Рея проводила машину тусклым взглядом.

Бьянки попросил жителей Мейпл-стрит остаться. Опросил свидетелей, в том числе и детей. Рею видели поблизости — она широкими кругами обходила провал: спина сгорблена, походка неуверенная. Дети отвечали на вопросы тихо, родители придерживали их за плечи. Время от времени они указывали на Рею.

Под конец Бьянки подошел к Рее. Прервал ее движение, встав на пути. Она врезалась в него. Никто не слышал, что за вопрос он ей задал, услышали лишь ответ — его она прокричала в голос.

— Наверное… наверное, кто-то это сделал случайно. Тут нет ничьей вины, — выпалила она, указывая на пустоту там, где раньше лежало тело Шелли.

Они присели на бампер бульдозера. Разговор проходил без всплесков. Он иногда улыбался, она тоже. Он проводил ее до дверей дома. Она опиралась на его руку. Он прикрыл дверь. Убедился, что она у себя.

Тайна Шелли Шредер была раскрыта.

Жители Мейпл-стрит начали расходиться. Долгое знойное лето давало себя знать. Губительный яд проник в их сердца. Все кончилось, и тем сильнее ощущалась мышечная усталость.

Рея — в доме она была одна — добрела до своей спальни. Сорвала замызганную одежду, встала под горячий душ. Вспомнила отца. Они часто забирались вдвоем под красное шерстяное одеяло, она пристраивала голову ему на сгиб локтя, опускала ноги рядом с его ногами на старый кофейный столик. От отца пахло яблочной карамелью. Уют темной комнаты, включенный телевизор.

Она оделась. Взглянула на свое отражение. Всклокоченные волосы, черные с проседью, лицо позеленело от усталости и красного вина почти без пищи. Она поморщилась, испугавшись собственного вида. Кто эта женщина?

Переложила пистолет в карман свитера. Оставлять его в другом месте небезопасно. Вдруг дети найдут. Спустилась с лестницы, каждый шаг — беспощадный укол раскаленной боли. Коленная чашечка болталась — связки не выдержали.

Дети к ней не вернулись. В доме пусто. Где они? Она выглянула в окно столовой. Мейпл-стрит тихонько щебетала — прямо птичка после бури. Рея увидела Фрицика вместе с сыном Гаррисонов. Они заговорщицки переговаривались, и она поняла, что они обмениваются какими-то секретами. Злословят о ней. Да, имеют полное право. У каждого есть право голоса. Она постучала пальцами по стеклу. Фрицик распрямился, посмотрел в сторону дома № 116 — сперва через окно ее спальни, потом через окно столовой. Наверное, увидел ее. А может, и нет. Она шагнула назад, ожидая, что сын Гаррисонов посмотрит тоже.

Джулия сидела у себя на крыльце. С ней рядом Элла — она тихо улыбалась, а Джулия разучивала с ней стишок, под который играют в «ладошки»:

Нужно в ближайшее время позвать их всех домой. Собрать вместе, посадить за стол, как в обычный день. Если постараться, может, этот день еще и станет обычным. Может, она еще и выкарабкается. Вряд ли ее посадят. Если найти хорошего адвоката. Ну, явятся эти из службы защиты детей, но она им устроит спектакль.

А все, что она натворила, все эти ужасы, она больше никогда так не будет.

С Фрицем сложнее, но с ним она умеет обращаться. В конце концов, он без нее никуда. И дети тоже. Если им так легче, она скажет, что походит к психотерапевту. Разгребет всякие завалы. Станет той мамой, которой всегда прикидывалась, которой хотела стать. На сей раз получится. Она очистится, в лучшем смысле слова. Без всякого волшебства. Это ее последний шанс.

Приступит сегодня. Прямо сейчас.

Она открыла дверь. Накатила жара, пропитанная сладковатым запахом битума. Рея зашагала к Элле — колено кричало от боли. Герти — в руке чемодан — открыла дверь своего дома. Она не улыбалась, как раньше, — этакая бедолажка, не утратившая надежды. Она едва кивнула.

И тут Рея поняла, что объятие объятием, но защищать ее Герти не станет. Понятное дело. Ее муж и сын в больнице. По вине Реи. Герти с дочерью откочевали в мотель. Как только Герти Уайлд и ее семейство соберутся с силами, они продадут дом и уедут. Найдут новую улицу, новых соседей. Герти никогда больше с ней не заговорит. Слишком много между ними случилось отвратительного. Примирение невозможно.

