— Есть касание! — заорал я.

Кнут выровнял катер. От напряжения вены вздулись на его шее. Нас трясло всё сильнее.

— Меченый, — крикнул Кнут, — справа от тебя два рычага, по моей команде со всей мочи тянешь их вниз, иначе мы отправимся в гости к великой матери! — Тряска усиливалась, а мы заваливались на левое крыло. — Давай!

Я потянул. И… не сдвинул рычаги ни на сантиметр. Лишь когда я налёг на них со всей силы, они поползли вниз. Тряска стала уменьшаться, но до конца не исчезла. Вот на такой трясущейся «Комете» мы и достигли финиша. В первой десятке.

— А ты не так уж безнадёжен, богатенький мальчик, — хлопнул меня по плечу Кнут. — На следующие гонки с нами?

Я помотал головой:

— Не моё!

— Ну как знаешь, твою долю я тебе перевёл. Передумаешь — брякни!

На мой счёт упала приятная сумма, равная моей зарплате в клинике университета за полгода. Признаться, гонки меня впечатлили, мне понравились слаженные действия команды, адреналин и эта эйфория, когда понимаешь, что ты финишировал… И ещё я осознал, что это такой же спорт, как и мои сражения на элейских клинках. И этот спорт также собирает кровавую дань с участников.

Адреналин все ещё бурлил в моей крови, когда я отправил сообщение рекламному агенту: «Согласен».

Во втором семестре началась хирургия. В целом интересно, но…

— Работать врачом-хирургом хорошо ровно до тех пор, пока прооперированный не начинает капризничать и задавать вопросы, — практически каждая лекция и практикум по хирургии заканчивались этими словами нашего преподавателя — профессора Хатени.

О чём это он говорил, я узнал довольно скоро.

Я ассистировал профессору на операции по восстановлению прямой кишки элефина, который неудачно съездил на охоту. Нет, его не подрал хищник, горе-охотник сел на… торчащий сук. Амниотическая капсула справилась бы без проблем с таким характером повреждений, но профессор буркнул:

— Надо же на ком-то студентам тренироваться.

Он кивнул мне, дав понять, чтобы я следовал за ним в операционную, а после вмешательства назначил меня наблюдать за пациентом и вести медицинскую документацию. На следующий день я осматривал прооперированных профессором Хатени пациентов и зашёл в палату к тому элефину, у которого были проблемы с кишечником.

— Как самочувствие? — спросил его я.

Пациент не ответил, только хмуро посмотрел в окно. Перед ним на низком столике стоял поднос с пюре и компотом без фруктов. Именно эта диета обычно назначается при повреждениях такого характера. Рядом стояла медсестра, наблюдавшая за элефином.

— Пациент отказывается есть, по его словам, «бурду», ещё пациент жалуется, что он заплатил за нахождение в клинике столько, что мы могли бы принести ему обед из лучшего ресторана, — воинственно произнесла она, скептически смотря на элефина, а потом пожаловалась мне: — Не насильно же его кормить…

Я, вспомнив старую семейную шутку на эту тему, как никак я целитель уже в одиннадцатом поколении, посмотрел на медсестру и строго сказал:

— Несите капельницу с самой большой иглой. Будем вводить это пюре внутривенно.

Сестра и пациент с ужасом посмотрели на меня. Пришлось подмигнуть медсестре, и она тут же вылетела из палаты. Кажется, я даже видел, как она пыталась сдержать смех. Когда медсестра с самым серьёзным видом вошла в плату с капельницей, пациент уже допивал свой компот.

Начались экзамены. Общую хирургию я сдал без проблем. Курсовую профессору Жилерен тоже. И сразу же получил от неё задание готовить документы на патент. Работа в клинике университета обеспечила мне автомат на экзамене по терапевтической практике. А вот знаний по травматологии у меня было маловато. Преподаватель вытянул меня на четвертак, но мне было стыдно, и я решил, что летом, перед последним курсом, надо будет пройти практикум по этой дисциплине: при активной работе команды маяка травмы — явление довольно частое.

Без проблем я сдал основы синтеза препаратов. На экзамене, который проходил в лаборатории, я вытащил билет с заданием «синтезировать универсальное антигистаминное средство, рассчитанное на расу навигаторов, элефинов, орси, записать реакции получения». Мне нравился этот курс, в химии я разбирался превосходно. Это почти как волшебство: из простых элементов можно получить сложное вещество, которое способно принести пользу. Я двинулся к лабораторному столу, выбрал посуду, реагенты и приступил к работе. Синтез шёл долго, главное было следить за давлением, температурой и вовремя фильтровать полученный раствор. Пока готовилось моё универсальное антигистаминное средство, я успел отправить в патентный отдел университета запрос о том, какие документы необходимо подать.

Выживание у нас читал господин нье' Цалик. Бывалый смотритель согласился два раза в неделю прилетать на Элею, чтобы вести этот курс у студентов. Странный, это был предмет. То мы учились правильно удить рыбу, то добывать огонь только с помощью камешков, а то и вообще до посинения тёрли палочки. За добычу огня мне поставили тройку — я получил только лёгкий дымок из сухой травы. Я растерянно осмотрел свои ладони, на которых вспухли огромные водянистые мозоли: ну и как в таком виде работать в клинике?

Ещё мы изучали ядовитых растений, грибов, животных, рыб. Как-то на одном из таких уроков нье' Цалик сказал:

— Отнеситесь к этому внимательнее, на экзамене вам предстоит съесть то, что вы определили, как съедобное.

Группа загудела. Я был уверен: большая часть из нас проштудирует учебник к экзамену.

На экзамене по выживанию мне досталось задание определить, какой из предложенных фруктов пригоден в пищу и съесть его. Каждый с опаской смотрел на свой набор тестируемых объектов. Соседке достались рыбы. Ей предстояло не только выбрать съедобную, но ещё и успеть приготовить её за время экзамена.

Я приступил к выполнению своего задания. С каждого фрукта я снял немного кожуры и приложил её к тыльной стороне ладони. Минут через десять от четырёх тестируемых объектов я почувствовал жжение на коже. Так, эти фрукты отодвигаем в сторону. Два фрукта тестируем дальше. С каждого из оставшихся я срезал по маленькому кусочку мякоти и приложил к губам. Небольшой зуд появился от одного кусочка. Этот фрукт тоже в сторону. А теперь последний. С одной стороны, на экзамене я должен был что-то съесть, а с другой — смотритель Цалик очень хитрый мужик, он мог подсунуть и всё несъедобное. Кусочек последнего фрукта я положил в рот и стал тщательно пережёвывать. Вкус оказался интересным: мякоть слегка сластила, но при этом чувствовалась лёгкая кислинка. Я выплюнул, подождал реакции организма. Никаких неприятных ощущений не последовало. Тогда я отрезал ещё кусочек, снова тщательно прожевал и на этот раз проглотил.

«Ну что ж, ждём минут пятнадцать», — подумал я.

На шестнадцатой минуте я услышал голос преподавателя:

— Вардис, экзамен принят. Свободен.

Уффф, осталось узнать, что я такое съел.

На экзамене по пилотированию мы собирали узел связи из подручных материалов. Вообще, такие занятия у нас проводились не в первый раз. Курс вёл сах Трраж. Когда он впервые вплыл в аудиторию, мы шарахнулись от него в разные стороны, а когда он улыбнулся, ломанулись прочь из помещения. Раньше никто из нас не видел саха во плоти. В тот день нам всем выставили по прогулу.

Постепенно мы привыкли к нашему преподавателю по пилотированию и к его чёрному юмору тоже. Весь первый семестр мы изучали основные узлы типовых катеров. Собирали их, чинили. Такие занятия проходили в огромных ангарах, и, как правило, после них смазка с нас текла ручьём. Как-то после особенно трудной практики одна дева из нашей группы не выдержала:

— Господин Трраж, зачем нам копаться во внутренностях корабля? Мы же медики!

Трраж улыбнулся своей жутковатой улыбочкой.

— Студентка Тэйлин, — обратился он к ней, — представьте себе ситуацию: корабль после спуска на планету повреждён, смотритель ранен, и вы только что самолично загрузили его тушу в походную амниотическую капсулу. Что вы будете делать?