Шах вдруг заметил, что на столе стоит всего пара тарелок и рюмок и за стол, кроме него, усаживается лишь Игнатов.

− Мы уже поужинали, − заметив недоуменный взгляд гостя, произнесла Пашкина жена.

− В общем, кушайте с Богом, − добавила теща, и следом все покинули кухню.

− Ну чего, со свиданьицем? – восприемник наполнил пузатые хрустальные стопки.

Водка несильно обожгла желудок, и без того мучительное чувство голода стало уж совсем невыносимым. Иван с остервенением впился зубами в толстый кусок мяса и, почти не разжевывая, проглотил. В два приема расправился с салатом, запихнул в рот несколько ломтей буженины, опрокинул вдогонку большой, в четверть литра, стакан клубничного морса. Игнатов добродушно наблюдал за ним, лениво цепляя на вилку маринованный гриб.

− Ну как, заморил червячка? – подмигнул он крестнику. – Ешь-ешь, сколько влезет. Специально для тебя весь день готовили.

− Однако… − только и протянул тот, изумившись по себя: чего это вдруг родня Пашкиной жены так расстаралась ради какого-то постороннего человека? Да еще деликатно убралась с кухни, чтобы не смущать голодного, истосковавшегося по домашней еде солдата?

− Ну чего, еще по чуть-чуть? – Седой вновь наполнил стопки.

В дверях кухни неслышно появилась Вера. Тихо, стараясь не мешать, убрала лишнюю посуду в раковину. Подошла к столу, положив ладонь на грубоватую пятерню мужа. Посмотрела на него с нежностью и какой-то безмолвной ненавязчивой просьбой.

− Я помню, − кивнул в ответ Пашка. – Мне завтра с утра за руль. И что Ваньку может с устатку развезти больше чем надо… Короче, все под контролем. Вопросы есть?

− Никак нет, товарищ старший лейтенант, − шутливо, в тон мужу, по-военному откликнулась Вера. – Спокойной ночи, − улыбнулась она Ивану и так же неслышно исчезла.

Они с Пашкой опрокинули еще по паре стопок, отчего глаза начали неумолимо слипаться, а тело налилось приятной тяжестью. Потом Игнатов отвел крестника в одну из комнат, где уже белел пахнущими свежестью простынями разложенный диван. Лишь только Иван коснулся лицом подушки, как тут же провалился в сон.

…Когда же он открыл глаза, за окном уже сияло солнце, а старинные часы на секретере показывали полдень. Комната, где находился Шах, по виду была гостиной. В углу, у окна, золотился резными окладами солидный иконостас из множества образов. Внизу крепилась полочка с рубиновой, мерцающей огоньком лампадкой.

Выбравшись из-под одеяла, он натянул спортивный костюм и вышел в коридор. В квартире стояла тишина. Лишь на кухне едва слышно потрескивал радиоприемник.

Шаховцев прошелся по дому, с любопытством заглядывая в каждую комнату. Почти везде висели иконы, тлели зажженные лампадки. Тут же на стенах крепились полочки, на которых теснились Евангелие, молитвословы, жития святых. В угловой комнатушке, где, судя по всему, обитали Катя и Даша, над столом, в рамке, алела причудливыми буквицами молитва Оптинских старцев – точно такая же, как и в деревне у бабушки.

«А семейка-то тут, оказывается, религиозная! Причем конкретно!» − со снисходительной насмешкой подумал Шах.

Дом и впрямь напоминал то ли церковную лавку, то ли монашескую келью, где живут тихие, смиренные богомольцы. Из общей картины выпадали лишь железная шведская стенка в коридоре, мощный, сваренный из толстых труб турник и подвешенный там же тяжелый боксерский мешок. Внизу, у самодельной спортивной скамьи, громоздилась штанга и несколько сборных гантелей.

«И вломился Седой в смиренную обитель, словно слон в посудную лавку! − неожиданно родилось в голове Шаховцева. – Да, неплохо сочинил. Веселецкому бы точно понравилось!»

Раздумья прервал заскрежетавший замок в прихожей.

− Ой, вы уже проснулись? Давно? – раскрасневшаяся с мороза Катя виновато уставилась на Ивана.

− Нет-нет, минут пять назад… − пробормотал Шах, испытав странное волнение от ее мягкого, с извиняющимися нотками голоса и чистого, проникновенного взгляда. – Я даже не умылся еще…

− Слава Богу! Что ж, идите, а я пока завтрак подогрею, − Пашкина свояченица спешно скинула пальто, разулась и поспешила на кухню.

В ванной Шаховцев тщательно соскреб едва отросшую за ночь щетину, спрыснулся одеколоном. Подумал, стащил с себя олимпийку, оставшись в обтягивающей мускулистый торс футболке.

На кухне уже дымилась в тарелке яичница с ветчиной, желтели вчерашние маринованные грузди, розовела аккуратно нарезанная буженина. Лишь только Иван присел за стол, девушка тут же засуетилась вокруг него:

− Вы кефир будете? Нет? А мяса погреть? Вам чай заварить или кофе?

− Да… Чай, если можно… − Шаха смущала такая забота и одновременно льстила ему.

Поглощая завтрак, он осторожно рассматривал сестру Веры. Девушка была одета просто, без всяких модных изысков: шерстяная, под горло, блузка, длинная, из плотной ткани, юбка. Густые каштановые волосы были заплетены в красивую толстую косу. На тонких пальцах не было ни маникюра, ни каких-то других украшений, кроме простенького серебряного колечка, на котором причудливыми старинными буквами было начертано: «Спаси и Сохрани».

Но больше всего Шаховцева волновали глаза Кати – большие и бездонные. Казалось, из их глубины сходит какой-то необычайный свет, от которого уютно теплело в груди. И почему-то по сравнению с этим юным созданием блекли все прежние знакомые девицы.

− Наелись? – голос девушки заставил его очнуться.

− Да-да… Спасибо…

− Слава Богу. А то я, пока домой ехала, все боялась, что вы давно проснулись и сидите тут голодный…

− Нет, все нормально… − смущенно повторил он. – Кстати, а где все остальные? Ну Пашка, Вера…

− Паша Веру к врачу в консультацию повез. Даша в школе, а мама с папой в храме. Я и сама оттуда, просто чуть раньше со спевки ушла.

− С чего?

− Со спевки. Я же там в хоре пою вместе с Верой. А мама регент у нас.

− Понятно… − пряча усмешку, кивнул Шах.

«Не семья, а прямо монастырь какой-то!»

Он вновь начал прихлебывать чай, не зная, как продолжить разговор. Некоторое время на кухне царило молчание. Катя дорезала остатки яблочного пирога, искоса бросая взгляды куда-то на грудь гостя. Заметив это, он незаметно вдохнул, напружинив мышцы, давая девушке полюбоваться, оценить его стать и мощь.

− Иван, можно у вас спросить? − наконец решилась она.

− Конечно! Любой вопрос! – широко и даже покровительственно улыбнулся он, уверенный, что собеседницу интересует, где и как он накачал такую мускулатуру.

− Скажите… − Катя вновь немного замешкалась. – А вы что, крест не носите?

− Крест?.. – опешив, переспросил он.

− Ну да, нательный крестик. Вы же крещеный…

− Да знаете… − окончательно смешался Шах. – Как-то не привык. Крестильный у бабки в деревне остался, а больше вроде нет…

− Жаль… − девушка заметно погрустнела.

− Да просто как-то руки не доходили… – неожиданно для самого себя начал оправдываться он.

− Ничего. Я сегодня в храме специально для вас купила. Вчера еще заметила, что на вас его нет, и на всякий случай…

− Спасибо… − окончательно сбитый с толку, пробормотал Иван.

− Значит, возьмете?

− Что? Ах да, конечно…

Девушка буквально просияла и поспешила в прихожую. Вернулась, подавая гостю красивый серебряный крестик на крепком плетеном шнурке.

− Спасибо… − повторил он, надевая на шею подарок. – Мне даже неудобно… Вы вроде как потратились…

− Ерунда… − улыбнулась она. – Нам как раз вчера в училище стипендию дали.

− А где вы учитесь?

− В Свято-Димитриевском.

− Где?

− В Свято-Димитриевском училище сестер милосердия.

В этот момент в прихожей заскрежетал замок, и квартира тотчас же наполнилась возгласами Пашки:

− Так! Сколько у нас там натикало? Зашибись! Как раз к приходу бати с матушкой обед сготовить успеем!

Он проявился в дверях радостно-возбужденный и сияющий. Следом на кухню вошла улыбающаяся Вера.

− Угу, − кивнула она на немой вопрос сестры. – Он самый.