– Не ссы. Победим, – Старцев сжал руль и тут же получил толчок в плечо.

– Только попробуй! Ты помнишь стратегию? Мы че, просто так все это обсуждали?

– Блядь, да помню я! Что плохого в том, что на этапе экономии сил я буду ехать чуть быстрее? Не в полный опор.

– Да то, что мы не в тех условиях, чтобы ты рисковал! Напомню: за окном холодно! Как я должен собирать машину, если ты ее расхерачишь? – механик показал свои замерзшие руки, с которыми не справлялись даже рукавицы с подогревом. – Выйдем на центральную часть страны, там и херачь. Только не сильно.

– Думаешь другие команды будут нас ждать?

– Тебя это волновать не должно. Все равно битва начнется только в ноябрьском этапе. Слыш, Шурик, послушай Сеню. Он очень долго готовился. Сам же помнишь, что он ни дня выходных не взял, все с этими гонками сидел.

– Да помню…

– А он явно усерднее меня к вопросу подошел… – Паша усмехнулся. – Странно, но когда я шел на собеседование, надеялся, что что-то меня остановит. А сейчас сижу посреди замерзшей степи и болтаю с мудаком-пилотом…

– Странно, а я вот ни секунды не думал. Многие даже посчитали меня дураком. Ну то, что я бросил про лигу и метнулся в грязные и опасные гонки через хрен знает что…

– Ну да… Ладно, пойду залью тебе полный бак, да начну складывать вещички. Дрон прочитал маршрут, и все загружено в тачку. Кстати, давай аккуратнее, мы его к тебе в багажник сунули, а то он один черт в такой холод не долетит…

– Да, давай… Встретимся после первого спецучастка, на привале.

Паша хлопнул дверью. И отряхнул окно от сырого растаявшего снега, размазав грязь и пыль. Саша посмотрел на это, выругался, но из машины выходить не стал. Главное, что вперед нормально видно.

Трейлер встал в общую колонну и побрел в неизвестность, скрывшись за сильным снегопадом.

– Але? Слышно меня? – прозвучал голос менеджера в рации. Старцев и Коен одновременно подняли шлемы.

– Да.

– Слышу хорошо.

– Отлично, тут работаем с ретрансляторами, так что шумите сюда, если что.

Весь парк снялся с места и уехал на точку первой временной стоянки.

Остались только пилоты и маршалы.

Заезд будет простым. Старцев, как ему и приказали, не рвался вперед на пробном заезде, а значит стоит не первый в стартовом списке. Это обусловлено тем, что ехать по протоптанной в снегу дорожке будет куда проще. Так хоть с поворотом не ошибешься.

Старцев – третий, Коен – пятый. Всего восемь команд, из тех девяти, что прошли отборочные. Претендентов на подиум все меньше, и это не могло не радовать, однако создавалось ощущение, что с оставшимися придется бороться очень серьезно.

Ярко-желтая машина перед Старцевым тронулась, подъехала к маршалу и по взмаху руки отправилась в путь. Пять минут, и пилот Энерготеха тоже должен оказаться там. Без опозданий и без опережений.

Взмах руки маршала и Саша тронулся. Но не рванул, как привык, а поехал плавно и аккуратно. Проехать сотню километров надо не меньше, чем за час, так что в дороге удастся расслабиться. Солнце встало высоко и, пробиваясь через толстые облака и снегопад, идеально подсвечивало дорогу, рассеиваясь всюду. Сорок девятая вцепилась в мерзлый грунт под снегом и начала грести вперед. Передний бампер, время от времени, подбрасывал этот снег вверх, зарываясь там, где не проехал впереди идущий пилот.

Держать стабильную скорость на таком покрытии было невозможно, и Старцев то набирал темп, то его сбавлял, подходя к пологим поворотам посреди пустой степи. Редки деревья и кусты мелькали за окном, с трудом выбираясь из-под снега. Время тянулось медленно, и создавалось ощущение, что машина едет через вязкую белую бесконечность, плавно виляя на ней, без возможности нормально зацепиться за что-то твердое. Это ощущение поглотило Сашу целиком. Он расслабился и держал руль одной рукой, лениво корректируя радиус поворота только педалью газа. Для него это было непривычно, но настолько понятно, будто он всю жизнь ездит в таких суровых условиях.

