Этот сумасшедший не договорил. Мой гувернёр, повар и отец, пытавшийся беречь руку, бросились к этому нахалу. В этой куче тел мелькали руки, ноги, слышались сопение и мат, наконец незнакомец упал на песок. Наш добряк-повар уже собирался пнуть негодяя ногой, но его остановил мелодичный женский голос:

— Не стоит, господа, право слово, это недоразумение.

Мы обернулись. Мама ахнула. Перед нами, в окружении охраны, стояла родственница нашего императора — сама леди Маэлин Лаонтис. Маэлин изредка принимала приглашения родителей и посещала устраиваемые ими приёмы, на которых она никогда не танцевала. Она всегда царственно сидела в уголке и милостиво принимала поклоны и книксены. Периодически взгляд её красивых, но холодных глаз останавливался на моей сестре, пару раз я ловил её задумчивый взор и на себе.

Мы все поклонились, а дева Маэлин — верный страж нашей империи на поприще внешней политики —, чуть кивнув охране, которая кинулась поднимать валяющегося на песке и громко матерящегося, как оказалось, вига, ласково, как к ребёнку, обратилась к нему:

— Господин нье' Равзин, надеюсь, вы простите это недоразумение, вы выбрали неверное направление, отлучившись. Я провожу вас в наш благоустроенный лагерь. — Охрана подняла вига, отряхнула его одежду. Откуда-то появился пакет со льдом, и леди Лаонтис сама приложила лёд к заплывающему глазу инопланетчика и, как ни в чём не бывало, хрустальным голоском продолжила: — Мы же не закончили нашу увлекательную беседу о поставках на Элею мацтийского…

Окончание её речи потонуло в шуме волн.

Я кипел от гнева. И это всё?! Никаких извинений за нападение на мать, никаких извинений за испорченные вечер и настроение, никаких извинений за сломанную кисть отца?! Да кто этот навигатор, что ему столько позволено и даже сама дева Лаонтис угождает ему?!

Через несколько минут вернулся один из охранников и с лёгким превосходством сообщил:

— Леди Маэлин просила передать, чтобы вы тщательнее выбирали места для отдыха. — Родители побледнели, а охранник, удаляясь, небрежно кинул: — Леди также сказала, что прибудет в столичное владение Вардисов для обсуждения компенсации за сегодняшний инцидент.

Мне нравилось вырезать птиц из камня. Это восхитительно: берёшь в руки булыжник, и через несколько дней кропотливой работы получается прекрасная каменная птица. Жаль, что приходилось отвлекаться на учёбу и протокольные мероприятия, связанные со службой империи и семейному делу.

Родители думали, что моё увлечение резьбой по камню временное. Поначалу так оно и было. Но клановое дело, в которое меня постоянно вталкивали, было мне не интересно, и чем настойчивее становились родители, тем больше я занимался художественной обработкой камней. В исходной школе, ориентированной, конечно же, на углублённое изучение анатомии элефинов и начала лекарского дела, по всем предметам, связанным с прямой медициной, я всегда был отстающим. В наше владение не раз приезжал управляющий исходной школой: он пытался донести до моих родных, что целительство — это не моё. Родители оставались неумолимы.

— Все Вардисы имеют высшее целительское образование! — кричал на меня отец, застукав не с учебником «1001 способ наложения давящей повязки на рану», а с монографией об энрах известного в нашей вселенной путешественника Змейса Ваушисса.

Желания посещать школу не добавляли и насмешки одноклассников.

— Ха — ха — ха!!! — заливисто смеялся мой однокашник Сулиэнас Мэривэлд, показывая на меня пальцем. — Посмотрите на Вардиса, у него глаза, как у протухшей рыбы-киреки, — такие же чёрные!

Элефины из моего класса неизменно улыбались этой уже заезженной шутке. Я опередил Мэривэлда по баллам в физической подготовке и химии, и он решил таким образом мне отомстить. Как-никак, Мэривэлд часто был первым по успеваемости в нашем классе.

В школе все были одинаково светлоголовые, светлоглазые. И чопорные. Этикет лез из всех уже начавших заостряться ушей. А ещё все мои одноклассники делали успехи в изучении наук, связанных с целительством. Все, кроме меня.

