Адмирал повесил трубку, и ещё раз оглядел аппарат.

— А кто делает сие чудо?

— Так, Гиперборея же. — Капитан-лейтенант опустил крышку, и стала видна восьмилучевая звезда в центре.

— Ну, да. Мог бы и не спрашивать. — Адмирал кивнул.

Как известно, самая жёсткая конкуренция — внутривидовая, но Владимир практически не чувствовал её, так как выходил на рынок только с отработанными изделиями, проверенными в разных условиях, в отличном дизайне, и для определённой аудитории. С типологией потребителей работал особый отдел, под руководством доктора наук, бывшего профессора, случайно зацепленного Владимиром на улицах Москвы. Теперь, отмытый, приодетый и излеченный от алкоголизма, Николай Степанченко, уже ничем не напоминал бомжа со свалки, а всем своим видом демонстрировал респектабельность и успех. Но пять лет проведённых на помойке не прошли даром, и доктор философии приобрёл чудесную способность втираться в доверие словно матёрый контрразведчик или жулик, но делал это в общем с благими целями, выясняя предпочтения людей, их социальные связи, и прочее, для того, чтобы, глядя на очередное изделие сказать: Это будут брать студенты, и старшеклассники, но над корпусом нужно проработать. А это вообще никто брать не будет. И ошибался он крайне редко, что Соколов очень ценил. Потому как можно конечно выпустить пробную партию, посмотреть будут ли продажи, или нет, поработать над вариантами оформления, но всё это время. А время — самый невосполнимый ресурс.

Тем временем жара на территории Англии нарастала, и среди беспорядочно мечущихся орд тварей, стали появляться организованные отряды воинов, убить которых стало в разы труднее, и которые целенаправленно шли вперёд, отвоёвывая новые территории. В огне оказался весь юг Острова, а линия фронта пролегла через Кембридж.

Относительно успешно воевали лишь Королевские Гвардейцы — обвешанные амулетами и вооружённые до зубов подразделения, но было их немного, и комплектование одного такого полка обходилось как три обычных полка или десяток туземных.

То, что Англии скоро конец, стало понятно к лету шестьдесят пятого, когда фронт буквально рывком сдвинулся за Бирмингем, нависая над промышленным поясом Британии — Манчестером Ливерпулем и Шеффилдом. В ход пошли германские и французские дивизии, но особого успеха не случилось.

И тогда правительством Британии, и королём было принято решение нанести ядерный удар по очагу хаотической активности, а именно по самому Лондону, где находились открытые портальные переходы. Конечно существовал риск того, что атомные взрывы ещё больше нарушат естественный барьер между пространствами, но иного выхода не существовало.

Кряхтя и сокрушаясь, хозяева Запада, дали согласие на операцию, и в воздух поднялись десятки бомбардировщиков «Эр фортресс», несущие на борту более двух сотен плутониевых бомб.

Ударили почти одновременно, по всем разведанным точкам где обосновались твари, и порталам, подняв радиоактивную пыль высоко вверх. Ветер, как и было предсказано метеорологами и поддержанный грандами сдул радиоактивные осадки в океан, а на Острове на какое-то время всё стихло.

Пока улеглась буря, вызванная взрывами, пока останки городов домывались искусственно вызванным дождём, готовились группы разведки, в том числе на вертолётах, и тяжёлой бронетехнике.

Через портал, открытый на высоте в пятнадцать километров над руинами Лондона телевизионная камера высокого разрешения транслировала, картину бомбардировки прямо в зал совещаний Большого Кремлёвского Дворца, в присутствии всех руководителей страны.

Бомбардировщики работали с максимальных высот. Бомбы посыпались почти одновременно, и на земле стали расцветать пылевые фонтаны поднятой взрывом земли. Одна из бомб исключительно удачно влетела прямо в Букингемский дворец, оставив на его месте величаво встающий гриб атомного взрыва.

Генералы, штатские и гражданские смотрели на то как британская авиация стирает с лица земли собственную столицу, с круглыми от удивления глазами, и первым от шока оттаял глава департамента внешней разведки генерал-полковник Виктор Афанасьевич Каретников.

