И тут сработала природная приспособляемость ведьм к внешним условиям. Всем очень понравилось свободно гулять по городу в вещах от модных портных, заходить в заведения, где тебя встречают словно дорогого гостя, и получать во время обеда, визитки богатых и знаменитых, ищущих знакомства. Ведь далеко не все болезни и проблемы со здоровьем могут вылечить целители. Например, за морщины они даже не брались, а вот ведьмы наоборот справлялись с этим с лёгкостью. И не будучи от природы дурами, сёстры прекрасно понимали, как так случилось, что они из гонимого и презираемого племени, стали вполне уважаемым социумом. И Красноярская история сюда легла плотно и без щелей показав Князя настоящим защитником сестёр.

Так что новые порядки, воспринимались Хозяйками и Высшими с ворчанием, но не более. Ещё все ожидали, что бывшая Верховная будет как-то показательно наказана, но ничего сверх мягкого выговора на Совете не последовало, а поскольку Князь, в частном порядке кое-что объяснил англичанке, то она сразу присела, и сидела тихо, не отсвечивая, а занимаясь делами своей клиники «Вечная юность» и санаторием «Красотка». Дела у Западного Ковена шли не так чтобы очень хорошо, та как большая часть новых иммигрантов, растворилась в других региональных ковенах, а с бывшей Верховной осталось человек пятьсот, что кстати совсем немало. Конечно, в таком сообществе, постоянно будут бродить токи высокого напряжения, но идея что в Ковене не будет никакой одной Верховной, сёстрам неожиданно понравилась, открывая фантастически широкие возможности для традиционной ведьмачьей забавы, «подставь сестричку».

Насколько возможно, Владимир не лез во внутренние дрязги ведьм, делегируя всё что можно Совету, но и спрашивая с них в случае косяков так что перья летели. И дамы с уважением относились к такой постановке вопроса. Им доверили решить вопрос, но они справились плохо? Придётся ответить.

Очень радовали исследовательские центры. Вместе с так сказать практикующими ведьмами из Британии и Европы приехало много женщин — учёных, имевших собственные исследовательские программы, и вообще осведомлённые, в различных сферах, так что сразу получилось закончить исследовательский проект, посвящённый портальным переходам. Клариса Де Брие, пришла в НИИ Энергетики, на обзорную экскурсию, и зацепившись языками с доктором наук Соловьёвым, сначала на доске написала формулу стабилизации окна, а чуть позже на установке показала, что и как, и через минуту российские учёные пробили портал в соседний корпус. А поняв, что пробой имеет стабильность параметров на порядок выше чем стандартный европейский портал, залипла на несколько суток, разбираясь в том, что не так сделали в России.

К июлю удалось пристроить всех, когда в Россию стали приезжать мужчины, поехавшие вслед за своими женщинами. Но им к счастью занималось управление иммиграции, так что Соколова миновала эта проблема.

Летом 64 года группа микроэлектроники наконец-то выдала инженерный образец однокристального процессора, и это стало очень серьёзным прорывом во всех проектах Гипербореи. Наконец-то сдвинулся проект персонального компьютера, который Владимир хотел выпустить сразу в виде законченного изделия с текстовым и табличным редактором, сохранением данных на встроенный магнитный диск, и возможностью переноса информации на съёмных носителях. Да, таким образом проект автоматически превращался в долгострой, но у Соколова не было необходимости сразу начать зарабатывать, а имелось желание сделать нечто что сразу отсечёт всех конкурентов на долгие годы — готовое изделие где захлебнутся любые специалисты по обратному инжинирингу, каковых в этом мире совсем немного. Поэтому все исследования и разработки велись в режиме повышенной секретности, с привлечением ресурсов Имперской Стражи.

Тем временем оживился губернатор Красноярска, прилетевший «решать вопрос». Правда никто ему так и не помог, так как Россия — свободная страна и человек вправе самому решать, где ему жить. Люди законно уволились или были уволены за прогулы, а иных способов воздействия на человека кроме записи в трудовой книжке не существовало.

Сергей Николаевич Речицкий даже добрался до Императора, то тот также развёл руками. Законные основания есть? Идите в суд. Нет? Утирайтесь. А то что у тебя посыпалась вся медицина, так кто тебе доктор?

Суть нервных метаний генерал-губернатор Владимиру пояснил опытный Мир Бек Юнусов.