Я прекрасно понимал, чем я от них отличался, глядя на своё отражение в зеркале: типичный элейский подросток с пока ещё круглыми ушами, русыми волосами, которые нельзя назвать блондинистыми, как ни старайся, и тёмными, почти чёрными глазами.

Я давно выяснил из семейных хроник, что одним из моих предков являлся представитель расы навигаторов. И он был вигом. Этот альфа-самец соблазнил, осеменил мою пра-пра-пра… и ещё много раз «пра» бабку и исчез из её жизни. Навсегда. Чтобы избежать порицания, ей пришлось выйти замуж за элефина. Она родила дитя от проклятого навигатора и детей от супруга-элефина. На счастье предков-Вардисов, ребёнок от вига ничем не отличался внешним видом от элефинов. Но гены этого вига почему-то проявились во мне! Великая Матерь, через немыслимое количество поколений гены решили взять своё во мне! Во мне! Ни один из Вардисов не имел такого цвета глаз, таких тёмных, по сравнению с другими элефинами, цвета волос, а мне «повезло»! Лёжа по ночам в кровати в своей спальне, я молился первородному ростку и Великой Матери, чтобы чёрные глаза и русый оттенок волос были единственным наследием вигов, доставшимся мне.

Чтобы позлить родителей и заодно попробовать свои силы, я ввязался в состязания по садовой скульптуре. Отправил пробный экземпляр садовой чаши, украшенной орнаментом из растений и небольших птах. И неожиданно получил заказ на их изготовление. Оказалось, что мои изделия будут установлены в саду побочной ветви императорской фамилии. Я считал, что это станет огромной честью для моего рода.

Журналисты раструбили эту новость на всю Элею. Как же, у знаменитых учёных — исследователей Вардисов, кичившихся своей династией целителей, наследник рода оказался… мальчиком со странными предпочтениями. Преподнесли это так, как будто моё увлечение было чем-то постыдным, тёмным, тем, что нужно скрывать.

Отец был вне себя от злости.

— Это недостойно рода Вардис! Мы уже десять поколений в целительстве! Именно наш род толкает науку на этой планете, у нас несколько сотен патентов, приносящих прибыль, межмировые контракты! Как скажутся на репутации рода твои увлечения? — кричал он, не ожидая от меня ответа. Ему нравилась его речь, отец занимался любованием своих достижений как главы рода, и совершенно не понимал, что мне это чуждо. — Да с нами перестанут вести дела!

Я не выдержал:

— Да кто перестанет? Кому есть дело до того, что один из Вардисов решил заняться чем-то отличным от лекарской науки?

— У наших деловых партнёров, полезных знакомых, друзей — у всех дети с малых лет обучаются целительству, а один из детей отправляется на медмежрас! — кажется, отец даже не услышал меня.

— Вам открытыми клиниками, медицинскими центрами, величиной имперских заказов мериться надоело что ли? — съязвил я и продолжил, не в силах остановиться: — Учеными степенями уже никого из нашего круга не удивить? Чем привлекательна служба на маяке? Ты забыл, какими виги могут быть?

Отец умолк, коротко замахнулся, влепил мне пощечину и молча вышел из гостиной, напоследок хлопнув дверью.

Катениль незаметно проскользнула в комнату и, взяв меня за руку, негромко проговорила:

— Рэн, зачем ты упрямишься? Попробуй посмотреть на это с другой стороны. У нашего вида продолжительный срок жизни. Тебе трудно потратить десять лет на учебу и службу на маяке? Отстреляешься и будешь свободен.

Я с раздражением отстранился:

— Почему я, а не ты?

Неожиданно Ниль потянулась ко мне и шепнула на ухо имя:

— Маэлин.

От тоски мне хотелось биться головой об стену, затем разнести всю малую гостиную. Прокрутив в голове инцидент на берегу океана и слова, сказанные после охранником леди Лаонтис, я понял, что именно из-за этой интриганки, состоящей на службе у элейского императора, меня всеми способами заталкивают на службу к навигаторам. Незаметно следить, вынюхивать, подсматривать, выведывать секреты вигов? Не желаю! Не буду!