Дима плюнул на траву, но сказать ничего не успел. Влепил ему Миха. Спокойный и добродушный Миха, который даже пауков не давил, а снимал и отпускал на волю.

– Придурок! Она же дочка ведьмы! Ты ж теперь помрёшь!

Крис не слышал, что ответил Дима, он кинулся догонять Славку. Белое платье не мелькало среди зелени, а шагов он, естественно, не слышал, бежал наугад, надеясь, что она повернёт к иве, у которой они сидели несколько дней назад. Тропинка петляла и пропадала, но Крис ни разу не потерял направления, даже не заметил, что лес несколько раз затихал и обрушивал на его лавину звуков.

Раздвинув ветви, словно нитяные шторы, он зашёл в лиственный шатёр и сразу же остановился. Славка сидела на траве, обхватив голые колени, и молча смотрела на водную рябь. Даже когда она притворялась немой, смеялась всегда в голос, а вот плакала, как оказалось, беззвучно. Крис опустился рядом и несколько секунд растерянно смотрел на дорожки прозрачных слез на пыльных щеках. Когда плакали Даринка или Вика, он их дразнил и обзывал соплежуйками. А сейчас не знал, что делать и что говорить. Но называть Славку соплежуйкой точно не хотелось.

Она бросила на него короткий взгляд и, отвернувшись, накрыла ладонями свои уши. Крис придвинулся ближе, отнял её руки от головы и повернул спиной к пробивающимся сквозь ветви лучам солнца. Уши тут же засветились румяным светом, словно розовые лепестки.

– Мне нравятся твои уши.

Славка хмыкнула:

– Торчат.

– И что? Пусть торчат. У меня нос торчит и… – он задумался и обречённо закончил: – Пузо торчит. Пухляк.

Славка засмеялась, а потом серьёзно произнесла:

– Ты красивый, как тёплый ветер.

– А ты, оказывается, не немая.

Он никак не мог привыкнуть к её голосу. Даже не думал, что он у неё такой странный, и слишком свыкся с её молчанием. Теперь, пожалуй, даже сожалел, что эта легенда рухнула, и образ Маугли немного утратил свою дикость.

Ночью Крису снова приснился «кроличий кошмар». Только теперь он немного изменился. Когда бабушка схватила палку, чтобы оглушить его, ободранные кролики, похожие на его сестёр, спрыгнули с распорок и кинулись на бабу Любу. Крис побежал, не дожидаясь, когда его схватят за шкирку и выколют глаз. Она снова кричала, что никто за ним не приедет, и она отдаст его в детдом. Её голос звучал все глуше и глуше, словно она отстала. Крис оглянулся и увидел, что баба Люба упала, а безглазые белые кролики обгладывают её ногу.

Каждый год Крис ждал двадцать пятого июля со сладким предощущением счастья. Папа думал, что незаметно выпытывает, что ему дарить. Прикрываясь детьми друзей, у которых якобы именины, выспрашивал, чем сейчас интересуются его ровесники. Крис охотно подыгрывал, но не наглел. На день рождения ему всегда дарили что-то значимое и крупное. Год назад – телефон, а до этого – велосипед. Очень долго он просил отдельную от сестёр спальню, но в их двухкомнатной квартире это была неисполнимая мечта, поэтому он заказал в подарок наушники, чтобы отгородиться от всех хотя бы музыкой. Только вот до дня рождения остался всего один день, и никто не собирался его поздравлять и тем более подносить подарки. Папа обещал забрать его через пару недель, но июль перевалил за середину, а он так и встречал рассветы зашторенным простыней окном.

Как только баба Люба ушла на работу, Крис выполнил озвученное на сегодня задание – вытащил из абрикосов косточки и разложил их сушиться на солнце. Сами абрикосы помыл и сложил в плоскую кастрюлю. Побродил по двору, подразнил кроликов щавелем и остановил заинтересованный взгляд на чердаке, Витёк называл эту часть дома «горище», практически все в деревне держали там голубей. Точнее, позволяли им там жить, а за это запекали в пирогах и тушили с луком. До горища он в итоге не добрался, нашёл в сарае под старым умывальником замотанные в тряпицу нарды и забыл, что ему скучно. Сев в тени черешни, раскрыл нарды, едва не рассыпав плоские фишки, кубики выкатились на траву, но не затерялись. Крис никогда не видел такие игральные кости – прозрачно-жёлтые, словно из янтаря, тёплые на ощупь.

