На пятнадцатый день поисков в дверь к Шредерам позвонили представители полиции. Опустив головы, сообщили Рее (Фриц был на работе), что не сумели пробиться в самый дальний туннель, а это последнее место, где может находиться тело Шелли. Потребуется несколько дней на его осушение, прежде чем можно будет возобновить поиски, да и тогда, вероятно, окажется, что он слишком узок. Туда направят самых малорослых ныряльщиков, специально подготовленных для выполнения подобных задач. Если тело не унесло в канализацию, оно может быть только там.

В подобных ситуациях любое ожидание мучительнее ясности. Полицейские предложили Рее организовать поминальную службу. Пора оставить надежду.

Медленно, потому что у нее болело колено, Рея шагнула им навстречу. Поблагодарила за визит. Она успела составить список похоронных бюро, увеличила общую фотографию седьмого класса. Не то чтобы она на это надеялась. Ничего подобного. Тем не менее подготовилась.

Мейпл-стрит наблюдала за этим разговором через окна. Соседи стали свидетелями — значит, в своем горе Рея будет не одна.

Обливаясь потом, обитатели Мейпл-стрит сели в кроватях. Приняли душ, припудрились, надушились, опять вспотели — кожа покрылась душистой корочкой. Оделись в черное. Достали темные костюмы и платья неброских цветов для детей. Уолши вышли заранее. За ними — Хестия, Понти: Стивен, Джил, Марко и Ричард. Так и не помирившиеся Тим и Джейн Гаррисон велели детям определиться, с кем из родителей они поедут. Старший брат Адам решил — с мамой. Младший, Дейв, вообще отказался ехать. Он остался в раскаленной коробке — своей спальне, жалея, что связи нет, игровая приставка не работает, нельзя с головой уйти в «Дэскрафт» и забыть про весь этот ужас. В смысле, про разлад в доме. Не про Шелли: поверить, что ее нет, он был не в состоянии.

Атласы не пришли: Бетани рвало всю ночь. Все шестеро Сингхов отбыли на своей «хонде-пилоте», у каждого из детей в наушниках играла музыка с собственного планшета. Питер Бенчли не поехал, смотрел с чердака. Доминик и Линда Оттоманелли постучали в дверь дома № 118, Шредеры и Оттоманелли собрались на крыльце. Взрослые накануне слишком долго смотрели кино, поэтому надели солнечные очки, а еще оправлялись от похмелья. Потом они пошли к машинам, чтобы ехать цугом.

Им нужно было миновать дом Уайлдов. Фрицик поднял кусок кварца толщиной сантиметров пять. Тускло-молочный, из тех, которые блестят только на разломе. Метнул его сильной рукой раннинбека. Камень срикошетил от входной двери и упал обратно к его ногам.

В первый момент все молчали, опешив.

— Дурака не валяй, — наконец сказала Рея. — При свете-то дня.

Входная дверь открылась. За решетчатым экраном стояла беременная Герти. Рядом с ней — Арло.

Рея подняла тот же самый камень. Стерла с него грязь и битум и положила в сумочку — в качестве задумки, которая должна вызреть, перебродить.

Уайлды проводили глазами последнюю машину, уехавшую на поминальную службу по Шелли. Вновь они оказались за бортом. Плюс на сей раз еще вроде как и виноватыми.

— Давай проведем службу здесь, — предложил Арло, думая о том, какую жизнь прожил его отец, о всех похоронах своих буйных друзей. Хоронили, как принято у наркоманов, — церкви и гробы побоку. — Пусть каждый принесет какую-нибудь значимую вещь, по которой видно, как он относился к Шелли. Тащите сюда.

Никто не сдвинулся с места.

— Ну, что-то, что вам о ней напоминает и с чем не жалко расстаться.

Первым наверх ушел Ларри, за ним Джулия. Герти осталась. Арло вел себя храбро, хотя на деле и трусил: поцеловал ее в губы, хлопнул по заднице. Крепко и с нужной долей сексуальности.

— Ну! Неси свой вклад.

Встретились снова в прихожей.

— Ладно, — сказал Арло, открывая коробку из-под сигар «Монте-Кристо». Из нее сладко пахло. — Я первый.

