Заранее к определенному времени я вызвала "вскрывальщиков". Поэтому по приезде в родной дом меня уже ждали.

Предъявляю документы на собственность. И делаю я это с крайне снисходительным видом. Видите ли, без них, они не имеют права вскрывать двери. А мне пришлось таскаться по гостиницам из-за их правил, между прочим!

После вскрытия эти же ребята меняют замок и вручают мне новенький комплект ключей. Ну наконец!

Затащив все свои чемоданы в квартиру, я, задержав дыхание, оглядываюсь. Волна ностальгии проходится по телу. В носу начинает щипать, а в горле образовывается ком.

— Не смей! Не смей разреветься!

Делаю пару глубоких вдохов, успокаивая себя, и вновь открываю глаза.

В квартире стоит затхлый, неприятный запах, отчего я морщусь. Нина Павловна действительно не прибиралась в квартире ни разу, и вряд ли проветривала хоть раз.

Не разуваясь, медленным шагом продвигаюсь вдоль коридора. На старых, пожелтевших обоях всё так же висят фотографии. Вот мамочка улыбается, держа в руках букет красных роз. Вот маленькая я на фото из садика. На мне красивое синее платье, большой белый бант на макушке и беззаботная детская улыбка. На следующем фото мы с мамой. Мне лет двенадцать. Мама обнимает меня со спины, при этом широко улыбаясь…

Мы были по-своему счастливы когда-то. Было и много радостных моментов. Но этот крест бедности всегда витал над нами, из-за чего жизнь один хрен совсем не была сказкой…

Слёзы всё-таки не удаётся сдержать. Дотрагиваюсь до фотографии и шепчу:

— Мамочка… Как же я скучаю… — шмыгаю носом и улыбаюсь. — Я обещаю, что справлюсь. Заберу нашу Мию и у нас всё будет хорошо! Я сделаю всё, чтобы мы были счастливы!

Вытираю ладонью щёки и открываю дверь в единственную комнату. Здесь осталось всё в таком же виде, как и когда я уезжала в Италию. Угловой шкаф. Рядом с ним мой диван-еврокнижка. У другой стены стоит ещё один диван, на нём спала мама. Напротив него небольшая стенка с запылённым телевизором. У окна письменный стол и туалетный столик. На нём все так же покоится мамина косметика. Провожу пальцем по поверхности, собирая толстый слой пыли, а затем беру любимый мамин флакон духов. Разбрызгиваю в воздухе и, вдохнув всей грудью, вновь улыбаюсь сквозь слёзы.

Отодвигаю шторы, за которыми большое окно и дверь, выходящие на залитый солнечным светом балкон. Выхожу в маленькое прямоугольное помещение и сразу открываю окна, впуская свежий весенний воздух.

Когда-то балкон был моим любимым местом. Вот и кресло, в котором я любила посидеть вечерами в наушниках. В подростковом возрасте пробовала курить, что делала я тоже, сидя в этом кресле. А вечером разбрызгивала освежитель воздуха, чтобы мама не учуяла…

Я так глубоко ухожу в свои воспоминания, что не замечаю, как снова увлажнились щёки. Что вот уже пять минут у меня звонит телефон без остановки.

Прочищаю горло и беру трубку.

— Слушаю.

— Тань, родители приехали, и ты подъезжай! Мы тебя ждём! — выдаёт запыхавшаяся Аня.

— Да, хорошо, сейчас буду выезжать.

— Ты что, плачешь там что ли? Что-то случилось? — сразу же напрягается подруга, услышав в моём голосе тот самый ком, который всё никак не хотел проталкиваться.

— Нет, всё в порядке. Выезжаю. Всё давай! — быстро сбрасываю вызов.

Ещё пару раз глубоко вздыхаю и вызываю такси до Салиховых. Да я скоро на одном такси только разорюсь!

***

Когда почти подъезжаю к месту, мне на телефон падает смс:

Злой Котик:

«Свои документы завтра не забудь. И не опаздывать! В 8:30 будь на месте!»

Как же бесит! И без него знаю!

Отвечаю ему:

Я:

«Буду как штык, Григорий Александрович!»

Как и в первый раз, у ворот меня встречает Аня, сходу обнимает и чмокает в щёку.

— Привет, Тань, — отстраняется и, взяв меня под руку, заводит внутрь. — Родителям ситуацию я объяснила. Поэтому осталось только обсудить детали. Они согласились взяться за твоё дело.

После слов подруги тяжесть на душе ощущается ещё меньше. Я ещё ближе.