Он потряс их в сложенных лодочкой ладонях и бросил на лакированную половинку нард. Перестукивая гранями, кости покатились по гладкой поверхности и, остановившись у бортика, выдали две шестёрки.

– Удача тебя любит.

Крис дёрнулся так, что хрустнула шея. Славка обошла его и, подтянув длинный подол, уселась, сложив ноги по-турецки. Она всегда ходила бесшумно и появлялась неожиданно. Взяв кубики, она тоже встряхнула их и бросила. Выпали единица и тройка.

– Сыграем?

– А ты умеешь? – удивился Крис.

– Нет.

– Я тоже, – признался он.

– Давай сами придумаем правила, – предложила Славка.

– Да ну, странно как-то.

Славка сгребла половину фишек и воткнула их в дугообразные ячейки.

– Не странно. Я начинаю.

– Можно я буду кубики бросать? Они прикольные.

Славка взяла кости и вложила в ладонь Криса.

– Бросай.

Играли долго, придумывая правила на ходу, прервались только на обед из щавеля и косточек абрикоса. Крис не знал, что они вообще съедобные, но Славка ела с таким удовольствием, что он тоже рискнул попробовать. И сильно удивился, что вкус похож на миндаль, только ещё ярче и немного с горчинкой.

Стоило им снова сесть на траву около нард, как двор оглушил вопль бабы Любы:

– Вот ты и попалась, воровка!

Славка вскочила и в несколько прыжков забралась на крышу сарая, оттуда на черешню, а с черешни на акацию и закончила свой забег на ветке липы. Оглянувшись, показала язык и исчезла в лесу.

Баба Люба наградила Криса болезненным подзатыльником и дёрнула за воротник рубашки.

– Тебе кто разрешал брать нарды? Положи, где взял, и чтобы ни одна фишка не пропала! Лезет он, куда не надо. Сдали на мою голову! Ещё и эту пустил во двор. Она курей ворует и порчу на кролей нашлёт.

– Вы все равно их убиваете.

– А так они сами сдохнут, и шерсть вылезет. Чтобы я её здесь больше не видела. А то уйдёшь в лес вместе с ней.

Крис встал. Сложив фишки внутрь, захлопнул нарды.

– Уж лучше в лес.

Баба Люба растерялась всего на секунду, а потом отвесила ещё один подзатыльник, да такой силы, что у него клацнули зубы, а в глазах завертелись галактики.

– Обнаглел совсем. Не будет тебе дня рождения.

Крис и не рассчитывал на праздник. Никому из деревенской компании не сказал, что этот день для него особенный, даже Славке. Каково же было его удивление, когда на следующий день баба Люба накрыла стол. Правда, ни одного любимого блюда он там не обнаружил. Зато всякого разного из крапивы и голубей было вдоволь, а ещё фаршированные яйца, заветренные и подсушенные полуденной духотой, жареные в муке кабачки, скрюченные в предсмертных судорогах, и пупырчатые огурцы. А в обед приехал папа и привёз вожделенные наушники. Крис подозревал, что не ради него накрывался такой странный стол, так и оказалось.

Григорий Николаевич ел с удовольствием, хотя в их семье подобного никогда не готовили. Крис молча сидел у окна и из последних сил держался, чтобы не попроситься домой. Делал вид, что вполне счастлив, но ждал, что папа сам предложит уехать.

Но Григорий Николаевич не заводил об этом разговора, наоборот, увиливал и подыскивал плюсы лета в деревне.

– А ты похудел и даже загорел немного. Я же говорил – деревенский воздух тебе на пользу.

– А мама придёт?

Григорий Николаевич оглянулся, перехватил недовольный взгляд бабы Любы.

– Нет, но она передавала тебе привет. Наушники – это от нас двоих. Даринка и Вика тебе рисунков передали, а бабушка Вера подарила дартс. Я оставил всё на столе в твоей комнате.

– Пап…

– Квартиру ещё не нашёл, но есть один неплохой вариант. Если выгорит, у тебя будет своя спальня, как ты мечтал.

Он так и не сказал, когда заберёт его, Крис не спросил и без слов понял, что не сегодня. Глаза защипало, но он сдержался. Не расплакался, хотя хотелось именно разреветься, что-нибудь попинать или разбить.