Он положил в коробку свою губную гармошку. Расставаться было жалко — ее подарил Дэнни Лас-сон еще в те времена, когда существовала их группа. Но эту гармошку он всегда давал Шелли, когда она оставалась у них ночевать. Последняя песня, которую они с Джулией и Шелли разучивали вместе, называлась «Лондонские оборотни».

Следующим оказался Ларри.

— Ты уверен? — спросила Герти. — Насовсем отдаешь.

Ларри кивнул:

— Она иногда была плохая, но нельзя, чтобы она осталась одна…

Он положил в коробку своего робота, вымытого дешевым шампунем.

Настала очередь Герти. Она сняла с шеи жемчужную подвеску. Ее мачеха Чири («Называй меня Чири, дорогуша!») забрала себе все короны и трофеи, так что, помимо обручального кольца, это было единственное ювелирное украшение Герти. Она собиралась когда-нибудь подарить его Джулии.

— Это как, расточительство? — спросила она у Арло, держа подвеску над коробкой.

— Нет, — ответил он.

Герти крепко сжала подвеску в руке. В последний раз. Потом отпустила. Столько лет она трудилась, собирая поштучно те кусочки их бытия, которые теперь их окружали, так что расстаться с одним из них было даже приятно.

Все опустили глаза. Дары невообразимо прекрасные, намерения — очень личные и сокровенные; им даже было не жалко, что они не попали на службу. Шелли столько раз у них ночевала. Все их знакомство протекало на этой улице, так что и поминать ее здесь казалось уместным.

Теперь все повернулись к Джулии — она стояла с пустыми руками. Правая все еще побаливала, синие швы рассосались не до конца. Собака, сказал им врач в травмпункте, вне всякого сомнения.

— У меня нет ничего важного, — сказала Джулия. — Но лучше бы я упала вместо нее в этот провал.

— А я нет, — вставил Ларри.

Лицо Джулии сморщилось.

— Это моя вина. Я могла ее спасти!

— Не могла, — возразила Герти.

— Могла!

Арло улыбнулся одновременно и горько, и ласково — как здорово, что дочь его такая сострадательная, как жаль, что сострадать приходится по такому поводу.

— Это был несчастный случай.

— Ты ничего не понимаешь! Она хотела жить с нами. Умоляла меня!

— Джулия, — с укором произнесла Герти, — да зачем ей это было надо?

— Она была несчастна.

— Ей бы мама никогда не разрешила.

— Откуда ты знаешь?

— Лапушка. Да, на Рею иногда находит, но она хорошая мать. У нее все дети получат высшее образование.

Она подлая злыдня.

— Злыдней на свете много, — ответил Арло.

Джулия все плакала.

— Боженька хотел меня забрать, а забрал ее по случайности. Хотел меня наказать за то, что я такая плохая подруга.

— Ты вздор говоришь, — ответила Герти.

— Но это правда.

— Нет, — отрезал Арло. — Ты это сама придумала.

Джулия посмотрела на них, оценила ситуацию. Поняла, что высказала свой страх с одной целью: чтобы ей возразили. Нет, гибель Шелли — не ее вина. И не кара Господня. Но это не снимало с нее ответственности.

— Она ее мучила.

— Кто? — спросил Арло.

— Ее мама. Мы не бежали наперегонки. Мы убегали. Поэтому она и свалилась в дыру. Страшно боялась, что мама ее убьет за то, что она остригла волосы, и совсем не смотрела под ноги.

Тут в памяти у Герти всплыл тот их последний пьяный разговор с Реей. Перевернулся, точно камень, под ним закопошились насекомые.

— Не говори такого! Это очень серьезное обвинение!

— Ты всегда всем веришь, кроме меня, — заявила Джулия. Голос звучал слишком ровно. Слишком спокойно.

— Не нападай на меня! Я только о тебе и думаю, — ответила Герти. — Мы сюда ради тебя переехали.

— Ты меня никогда не защищаешь. Поэтому я тебе ничего и не рассказала. Но это правда. Шелли фотографировала эти побои. У нее есть доказательства. В «Кубе боли».

— Что-то это на Рею не похоже, — заметил Арло.

— Она в колледже преподает! — добавила Герти.

— И что? — спросила Джулия.

— А то, что Шелли была очень нервная. Такие девочки любят выдумывать. Звучит правдоподобно, а на деле выдумка. Ей было больно по какой-то другой причине. Внутренняя проблема.