– У неё пятно красное на лбу.

– Думаешь, ударилась?

Лука перевёл взгляд на валяющуюся переноску.

– Может, она упала, – он ринулся в спальню, уже оттуда крикнул: – Одевай Дашку, поедем в детскую больницу.

Славка часто гуляла с Дашей, хорошо знала, где лежат её вещи, и справлялась с одеванием легко и быстро. Обычно девочка не капризничала, и Славка напевала песенку, проговаривая каждую часть тела: «обуваем ножку, прячем в рукав ручку».

Вручив одетую Дашу Луке, Славка надела вчерашнее платье. Влезла в ботинки на босу ногу и, не расчёсываясь, ринулась к вешалке с верхней одеждой. Лука вызвал такси, ещё когда одевался сам, ждать машину не пришлось. Даша плакала, но уже тише и как-то устало, а потом и вовсе уснула. Лука и Славка встревоженно переглянулись.

– Это нормально?

– Я откуда знаю?!

– Позвонил маме?

Лука нащупал в кармане телефон.

– Звонил, она трубку не берёт. Я ей сообщение оставил.

– А папе?

– Папе не сказал. Пока не сказал.

В больницу они влетели взъерошенные и перепуганные, регистратуру проигнорировали, пока неслись по коридору, узнали, как попасть к детскому врачу и сразу же влетели в толпу ожидающих. Славка устремилась к двери, но её одёрнули за пояс пальто.

– Девушка, тут, вообще-то, очередь.

– Нам срочно! Ребёнок упал!

– У нас тут у всех срочно.

– Ага, упал, спит ваш ребёнок.

Лука пригвоздил ответившую женщину взглядом, Славка добила своими чёрными глазищами, и та уже не так строго сказала:

– Ну, если срочно, идите.

Едва из кабинета вышел пациент, Славка чуть ли не вбежала туда, а Лука захлопнул двери. В спину им понеслись неприятные слова:

– Нарожают, а потом не знают, что с детьми делать.

Врач не стал выяснять, где документы и почему без записи, взял спящую Дашу и переложил на пеленальный столик. Покачал из стороны в сторону, заставляя проснуться. Даша открыла глаза, увидев незнакомое лицо, сначала скривилась, но потом перевела ещё сонный взгляд на Луку и улыбнулась.

Славка указала пальцем на красное пятно на лбу.

– Она ударилась.

– Вы не видели как?

– Как ударилась – нет, увидели уже пятно.

Доктор понаблюдал за Дашей, осмотрел голову. Она сначала улыбалась, но потом снова захныкала. Лука взял её на руки и обеспокоенно спросил:

– У неё сотрясение, да?

– На данный момент я не вижу поводов для беспокойства. Понаблюдайте за ней. Если будет после кормления обильно срыгивать, часто плакать, плохо спать или если набухнет родничок, то сразу же приезжайте в больницу.

Славка зябко потёрла ботинком голую голень, запахнула пальто.

– А почему она так плачет?

– Голодная потому что, эх вы, родители, – он кивнул в сторону Луки, Даша присосалась к его руке и громко чмокала на весь кабинет.

Домой они вернулись озадаченные и возбуждённые. Лука то и дело звонил маме, но она так и не взяла трубку. Славка качала Дашу, та тыкалась в плечо и елозила влажным ртом, явно искала грудь. Влетев в квартиру, они замерли на пороге, едва не столкнувшись с Людмилой Георгиевной, снимающей куртку. Она посмотрела на них каким-то затуманенным рассеянным взглядом, собственную дочку вообще не заметила и прошла в спальню.

Славка побежала на кухню, готовить смесь, а Лука побрёл за мамой. Вернулся расстроенный и озадаченный.

– Я не знаю, что с ней. Говорит, ушла в магазин, захотелось погулять, подышать осенью.

Славка так и стояла в пальто, кормила Дашку на весу, поджимая то одну, то другую босую ногу.

– Она забыла про Дашу?

Лука забрал у неё сестру. Сам продолжил кормить.

– Ты вся продрогла. Иди переоденься и надень носки.

Славка заглянула в комнату и увидела Людмилу Георгиевну у окна, та задумчиво рассматривала голые деревья и плавно дирижировала рукой, будто слышала мелодию. Славка вздохнула. С этим пора что-то делать. Чувство вины сожрало ответственность и уже начало поглощать любовь к Дашке.

