Славка нащупала в траве камень и забросила в воду.

– Потому и злилась, что верила, будто все взаправду, а ты каждый раз рушил мою сказку. Я не играла, я там жила.

– Прости. Я нечаянно.

Снова замолчали. Какое-то время разглядывали тёмную воду Капиляпы и даже не заметили, как кувшинки попрятались в реке. Славка поднялась и пошла вдоль берега к вытянутой на пологий склон лодке. Когда она забралась внутрь, Крис толкнул лодку и в последний момент тоже в неё запрыгнул.

Славка хмыкнула:

– Уже поздно.

Крис не ответил, взялся за весла. На середине реки Славка остановила его руки и оглядела застывшую воду. В ней отражались пока ещё редкие звезды и большая розовая луна. Крис никак не мог привыкнуть, что в деревне ночь подкрадывается незаметно, а потом просто проглатывает день. Ни фонарей, ни светящихся вывесок, только мерцающие светлячки, зеленоватые гнилушки и яркие звезды.

Славка развернула весла вдоль бортов и сползла на дно лодки. Потянула Криса за футболку, заставляя лечь рядом. Он кое-как уместился на жёсткой поверхности и вытянул ноги поверх скамейки. Она не объяснила, но он понял, что она показывает ему ночное небо.

Вытянув руку, она указывала пальцем то на одну, то на другую звезду, будто касаясь их. Луну погладила ладонью и снова растопырила пальцы. Крис тоже поднял руку, сделал вид, что хватает звезду, а потом отпускает на волю. Славка резко вдохнула и затаилась, выдохнула, когда он освободил звезду.

– Смотри, Чишига.

– Кто?

Славка взяла руку Криса и, оттопырив его указательный палец, направила на ту часть неба, где из звёзд вырисовывался неровный крест.

– Чишига.

– А, лебедь, – вспомнил Крис официальное название созвездия, теперь он взял Славку за запястье и указал её рукой на большую медведицу. – Это кто?

– Бааххаджи.

Он вздохнул и отпустил её руку.

– Всё, больше я не помню. Где-то есть Кассиопея, но не знаю, видно ли её в июне.

Славка придвинулась ближе, легла головой на его плечо и обхватила поперёк груди. Пышные волосы защекотали его подбородок и щёку, но он не отклонился и не обнял в ответ. За этот месяц она обнимала его бессчётное число раз, дурачась, запрыгивала на спину, поправляла его взъерошенную чёлку и разглаживала пальцем складку между бровей. Она постоянно его касалась, даже в обычных разговорах, будто таким образом доносила то, что не могла вложить в слова. Она всегда первая брала его за руку и даже целовала в щёку. Но именно сейчас Крис почувствовал в её прикосновении нежность и острую нужду в ответной ласке. Он растерялся и начал болтать громче и быстрее:

– А луна какая, смотри? Почему она розовая? Румяная шайба. И звёзд рядом с ней почти нет…

Он говорил без остановки, о звёздах, о небе, о кувшинках и о беспородном щенке бабы Любы. Славка молчала и дышала ровно, он даже решил, что она уснула, и тихонько позвал:

– Шиатид?

Она не откликнулась, но он почувствовал, что она улыбнулась и придвинулась ближе, касаясь губами его плеча, попросила:

– Скажи ещё раз.

– Шиатид, – послушно повторил Крис.

– И ты Шиатид.

– Я же вроде Шинук?

– А точно, – легко согласилась Славка. – Шинук.

Парк словно подёрнулся антрацитовой дымкой, дубы ещё не осыпались, но уже обнажили самые верхние ветви и пощипывали ими набухшее от влаги небо. Липы пока держались, растопырили зеленющие и сочные кроны. Обычно они оголялись внезапно, как только резко понижалась температура. А пока стояла тёплая погода, деревья ловили ускользающее солнце. Печальнее всего выглядели каштаны, в их умирании не было красоты. Они разделись быстро и бесстыдно, как на приёме у доктора, пропустив все положенные стадии золотистой осени. Зато в мае они умели ярко цвести, а в сентябре – обильно плодоносить. Вот и сейчас глянцевые коричневые каштанчики аппетитно блестели на голых ветках и больно били по макушкам зазевавшихся прохожих.