Парень повернул голову к окну и представил, что сейчас не семьдесят шестой год, а год двадцатый. Будто он сейчас приедет в родной дом, прыгнет в новенький форд, или хонду, запустит тихо шуршащий мотор и поедет на заправку, вдыхая пары бензина и копоть выхлопа. И все там хорошо, нет ни безумных эко-активистов, что подмяли под себя весь мир, нет назойливой рекламы, которая висит в воздухе над городом в облаках пара. Нет ограничений для водителей, нет тупорылых автопилотов, нет лентяев-людей, которым вождение авто только в тягость… Есть лишь огромные пробки, в которых все люди равны, есть запахи, есть стремления, есть надежды… И гонки проводятся на всех типах транспорта. А не только на электрокарах, да электробайках.

А там ведь было все! И багги, и карты, и квадроциклы, даже грузовики разных видов! И не было этих тоскливых электрогонок, на которые, как казалось Саше, даже никто и внимания не обращает. Там, в двадцатых, был риск. Было безумное ралли, дрифт на горных дорогах и извилистых гоночных трассах. Были дерби на старых полумертвых машинах, и соревнования на то, чья тачка переживет прыжок с трамплина. И не было этой сети, которая проникла в каждую дырку мира, не было безработницы, не было такого засилья ИИ и роботов. Все делали люди. Даже искусство принадлежало людям.

Там, в двадцатом году, поле, через которое летел пилот, еще не было усеяно солнечными батареями, что гектар за гектаром захватили вечную мерзлоту. Панели топили на себе снег и поле из белого быстро стало черным.

Саша надавил на газ и умчался от этого ужасного будущего, туда, где, как ему казалось, было его истинное место.

Час пролетел незаметно. Саша, обученный всем азам профессионального спорта, идеально считал время и скорость, компенсируя медленные повороты быстрыми прямыми. Он ехать ровно так, чтобы успеть к своему старту на первом спецучастке.

Еле заметные в снегу стартовые ворота, переносная будка маршала. Мужчина вышел, сделал пометку в журнале, подозвал техничку с бадьей топлива, и поднял руку. Лючок бака закрылся, и маршал ткнул в пилота пальцем.

Саша кивнул. – Готов.

Взмах, и сорок девятая сорвалась с места, оставляя после себя клубы дыма и ворох висящего в воздухе снега. Битва для Старцева началась.

Снег не давал разгоняться так, как привык пилот. Машина закапывалась и сбивалась с курса. Руль почти не менял направления, превратившись в какое-то подобие желеобразной субстанции. Каждый поворот приходилось проходить под газом, на сильно пониженной передаче. Любой маневр, любая кочка и любой поворот имели последствия. Корректировать приходилось все: неправильную и неаккуратную работу сцеплением, колебания руля, недожатый газ, пережатый газ, даже ручник начал блокировать колеса, стоило к нему прикоснуться. Все было не так. Все было неправильно. Мотор ревел, но сорокдевятка не разгонялась.

Пилот вовремя вспомнил про своего коллегу. Немного отпустил педаль, выровнялся на дороге. Начал внимательно слушать штурмана, заблаговременно представляя себе дугу маневра. Брал левее перед правым поворотом и правее перед левым. Сумасшедшее скитание по передачам прекратилось. Тут, на скользком рыхлом снегу, хватало всего двух. Той, что была пониже, и той, что была побыстрее.

Это было тяжелое испытание для Саши. Такое скользкое покрытие, да еще и на постоянной основе, выглядело как издевка над профессионалом асфальтовых гонок. Тут не за что было зацепиться. Машина вела себя как моторная лодка, отказываясь подчиняться привычным действиям.

Болид иногда слишком сильно закладывал поворот, и широкий задний бампер цеплял снежную насыпь, поднимая в воздух десятки килограмм снега. Машина соприкасалась со снегом и тут же стремилась от него сбежать, а заодно еще и развернуться на полном ходу. Саша в эти моменты сильнее нажимал газ, чтобы полный привод успел его вытянуть, превратить в прямо летящую стрелу. И практически всегда это получалось. Лишь единожды сорок девятая замедлилась, да и то, по вине водителя.