— Убирайся отсюда. — В тишине комнаты мои слова звучат неуверенно.

— У меня другие планы. — В три быстрых шага он оказывается передо мной, вырывает сумку из моих рук и швыряет ее на пол. Я съеживаюсь, когда учебники и телефон внутри ударяются о плитку.

Мне не терпится убежать, но он блокирует мой единственный выход. Возвышается надо мной, почти такой же высокий, как Уэс, зеленые глаза сверкают.

— Ты никуда не пойдешь.

Я в ужасе смотрю, как он проводит лезвием по нижней губе, царапается и слизывает капельку крови, прижимая меня спиной к стене.

Его горячее дыхание на моей шее, руки прижаты к моей голове, удерживая меня в клетке.

Он прижимает нож чуть ниже изгиба моего уха, мягко проводя им по моей шее. Я задерживаю дыхание, в ужасе от того, что он разрежет меня на куски при малейшем движении.

Одним плавным движением он хватает другой рукой мой конский хвост, дергает его высоко в воздух и тянет мою голову. Я вскрикиваю, от боли у меня щиплет в глазах.

В следующую секунду короткие пряди моих волос щекочут мне затылок, голова внезапно становится легче, когда его рука опускается на мое плечо.

Я дотягиваюсь до своего конского хвоста…

И не находим ничего, кроме воздуха.

Его больше нет. Он отрезал мне конский хвост.

Завеса волос, за которой я пряталась, чтобы стать невидимой. Мое защитное одеяло сорвалось на полувздохе.

— Черт, ты так сексуально выглядишь. — Кривая ухмылка, от которой у меня сводит живот.

— Зачем ты это делаешь? — Шепчу я.

Трей пожимает плечами.

— Приказ капитана.

Уэс. Уэс велел ему отрезать мне волосы и угрожать ножом.

Глупая часть меня думала, что между мной и Уэсом что-то меняется. Конечно, я ошибалась. Он никогда не простит меня. Он не должен.

— Тебе когда-нибудь делали вырезки из бумаги? — Спрашивает Трей.

Я не хочу говорить ему ни слова. Не хочу произносить ничего, что могло бы вывести его из себя, ободрить. Но если я промолчу, он вытянет слова из моего рта острием этого клинка.

— Да.

Его руки опускаются к моим, хватают меня за запястье и раскрывают мою ладонь. Я подавляю крик ужаса, когда он прижимает кончик ножа к моей ладони.

— Небольшой порез от бумаги причиняет боль сильнее, чем можно было ожидать, да? Даже небольшая рана может нанести большой вред. — Он сильнее прижимает кончик ножа к моей коже, и я морщусь. Это только делает его улыбку дикой. — Но мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал, где я тебя порезал, не так ли?

Я прижимаюсь к стене, пытаясь создать между нами пространство. Если я попытаюсь сбежать от него, если я попытаюсь сбежать, он только сделает все в тысячу раз хуже.

Он задирает мою рубашку, обнажая живот. Я вскрикиваю, когда лезвие впивается в мою нежную плоть.

— Но здесь, — мурлычет он, — никто не увидит отметин, которые я оставлю на тебе.

— Пожалуйста, не делай этого, Трей.

— Ты сама навлекла на себя все это наказание, малышка. Ты должна получить по заслугам.

Его рука молниеносно скользит по моему животу. Надрез такой быстрый и чистый, что боль не ощущается ни на секунду.

Когда это происходит, я прикусываю губу, чтобы подавить крик от раскаленного добела укуса, ощущая вкус меди, когда ловлю свой язык.

Трей с восторгом смотрит, как кровь стекает к моему пупку. Он слизывает мою кровь со своего ножа, и меня тошнит.

— Моей девочке, черт возьми, понравится эта боль.

Он такой извращенный. Садист. Даже Уэс не сделал мне ничего настолько плохого, и это единственное оправданное наказание.

Трей снова приставляет нож к моему животу, и на этот раз я пытаюсь вырваться. Отчаянно пытаюсь сбежать от него, прежде чем он причинит еще больше страданий.

Он прижимает меня к стене, упираясь предплечьем мне в грудь, отчего дышать становится почти невозможно.

— Ты принимаешь свое наказание, красотка.