Завтра или послезавтра вернется Бьянки, будет стучать во все двери, снимать новые показания с беспощадных жителей Мейпл-стрит. Ей уж точно не будет никакой пощады. Она изменила направление и зашагала к Герти — попрощаться. Колено вскрикивало, и боль казалась на диво знакомой. Такой же, как тогда, когда она вышибла дверь кабинки.

Головокружение. Будто два пласта времени совместились.

Герти поставила чемодан. То, что она увидела в Рее, ей явно не понравилось.

А Рея приближалась — ей нужно было все объяснить.

Сейчас она скажет Герти, что не безумна. Да, это магическое мышление — как вот иногда говорят об ангелах хранителях или целительных свойствах куркумы. Но в тот день, когда с отцом случился припадок, когда свет мигнул в темноте, в изумительном и бесконечно плотном пространстве, ощущения казались такими реальными. Она как бы дала той, четырехлетней, Рее обещание: никогда не забуду. Буду верить всегда, пусть даже логика и зрелость твердят обратное. Она особенный человек. Она вернулась вспять во времени и спасла отца. Она неуязвима. Ей не грозит утратить все из-за того, что единственный человек, отвечающий за ее благополучие, внутренне сломлен. У нее есть силы его исцелить, навеки оставить в этом совершенном месте, под теплым одеялом.

Столько раз унижения делались невыносимыми — злые дети дразнили ее за то, что она ходит с нечесаными волосами, а в доме просто не было расчески; коллеги по университету сплетничали и за глаза называли ее странной; Эйлин Блум блистала своими свитерами от Тори Бёрч и безупречно подстриженными светлыми волосами — для нее семья подготовила совершенное будущее. И главное, ее отец умер, потому что ее не было рядом. Ему не для кого было притворяться. Она вернулась тогда в его дом, чтобы навести порядок, и обнаружила повсюду бутылки и блевотину.

Столько раз она чувствовала, как мрак сгущается.

В комнатенке общежития, в своей квартирке-студии, в крошечном кабинете она раз за разом пыталась вернуться вспять во времени, зная, что это невозможно, но не теряя надежды. Ей хотелось откатиться в прошлое и — со второго раза — все сделать правильно. Она расчешет эти дурацкие жесткие волосы, которые так ненавидела. Найдет правильные слова, когда ее станут дразнить, переломит ситуацию — и все ее полюбят. Посмеется над язвительной Эйлин Блум, зная, что та ее недостойна. Шагу не сделает в эту туалетную кабинку. Вернется вспять и спасет отца. Сделает его лучше и тем самым спасется сама.

А сюда попадет чистой, обновленной.

Рея хромала дальше, засунув руки в карманы, следя, чтобы пистолет не выпал. Обливалась потом. Не видела почти ничего, кроме испуга на лице у Герти.

— Эй! — выкрикнула Рея, и голос зазвенел от злости. Она попробовала еще раз, сорвавшись на визг: — Герти! Привет, подруга!

На улицу въехала машина. «Мерседес» Фрица. Фриц остановился прямо перед ней, открыл дверцу. Выражение его лица совершенно ее не устраивало. Не был он рад ее видеть, несмотря на все, что она для него сделала. Лицо выглядело хмурым.

— Рея, — произнес он. Рехья. — Нам нужно поговорить.

Тут она поняла, что на нее смотрит вся Мейпл-стрит. Соседи стояли в дверях или выглядывали в окна. Смотрели на нее так же, как Герти. Как Элла. Как Фрицик. Как Фриц. Как будто она плохой человек. И сделала что-то ужасное.

С отвращением.

Мейпл-стрит стала свидетельницей дальнейшего.

Фриц Шредер вышел из машины. Вид у него был усталый и раздраженный. Измотанный. Впоследствии выяснилось, что он ездил договариваться с адвокатом по уголовным делам — на случай, если полиция или Уайлды обвинят Рею в препятствовании правосудию. Выяснилось, что он собирался защищать свою жену — как, в доступных ему пределах, защищал всегда, со дня их знакомства. Но пока они этого не знали. Пока они прочитали у него на лице неприязнь.