— Спасибо Ань, если бы не ты…

— Я всё знаю! Не за что, Танюш, хватит меня благодарить! Ты бы тоже меня не бросила! — обрывает меня подруга, а затем растягивает губы в лукавой улыбке. — Ведь не бросила бы?

— Конечно, нет, Ань! Но пусть и не будет таких ситуаций. Пусть всё у вас будет хорошо! — выдыхаю с улыбкой и жмусь к боку Аньки, думая, как же всё-таки мне повезло с близкими.

Зайдя в дом, я чуть не глохну. По лабиринтам широких коридоров бегают и визжат четверо маленьких мужчин. Ну двое-то ещё только пытаются бегать. А вот Андрей — младший брат Ани и Аяз носятся, как угорелые!

— Всем стоять! — гаркает подруга так, что даже я по струнке встаю. Да, побудешь мамой троих пацанов и не такому научишься. — Поздоровайтесь с тётей Таней! — от такого объявления я возмущённо толкаю локтем подругу в бок. — Ай!

— Ну какая я тётя?! Что ты несёшь?! — шиплю подруге на ухо, на что та закатывает глаза, а затем наклоняюсь к разбойникам, премило улыбаясь. — Всем привет! Просто Таня, без всяких «тёть»! Договорились?

— Холошо, тётя Таня! — с широкой улыбкой протягивает мне в ответ руку маленький жук — Аяз. А Андрейка, поддерживая племянника, начинает громко и раскатисто смеяться.

— Ну Аня! Теперь мне не отделаться от этой тёти! Ты головой-то думай, что говоришь! — стреляю в подругу обиженным взглядом, выпрямившись.

— Тебе почти тридцать, конечно, для них ты тётя! — тоже смеётся Аня, заставив меня тем самым расстроенно поджать губы. Вот зачем напоминать о возрасте?!

— Какой Андрюша уже большой! Какой милый малыш! — вновь наклонившись, дёргаю мальчика за щёчку. Когда я уезжала, ему было два-три месяца, а дальше я видела его лишь в соцсетях.

Но Андрей, напыжившись, отходит на шаг.

— И ничего я не малыш! Я мужчина! Мне семь уже исполнилось недавно! — и для верности топает ногой.

«Ну вот и моя очередь смеяться!» — расплываюсь я в ехидстве.

— Конечно-конечно! Вы уже мужчины! Ну как я могла такое сказать!

Эта малышня напоминает мне мою дочку. Какой же это прекрасный возраст! У них с Андрюшей разница чуть больше года. Завтра у моей малышки День Рождения. Двадцать четвёртого мая. А я даже не смогу нормально поздравить её, обнять, поцеловать!

Берём себя в руки, Таня! Скоро мы встретимся! И устроим ей ещё один праздник, но уже с мамой!

Вскоре мы проходим в гостиную, где нас ждали родители Ани. При виде знакомых, таких родных лиц, у меня кое-как получается сдержать очередные слёзы.

— Исәнмесез, Рузиля апа! — обнимаю маму Ани, а затем и её папу. — Здравствуйте, дядя Витя!

— Как похорошела! — восхищённо меня осматривает Рузиля апа.

— Спасибо! Вы тоже только хорошеете!

И правда, такое чувство, что эта женщина с годами становится только моложе и красивей. Хотя они с моей мамой и раньше провоцировали слабоумие у мужского пола только одним своим видом. Мама даже в последние дни своей жизни оставалась красавицей.

— Ох, Танечка, спасибо за комплимент! — смеётся она и вновь усаживается на диван.

Я опускаюсь напротив, а Аня убегает к малышам. Выпрямляюсь, ведь понимаю, что сейчас я узнаю каковы мои шансы на успех.

— Нам Аня всё рассказала. Очень нехорошо получилось. Но давай сразу к делу — сразу же из Рузили апы эта женщина перевоплощается в Самохину Рузилю Асхатовну, первоклассного адвоката. — Первое: у тебя есть хоть какие-то доказательства его измены?

— Абсолютно ничего. Я не собиралась никак использовать это, поэтому и нет компромата, — вздыхаю сокрушённо.

— Может, свидетели? — задаёт следующий вопрос уже Виктор Петрович.

Немного подумав, я киваю.

— Есть. Наша домработница — Абель, она неоднократно видела измены. Мы с ней хорошо общались, поэтому она мне обо всём докладывала. Но, не думаю, что она поедет в Россию свидетельствовать против своего работодателя.

— М-да, — вздыхает Рузиля апа. — Негусто.

Виктор Петрович, прочистив горло, начинает разъяснять: