– Левый три на левый пять, подъем.

– Двести. Правый три на правый два, не резать.

– Трамплин.

– Трамплин, держаться по центру.

– Правая шпилька.

Слова электронного штурмана отпечатываются в мыслях пилота не словами, не образами. Они отпечатываются движениями.

Руль вправо. Сцепление. Понизить передачу. Дернуть ручник перед шпилькой и поставить машину. Нажать на газ. Бросить сцепление. Руль влево. Да. Целиться на выход. Целиться рулем на выход. Так, еще чуть-чуть. Еще газу, зад не успевает. Руль прямо. Повысить передачу.

И это все называется «правая шпилька». Сложно вложить это все, в два слова. Но Старцев мог. Он мог вложить любую последовательность действий в обозначения штурмана. Потому, что ему не надо было думать. Он делал.

Лес за окном превратился в зелено-коричневую кашу. Спидометр перевалил за сто пятьдесят километров в час, а дорога перестала быть дорогой. Она сейчас была больше похожа на длинную горку в аквапарке, измазанную грязью и маслом. Только вместо бублика под Сашей болид, который развивает полторы сотни километров в час, менее чем за девять секунд.

– Левый четыре.

Старцев толкнул рычаг вперед, хлопнув педалью сцепления. Этого мига хватило, чтобы машина дала пропуск в моторе, впрыснув топливо в выхлопную систему. Топливо сдетанировало и турбина, оставшаяся без подпитки на торможении, раскрутилась вновь. Турболаг был перепрыгнут. Саша нажал на педаль газа, не потеряв крутящего момента.

Сырой утренний гравий плыл под колесами, заставляя делать микроскопические корректировки направления рулем. Чуть влево, чуть вправо. Главное, что под газом. Главное, что сорокдевятка волочет себя туда, куда смотрят передние колеса.

Этого не хватало в жизни.

Именно это всегда искал Старцев. Грохот, вибрации, шум ветра. Страшно. До жути страшно. Кровь колом стоит, руки онемели от того, как в руль вцепились, но парень не сбавляет темп. Смотрит и вперед, и в никуда. Взгляд устремлен куда-то над дорогой, чтоб чувствовать происходящее, а не видеть. Нет смысла смотреть на каждый камень. Нет смысла смотреть, что там, перед машиной. Потому, что уже поздно.

Время реакции пилота составляет ноль целых, две десятых секунды. На скорости, которая сейчас есть у болида, эти две десятых секунды крадут, примерно, десять метров. Саша опоздал уже на десять метров. Дальше – больше. Если на дороге внезапно появится препятствие, то даже нет смысла пытаться его избежать. Увидел – проиграл. Лучше не видеть. Такое только мешает.

– Трамплин. Держаться правее.

Саша направил машину туда, где с его точки обзора еще был лес. Совсем не видно, что там, за горкой. Там стоит лес. И спереди, с и справа, и слева. И если бы парень ехал на интуиции, то держался бы по центру. Но штурман другого мнения.

– Правый пять. Сто. На левый шесть.

Саша еще не подъехал к трамплину, а уже дернул руль вправо. Машина сорвалась с прямой линии и полетела в горку почти боком. Колеса оторвались от земли, и пилот на долю секунды почувствовал невесомость.

Сорок девятая приземлилась так же, боком. Ее поволокло вперед левым бортом и Саше пришлось перевести взгляд. Момент. Один момент отделяет его от того, чтобы кувырком улететь в лес. Сцепление, газ, сцепление.

Колеса начали грести землю со всей своей злобой. Машина летела в бок и прямо, и когда дорога повернула направо, Саша оказался ровно на ее середине. Болид выпрямился и снова устремился вперед.

Попал. Выжил. Победил.

Сорок девятая прошла поворот в заносе, свесив бампер над глубокой канавой, в которой плескалась белая вода, гонимая сюда ручьями. Гравий с грохотом лупил по аркам и днищу.

Руки в печатках вспотели. Лицо в шлеме вспотело тоже. Старцев попытался поднять забрало выше, но уткнулся в ограничитель. Свежее уже не будет. Ремень безопасности начал давить грудь, а комбинезон превратился в настоящую баню. И форточка на окне, и лючок в крыше. Все открыто. Но безрезультатно. Все равно жара.

Антикрыло зацепило низко весящую еловую ветку и звонко щелкнуло. Не сломалось. Просто дало о себе знать. Старцев даже не подозревал, что всю дорогу бреет лес своим высоким хвостом. Он как лесная фея, мчался с грохотом и брызгами грязи, оставляя след из еще зеленых срезанных листьев.

Дрон, что все это время висел на хвосте, подчиняясь какой-то своей программе следования, систематически сбивался с курса, попадая под бомбардировку грязью и рваными листьями. Вся команда сейчас смотрела глазами этой пластиковой птицы, с трепетом замирая каждый раз, когда машина оказывалась на грани.

Выстрелы антилага сотрясали лес, и когда сорок девятая вылетела в поле, они стали еще громче, эхом доносясь даже до пилота. Мрак рассеялся и началось бесконечное поле, по обе стороны усаженное пшеницей. Колосья вздымались выше машины, покачиваясь на ветру. Болид пролетал рядом, и ударная волна практически ломала созревшую пшеницу. Сегодня тут проведут соревнования, а завтра на поля выйдут комбайны. Но пока что, все это принадлежит Старцеву. Он поставил свою жизнь на чашу весов, лишь бы видеть этот мир отсюда. С этой точки обзора.

Прав был механик. Все зависит от места, с которого смотришь. И Страцев знал, что хочет смотреть именно отсюда. Тяжело? Да. Устал? Да! Страшно? Еще бы… Но это его место. И всегда было его. С того момента, как отец прокатил Сашу на машине, он искал то потерянное чувство. Искал в скорости, в риске. Но нашел здесь. На границе между жизнью, и природой. Ты борешься с ней, сопротивляешься, но все равно едешь по ее правилам. В дождь, в засуху, в снег. С порывами ветра и в полный штиль. Ты тут. Ты часть мира. Ты будто рыба, что плывет против течения. Зачем? Инстинкт. И инстинкт Старцева был именно таким.

«Бороться надо с сильными, – только что сформулировал он свою мысль. Ту идею, за которой гнался. – С природой. С условиями. Не с людьми, ведь они равны по силе. Бороться надо тут…»

Сорок девятая пролетела через ворота и сбавила темп. Маршалы, расставленные в гоночном городке, взглядами сопроводили машину.

Тут людно. Куда более людно, чем на отборочном заезде. И уж тем более, более людно, чем в первой половине этапа. Шатры стали больше, люди живее, а музыка, которую крутил какой-то местный диджей, более веселой. Под рев моторов и гул низких частот Саша свернул в закрытый автопарк. Оваций нет. Люди не за гонками сюда пришли, а так, за компанию. Пусть много нелегальных и любительских команд уже отсеялось, дух энтузиазма витал в воздухе. Тут нет той организованности, к которой привык пилот в профессиональной лиге официальных соревнований. Тут все, будто, на доверии. Особенно учитывая, что отборочные на пятидесятой машине проходил механик, который трогается то на ней с трудом.

Однако дело было не в доверии. Экспериментальная команда лишь прощупывает почву. И свои возможности. В прошлом году Энерготех полез в серьезную лигу, тем самым надломив репутацию. Пилоты не справились, машины тоже. Шульман, хоть и дорабатывал все как мог, но один явно не справлялся. В команде не хватало людей. Не хватало профессионалов. Нет ни инженеров, которые будут улучшать оборудование, нет промоутера, нет достойного автопарка и современного оборудования. Дрон, и тот один на две машины.

Если в этом году затея провалится, то всех разгонят по домам. Именно так думал Саша. Перспективы были не радостные. Половина маршрута за спиной, а выдающихся результатов показать не получилось. Все время что-то мешает. Погода – мешает. Машина – мешает. Саша уже начал подозревать, что он сам себе мешает.

Дверь открылась и на пассажирский ковш сел Павел. Он сунул разъем сканера в юнит, соединяющий всю электронику в машине, и начал проверять данные.

– Вы когда успели? – удивился Пилот.

Паша ничего не ответил. Нахмурился.

– Слыш, тут че-то звенит справа, проверь подвеску!

Паша достал набор торцевых ключей из сетки на двери и положил в карман.

– Паштет! Ты говорить-то будешь?

– Да поготь ты! Мешаешь! – тот пролистал показатели компьютера ровно до середины заезда. – Тяга пропала, не заметил?