Славка набирала полные карманы каштанов и приносила домой, что с ними делать, не придумала, просто оставляла везде, где находилось для них место. Каштаны попадали в складки одеял и под диванные подушки, выкатывались из-под кроватей. Но никто не ругал Славку, а Лука потихоньку выносил их на улицу. Должно же это когда-нибудь закончиться? Вот уже каштан под окном облысел полностью, значит, и глянцевые снаряды скоро исчезнут без следа.

Бабье лето запоздало, а точнее, началось без вступления с фанфарами. Сентябрь выдался тёплым, таким же солнечным оказался октябрь. Где-то в промежутке между ними затерялось и бабье лето, которое Славка упорно называла «ведьмины дни». Она нервничала и постоянно напоминала, что скоро едет в Неберджай на турслёт. Дома вязала узлы на всём, что попадалось под руку: на поясе халата, проводе от зарядки и шнурках кроссовок. Лука не мог понять её нервозности, ведь, по сути, дикая Славка возвращалась «домой». Когда он заводил беседу о соревнованиях, она начинала грызть ногти и беспрестанно теребила косу. А ночью в одной из их откровенных бесед призналась, что боится не соревнований и точно не леса, а Криса.

Две недели назад, когда их курс отправили в яблоневый сад, ей приснился странный сон. Точнее, он был обычным, даже не кошмарным, но закончился не по её сценарию. Устав от чужих эмоциональных всплесков, она намеренно сплела себе безлюдную ночную поляну и с аппетитом хрустела яблоками, сидя на краю обрыва в сиреневом гулком одиночестве. Крис появился неожиданно, но ещё большей неожиданностью стал поцелуй.

Она рассказала об этом сне Луке. Он выслушал Славкины признания и надолго задумался.

– А ты раньше целовалась во снах?

– Да, и не раз, – не раздумывая, ответила она, вспомнив, как недавно целовала Луку на маслобойне. – Но это другое. Я ничего не могла сделать: ни оттолкнуть, ни укусить, будто не руководила собственным подсознанием. Я позволяла себя целовать. Единственное, что было в моих силах – проснуться.

– Может, позволяла, потому что тебе это нравилось? – осторожно поинтересовался Лука.

– Нет! Вообще фу! – горячо возразила Славка, услышав сдавленный смех Луки, ткнула его кулаком в грудь и накрыла ладонью его губы, не давая рассмеяться в голос. Нехотя добавила: – Ладно, понравилось. Просто это было как-то неправильно, у поцелуя не должно быть такого выраженного привкуса горечи и обиды.

– Это же сон, там может быть любой привкус. Хоть селёдки и цинковой монеты. Разве нет?

Славка задумалась. У поцелуя действительно был привкус, но, слава богу, не селёдки, а вот металл чувствовался, а ещё чабрец, мята и яблоки. Теперь она точно могла сказать, как ощущается шарик пирсинга. Он холодный, звонкий и… он на языке Криса!

До поездки они ни разу не столкнулись на тренировках. В институте он появился за несколько дней до турслёта, поймав её взгляд в толпе студентов, улыбнулся и кивнул. Славка отвернулась и не ответила на приветствие. Сразу же вспомнился ночной поцелуй, непутёвое сердце захлебнулось пульсом, а тело решило, что лихорадка – самая нормальная реакция на Криса. А ведь им придётся находиться бок о бок в одной команде и жить в лагере в лесу целых три дня. Как бы сделать вид, что ничего не было? Для него ведь и не было. Славка впервые оказалась в ситуации, в которую играючи загоняла других, заставляя испытывать определённые эмоции. А теперь она смотрела на него украдкой, лишь бы он не заметил, как она реагирует на любое его движение. Нужно просто подождать, это пройдёт. Правда, спустя две недели не прошло. Настал день отъезда в Неберджай, а Славка всё ещё боролась с последствиями сна и избегала Криса.

Солнце припекало не по-осеннему, Олег Степанович маниакально отслеживал прогноз погоды и за день до поездки наконец-то удовлетворённо расслабился. Синоптики обещали «тепло и без осадков, плюс двадцать пять выше ноля, облачно». Правда, их обещания сбылись только наполовину, но радостные, вырвавшиеся на свободу студенты этого ещё не знали.