— Понимаешь, каждый год, на зимнем приёме, губернаторы докладывают состояние дел. И если простых губернаторов заслушивает Дума, и она же выносит императору прошение о продлении полномочий, то генерал-губернаторов Константин заслушивает лично, и принимает решение лично. А как тут отчитаешься, когда треть больниц просто закрылась, сотни торговых предприятий приостановили деятельность? Сейчас оставшиеся врачи требуют повышения окладов, в связи с выросшей нагрузкой, но в казне губернии денег нет. Просто перенаправить средства, сэкономленные на твоих ведьмах на выплаты — нельзя. Только на следующий год. А врачи хотят прямо сейчас, или угрожают тоже уехать. В общем кашу ты заварил просто блеск. Мы честно говоря думали, что ты просто выводишь своих из-под удара, а оно вон как отливается. Свалить одним движением такого секача… — генерал со смешком покачал головой. — Аппаратный народ честно говоря до сих пор в шоке. Так что цени. У тебя сейчас аппаратный авторитет, на уровне верхней сотни России.

— Вот делать людям нечего. — Владимир подлил себе чаю. — Вы, Мир Багир Ходжаевич, мне лучше скажите, дадут нам разрешение на полигон, на Севере. Топорков торопит. У него сезон скоро закончится, они построить не успеют.

— Дадут. — Генерал полковник кивнул. — Дело-то государственное. Но в Москве такое строить нельзя. Вдруг чего-то не так пойдёт. А на Севере земли много. Там, рядом с атомным полигоном, площадку уже выделили. Только бумага до тебя не дошла. Но если хочешь успеть до осени, поторопись.

— Так всё готово уже. — Владимир сосредоточенно кивнул. — Сфера реактора, контрольные шкафы, и прочее. Только доставить и смонтировать. Неделя работы. Там вся хитрость в стартовом узоре, да в блоках накопителей. Остальное так, шкатулка.

— Хорошо. — Мир Багиров внимательно посмотрел на Владимира. — Не рискуй там. На тебе сейчас очень многое завязано, что развалиться может в секунду.

На Север Владимир вылетел в приятной компании десятка ведьм из охраны, секретарей, и самого Топоркова, носившегося между полигоном и подрядчиками. Но к первому июля, все работы произведены, все линии подведены, все посты выставлены, и даже погода установилась солнечная и тёплая, что для полуострова Канин, было нехарактерным.

Опытную установку запитали электроэнергией от исследовательского судна, вставшего в паре километрах от мыса Канин нос, так, чтобы эвакуационный вертолёт, мог быстро долететь до корабля. В момент пуска, у установки стояло всего трое. Топорков, его ученик Георгий Жариков, и Владимир. Все гранды, да ещё и с дополнительными амулетами защиты, они имели реальные шансы пережить даже атомный взрыв находясь в его эпицентре.

Сама установка — шар диаметром в десять метров из толстого кварцевого стекла, укреплённого энергетикой, в окружении пяти огромных цилиндрических накопителей, длиной в метр и толщиной в тридцать сантиметров, лежащих горизонтально, и пары аппаратных шкафов, регулирующих параметры реактора. Шкафы изготовили на Гиперборее, сделав их практически неубиваемыми с тройным резервированием, и корпусами из энергетически уплотнённого титана.

Последними из зрителей уходили вертолётчики, оставив одну машину в качестве эвакуационной.

— Ну, что товарищи? — Топорков одетый в удобный морской бушлат, и старую выцветшую кепи, с потускневшей эмблемой, посмотрел на Соколова. — Начнём потихоньку?

— Да, Семён Михайлович. — Владимир открыл аппаратный шкаф, проверил основную и резервную линию, аварийное питание, контрольные цепи, и кивнул. — У меня порядок.

— Давай, Жора. Начали, насыщение. — Топорков с учеником стали вливать энергию в узор прокола, и через десять минут, в центре шара возникло плотное серое облачко, и начало расти в размерах, пока не вспыхнуло белым пламенем. Владимир посмотрел на приборы, чуть подкрутил подачу эфира, и жар от пламени стал спадать, несмотря на то, что размер огненного шара всё увеличивался, пока не стал несколько метров в диаметре. Это был максимум подачи эфира, при котором можно было быстро погасить реактор.