Еще один надрез на моей плоти заставляет меня вскрикнуть, за ним быстро следует еще один. Восторг разгорается в его глазах с каждым криком агонии, срывающимся с моих губ. Моя кровь сочится, несколько капель упали на пол, но ни один из порезов не был достаточно глубоким, чтобы я истекла кровью. Ровно настолько, чтобы заставить меня кричать, рыдать и извиваться под ним, именно так, как он хочет.

Его твердая, как камень, эрекция прижимается к моему бедру через джинсы, свидетельство того, насколько сильно причинение мне боли заводит его.

— Держу пари, ты сошла бы с ума, если бы я трахнул тебя этим, — задыхаясь, выдыхает он.

Мой желудок наполняется влагой, ужас покалывает шею.

— Нет, пожалуйста, — умоляю я, зная, что мои мольбы — это именно то, чего он хочет, что его заводит мой страх, но я ничего не могу с собой поделать.

Его низкий смешок пробегает по моей коже.

— Не лезвием, красавица. Я позабочусь, чтобы это был нож с красивой длинной ручкой.

Абсолютная паника сжимает мое горло, словно призрачные руки, при мысли о том, что Трей трахает меня рукояткой ножа. Затем, несомненно, наступает его очередь.

Снаружи доносится несколько женских смешков. Трей не паникует из-за возможности быть пойманным за нападением на меня. Вместо этого он прищуривает глаза, раздраженный тем, что наше время вместе сократилось.

Он слизывает мою кровь с лезвия, закатывая глаза, как будто он гребаный вампир, питающийся моей сущностью. Он засовывает нож обратно в карман, прежде чем вытащить телефон и приподнять мою рубашку.

Он делает несколько фотографий своей работы, прежде чем остается доволен, отпускает мою рубашку и ухмыляется. Он поворачивается и уходит как раз перед тем, как стайка девчонок сможет найти его здесь.

— До следующего раза, милая.

Уэс

Как только в моем телефоне появляются фотографии Вайолет, сделанные Треем, я мчусь ее искать.

Я собираюсь выбить ему гребаные зубы, когда увижу его.

Я протискиваюсь в женский туалет, где над раковиной склонилась девушка с растрепанными каштановыми волосами.

Трей сделал в точности, как я велел. Он отрезал этот конский хвост, чтобы я перестал представлять, как обхватываю его рукой и тяну. Но мой план провалился.

Вайолет сейчас красивее, чем я думал. Мое сердце чуть не останавливается, когда я восхищаюсь работой Трея.

Пока она не поворачивается, и я не замечаю остальное.

Нежная кожа на ее животе испещрена красными неровными порезами. Она промокала раны влажным бумажным полотенцем. Они неглубокие, но достаточно, чтобы было чертовски больно.

Мои руки сжимаются в кулаки, и мне хочется запустить ими в стену. А еще лучше — прямо в гребаный нос Трея.

Черный макияж размазан у нее под глазами, опухшими от слез. Я мог бы убить его, черт возьми.

— Что за хуйня! — ноги все равно замирают, когда я беру себя в руки. — Что он сделал с тобой?

Она шмыгает носом.

— Все, как ты ему сказал.

Мне не нравится, как это звучит. Я сокращаю расстояние между нами, осматривая ее обнаженную кожу на предмет каких-либо других повреждений, которые он нанес.

— Он причинил тебе боль где-нибудь еще?

Если он прикоснется к ней, если он трахнет ее, клянусь, я похороню его на глубине десяти футов…

— Нет, — выдавливает она, пытаясь отстраниться от меня, но я хватаю ее за бедро, удерживая на месте. — Но он хотел этого.

Держу пари, что так и было. Ублюдок.

— Что ты сделала?

Ее тонкие брови хмурятся.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, ты кричала? Выцарапала ему глаза? Ударила коленом по яйцам? — Боже, я надеюсь, что у нее получилось сделать несколько хороших ударов.

Мой вопрос сбивает ее с толку, глаза широко распахнуты.

— Я… ничего не делала.

— Ты просто позволила ему разделать себя на куски? — Я крепче сжимаю ее бедро, думая о том, как она стоит там, стиснув зубы, пока он вгрызается в нее, как в тыкву, думая, что она это заслужила.