собрался?

Пару мгновений спустя из-за спины у блондина показался коренастый парень в таком же белом костюме. Он вопросительно взглянул на него, потом на меня, хотел что-то сказать, но блондин заверещал:

— Куда ты смотришь?! Где ты шляешься?! Что эта девчонка тут делает?!

— Павел Сергеевич, вы же только из отпуска и не знали. Это…

— Так невозможно работать, — внезапно севшим голосом оборвал его блондин. — Это… это кошмар. Я иду к Уварову.

Глаза Андрея полезли на лоб:

— П-павел Сергеевич…

Проигнорировав помощника, блондин ткнул в меня пальцем и пригрозил:

— Пакуй вещи. Ты тут больше не работаешь!

Он развернулся, чуть не сбив с ног бедного Андрея, и помчался прочь. На помощника было больно смотреть. Он покраснел, побледнел, открыл и закрыл рот, совершенно не понимая, как объяснить случившееся.

Я перевела взгляд на крохотный блестящий камень преткновения: