— Товарищ Джилас! — раздалось из-за двери.

— Что-то мы с тобой фантазиями о будущем увлеклись, — собрал свое хозяйство Милован, — мне бежать надо, заседание Верховного штаба, укрепление дисциплин…

Он поперхнулся и проглотил окончание последнего слова и, кажется, даже покраснел, но этого я толком не разглядел, поскольку собеседник мой слишком быстро выскочил из камеры.

Уж не знаю, насчет меня решал Верховный штаб или нет, но трибунал сподобились начать только заполдень. Вывели на улицу, морозец, солнышко… только я порадовался, что могу свежим воздухом подышать, как подъехала легковушка и провоняла все выхлопом.

Большой зал општины, все честь по чести — трое судей с такими суровыми лицами, что прям приговор отпечатан; вроде бы знакомый по Ужице комиссар в роли прокурора и неожиданно Здравко Йованович, валевский Гжесь Саакашвили, защитником.

И все, даже никого из Верховного штаба, не хотят пачкаться.

Народу набилось изрядно — а я популярный парень, оказывается! Хотя может это оттого, что развлечений в Фоче нет, вот и собрались на процесс полюбоваться.

— … среди партизан не место колебаниям и сомнениям. Вы все, другови, пришли в отряды, чтобы воевать до конца, — словно на митинге зачитывал «прокурор».

— Владо воюет лучше многих, я его под Валево в деле видел, — перебил Йованович.

— Вам будет предоставлено слово! — оборвал Здравко даже не судья, а заседатель.

Очень серьезный мужчина в кожаной куртке и с глубоко посяженными глазами-буравчиками, у меня от его взгляда прям мурашки по коже. Влепит такой смертный приговор и не почешется.

— … неоднократно нарушал прямые распоряжения командования. При марше на Игман, находясь в прикрытии, обстрелял аэродром в Райловаце, хотя имел приказ не привлекать внимания…

— Там три самолета сгорели! — выкрикнули с заднего ряда голосом Марко.

— Бригада без потерь прошла! — добавил голос Бранко.

— Тишина! — хлопнул по столу ладонью председатель.

Ворчание в зале, тем не менее, не прекратилось и «прокурору» пришлось повышать голос:

— … самовольно отпустил взятых в плен четников. Более того, снабжал Романийский отряд оружием…

— Э, там всего один пулемет был! И половина романийцев в итоге к нам ушла!

— Тишина! — снова хлопнул председатель. — Или я прикажу вывести всех!

— … постоянно ведет сомнительные разговоры, не верит в победу…

— Ну знаете, — вскочил, кто бы мог подумать, Лука, — я, как комиссар роты, обязан сказать!

Председатель лишь вознес руку над столом, но рядом с Лукой встали Бранко, Марко, Глиша, Живка и многие другие.

— Владо, конечно, не коммунист, но в октябре, когда немцы давили и здесь, и в России, именно он нас поддерживал и говорил, что Красная армия обязательно разгромит немцев под Москвой!

— Точно так, — встал оружейник Франьо, которого я уж совсем не ожидал увидеть. — И много нужного насоветовал по моим делам!

— А вот, другови, что вы на это скажете? — потряс бумагой «прокурор» — Каждый раз, когда подсудимый уходил из штаба в Ужице, происходил налет бомбардировщиков!

Зал на секунду замолчал, но потом взорвался криками «Чушь! Нас постоянно бомбили! Совпало!», заседание понемногу превращалось в митинг поддержки Владо Мараша и судьи откровенно растерялись и занервничали.

Но тут за спиной судей открылась боковая дверка, из нее выскользнул крысик Пияде, подсунул судьям листок, о чем-то с ними пошушукался и нырнул обратно.

— Заседание объявляется закрытым, — встал председатель. — Следующее завтра утром. Уведите подсудимого.

Загрохотали отодвигаемые стулья и скамейки, меня тронул за плечо боец охраны. Но тронул так, не резко, а вроде извиняясь — мол, я только исполняю приказ. Круто, что за меня столько людей. Но что-то чем дальше, тем больше подозрений, что некоторые товарищи из Верховного штаба (или, вернее, ЦК КПЮ?) решили довести показательный процесс до расстрельного приговора. И никакие мои заслуги тут не помогут — коммунисты смотря в рот Коминтерну и Москве, а там всего несколько лет назад десятками и сотнями стреляли героев Гражданской войны, маршалов и орденоносцев. Чем не пример для подражания…

Так что перспективы у меня поганые, одно счастье, что винтовка плечо не оттягивает и снаряга на поясе и ремнях не виснет, вели налегке. И снова у општины и участка тарахтели на холостом легковушки — не иначе, начальство обзаводилось разгонным транспортом. Логично, по нынешним холодам на пролетках не очень-то поездишь.

Вдохнул бензиновую гарь, быть может в последний раз. И чуть было не запел «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые», но скрипнула дверь участка, меня завели внутрь, поместили в камеру и я принялся гадать, кто меня навестит следующим — Лека, Иво, или Арсо?

Ни хрена не угадал.

Явился молодой, да ранний, лет тридцати, хоть залысины и делают его с виду старше, доктор Папо, трясти насчет бань и вошебоек. Ну точно, все напоследок хотят выкачать из меня информацию, словно знают, что завтра будет поздно. Чуть было не послал эскулапа по матушке, но все-таки рассказал, что знал и помнил. В конце концов, я здесь зачем? Кузькину мать немцам показывать, и чем меньше партизан тифом выкосит, тем лучше это получится. Делай что должен и будь что будет.

Ужин принесли Альбина и Марко, втроем еле выставили настырного доктора. Ребята все пытались шутить, но у Альки глаза на мокром месте, чуть сам не расплакался.

Неохота подыхать, и в черное уныние скатываться тоже неохота, хотел было Альбину отправить с глаз долой, да она сама вышла и долго в коридоре болтала с часовым.

Все время, пока Марко втирал про побег

— Охрану разоружим, машина вон, во дворе стоит… — горячо шептал названный братец.

А я напряженно думал — и что дальше? Куда мы на той машине уедем, если кругом война? Ну, предположим, сумеем вырваться, на постах скажем, что по приказу Верховного штаба. Предположим, у нас не спросят пароль. Предположим, доберемся до Сараево…

Хотя можно для начала к родственникам Марко в Кривоглавцы. Если, конечно, их не изгнали или вообще не убили усташи. Документы… Черт, в Белграде же заначки, и документы, и деньги, и оружие! В партизаны податься не выйдет, рано или поздно вычислят, в Сербию тоже стремно — розыскные листы на меня еще не протухли. В подполье соваться — так у нас никаких связей или явок. Хотя автономная группа это даже лучше, меньше шанс провала…

Задним числом ничем, кроме накрывшего меня отчаяния, я эти мысли объяснить не мог — ну авантюра же чистой воды, а я старательно прикидывал, как уйти на рывок, как легализоваться, как действовать. Объяснял Марко, что из нашего имущества непременно нужно забрать с собой, какое оружие взять, как одеться и потом полночи еще ворочался, вскакивая от каждого шороха.

Утром Марко и Альбина пришли звенящие, как струна, пришлось шикнуть, чтоб хоть немного расслабились. Все готово. Вещи собраны. Пароль узнали. Ребята ждут на выходе.

Двое охранников повели меня по улице, где прямо возле участка стоял серенький Опель-Капитан. Я представил, как в крыльях авто появляются дырки от пуль, как осыпаются от пулеметной очереди стекла и передернулся.

Но с другой стороны машины трепался с водителем Бранко.

А навстречу нам шли Небош и Марко. Рук мне никто не связывал, так что против троих нас было четверо плюс внезапность.

Еще десять шагов и…

Пять шагов.

Три.

Один.

Небош и Марко уже у нас за спинами.

Я чертыхнулся и присел завязывать шнурок.

Сейчас ребята развернутся и…

— Владо! Владо! Охрана, стой! На минуту!

Я чуть не заскрипел зубами — только Леки здесь и не хватало. Метнулся взглядом по улице — может, его взять в заложники? Нет, за ним еще четверо бойцов, какой тут побег.

Значит, судьба.

Лека крепко взял меня за рукав и отвел в сторону, приказав охране не кипишить. А там принялся горячо шептать мне в ухо…

На крыльце општины я обернулся к парням, отчаянно ждавшим моего сигнала, подмигнул и махнул рукой — все в порядке, ребята.