— Глазам своим не верю. Бритты сами бомбят собственную столицу, да ещё и таким варварским оружием.

— Не чаял что доживу до этого дня. — Начальник генштаба Балаян покачал головой.

— Дак деваться-то некуда им болезным. — Заметил военный министр, граф Дмитрий Андреевич Оболенский. — Без эдакой ампутации, им вообще жизни не будет.

— Да чего уж там. — Глава министерства здравоохранения и медицинских учреждений, небрежно взмахнул рукой. — Радиация быстро спадёт, и сначала пройдёт деактивирующими узорами, а после начнут восстанавливать. Народу конечно всё равно помрёт без счёту, но никогда они пролетариев за людей не держали.

— Но лет десять, будут заняты плотно. — Константин Первый усмехнулся и посмотрел на Владимира Соколова, сидящего чуть в уголке. — Владимир Алексеевич. А что-то вы так скромно пристроились, словно и не причём? Не знаю, как присутствующие, а я-то в курсе и про то как вы отразили удар, направленный по нашей стране, и про то, как пропустили через себя два с половиной миллиарда эрг, что, как утверждает товарищ Топорков, совершено невозможно, и как лечились два месяца… так что примите моё удовольствие сделанным, и поздравляю вас титулом Князя, и званием генерал-майора.

— Служу России. — Владимир встал с места, и вытянулся по стойке «смирно».

— Отлично служите, князь. — Канцлер Никифор Михайлович Белобородько, единственный кто был в курсе о грядущем возвышении Соколова, улыбнулся. — Дело дошло до того, что я уже не могу приводить вас в пример менее расторопным предпринимателям, и государственным деятелям. Я им про вас, а они все, мне в ответ: «Ну так это же Соколов!» Мол, что это вы мне тычете эти парнем. У него всё идеально, а так у обычных людей не бывает.

Сидящие за столом сдержанно посмеялись, и после кивка государя Владимир снова сел.

— Теперь что касается подготовки к войне. — Государь оглядел присутствующих. — У нас появилась передышка, но и у них лишнее время для подготовки. А значит продолжаем работать. Любая наша форма неготовности к войне, будет использована нам во вред. Так что, товарищи, порох держать сухим.

Совещание плавно перетекло в застолье, а расходились уже за полночь, обсудив всё на свете. И новую промышленную политику, и внутренние проблемы и ещё сотню других вопросов.

Естественно Владимир большей частью помалкивал, не влезая со своим мнением, но, если прямо спрашивали, высказывался коротко, ёмко, и по существу, стараясь чтобы аргументы звучали весомо, и конкретно.

Во дворец Соколов попал уже поздно ночью, но весь персонал бодрствовал. Ему предложили лёгкий ужин (чтобы не переедал на ночь), наполнили ванну, и расстелили постель, беззвучно растворившись в пространстве. Ведьмы точно знали, когда лучше не приставать и дать князю спокойно отдохнуть.

Поэтому утром Владимир проснулся свежим, отдохнувшим, и готовым к очередным свершениям, а подняв голову, сразу наткнулся на внимательный взгляд серых глаз, из-под хулиганской светлой чёлки.

Женщина лет двадцати, одетая в белоснежное шёлковое платье, с тонким золотым пояском, сидела в кресле напротив кровати, закинув ногу на ногу, открывая вид на стройные ножки в золотых туфельках.

Память, мгновенно перебрав всех, выдала однозначное «незнакомка», а окинув взглядом даму, Владимир понял, что дело нечисто. Во-первых, пройти через охрану ведьм совсем не просто, во-вторых, туфельки были чистыми словно из магазина, ну и поясок неярко светился золотым свечением, сообщая понимающим людям. Что он не простое украшение.

— Сударыня. — Владимир, накинул на себя одеяло, и шагнул за ширму. — Прошу прощения, я не одет.

— Я подожду. — Донёсся до Соколова звонкий молодой голос. — это ведь я появилась столь внезапно. Но мне очень хотелось рассмотреть того, кто взбаламутил всё наше общество.