Вечером в тот же день с Лукой договорились найти психолога для Людмилы Георгиевны. А Славка для себя решила, что ночью попробует войти в сон и выдернуть чёртово чувство вины через подсознание, а если не выдернуть, то хотя бы притоптать.

Несколько ночей подряд Славка перестраивала сны Людмилы Георгиевны. Подходила с разных сторон. Пыталась напомнить, как хорошо им было с отцом Луки, поднимала из забвения хорошие воспоминания, но после таких снов стало только хуже. На Дашу она теперь смотрела как на помеху и чуть ли не причину краха её благополучия. Тогда Славка попыталась вытянуть все нити страха и оставить сон игрушечно-детским, временно это помогло, но через ночь подсознание выдало такой колоритный кошмар, что Славка сама испугалась: Людмила Георгиевна выбрасывала из окна вещи, а внизу стояла её семья, даже Дашка стояла на своих кривых, пока ещё не пригодных для этого ножках. Они ловили разные предметы. Собой. Кому-то прилетело в голову, кому-то в глаз. В Луку попала ложка для обуви, вонзилась в живот, а Андрей Викторович принял на себя все летящие ножи и теперь напоминал игольницу, Дашке снесло голову кастрюлей.

Славка попробовала зайти с другой стороны и сплела кошмар, в котором Людмила Георгиевна всю ночь спасала Дашу то от машины, то из морских волн, то от горячего утюга. Как ни странно, это сработало. Людмила Георгиевна встрепенулась, вспомнила, что у неё есть маленькая дочка и её нужно не просто любить, но и оберегать, и кормить.

Пока Славка сражалась с острым и ядовитым чувством вины через сны, Лука действовал классическим методом и нашёл психолога, убедил папу, что это необходимо, и теперь возлагал на хвалёного специалиста большие надежды. Славка его понимала, ему очень хотелось верить, что их семью можно спасти. И семью, и маму.

Может, помог психолог, а может, и Славка, но Людмила Георгиевна стала немного походить на прежнюю себя, хотя зависания и взгляды в пустоту не прекратились, и время от времени она остервенело стучала по клавишам, а ночью во сне поджигала рояли. Битва с оглушающим чувством вины пока ещё не закончилась, но Славка не сдавалась и каждую ночь выходила в кошмары Людмилы Георгиевны, как на работу.

В середине декабря Малика наконец-то собралась в гости к Зофье. Волновалась, спрашивала, что принято дарить ведьме и чем расплачиваться за гадание.

– Мой отец брал деньгами. Вот так банально. А твоя мама не потребует мою печень или глаз Кирилла? Тот, который чёрный?

– Возможно. Но готовь и почку.

Кирилл усмехнулся, уложил на заднее сиденье рюкзак с термосом и бутербродами.

– Если что, глаз я не отдам.

Выехали рано и к обеду уже были в Абинске. Лука очень хотел поехать с ними, но побоялся оставлять маму одну. Переживал и за Дашку. Славка пообещала, что передаст от него большой горячий привет, а из Старолисовской привезёт всяких домашних вкусняшек и его любимое крыжовенное варенье.

Впервые с начала декабря ударил мороз, точнее, морозец. Заледенил грязь, прикрыл всё ещё зелёную траву белёсой колкой манкой. Поворот в Старолисовскую Кирилл не пропустил, хотя он появился в проплешине между деревьями неожиданно, как вспышка. Заехав на мост, он обернулся к Славке.

– Хоть бы знак поставили.

– Знак есть, вон, – указала Славка. – Странно, что ты поворот увидел. Обычно неместные мимо едут. Это всё твой чёрный глаз, не иначе.

– Я за него теперь ещё больше боюсь, – Кирилл картинно закрыл пол-лица ладонью и изобразил испуг.

По деревне ехали медленно, Малика, прилипнув к окну, разглядывала дома и деревья, выворачивала шею, провожая взглядом старолисовцев. Чуть ли не в каждом дворе сгребали листья и палили костры. По улицам полз горьковатый дымный туман. Удивительно обильно цвели палисадники, опушённые мелкими астрами всех оттенков.

– Такое ощущение, что тут ещё осень, смотри, засахаренные в инее пушистые одуванчики, а трава вообще зелёная. А цветов сколько!

Кирилл притормозил на площади, Малика выбежала, забросила в колодец желаний горсть монет и сразу же вернулась обратно.