Согнувшись в три погибели, мою лапы Фунтику под его недовольное сопение. Переодеваюсь и сажусь за переводы. У меня замер технический перевод, и, если я, наконец, не возьмусь за него — рискую потерять постоянного клиента.
В двенадцать десять спускаюсь вниз. Не тороплюсь, потому что Аня никогда не приходит вовремя. Жду еще минут десять, пока ее «красная малышка» не показывается из-за угла. Открываю дверь и сажусь на пассажирское сидение рядом.
— Привет, — она целует меня в замерзшую щеку и окидывает внимательным взглядом. — Ты теперь с Марком живешь? — Ее вопрос слишком очевиден, чтобы не понять, какой смысл она вкладывает между строк.
— Да, но не с Марком, а у Марка. Он великодушно помогает мне в поисках Насти.
— А Костя? — На лице Ани полное недоумение.
Федорцов не посвящал ее в детали. Испытываю облегчение и благодарность.
— А Костя не прошел огонь, воду и медные труды. — Чувствую слабый укол в сердце. — Может, мы поедем уже?
Аня взмахивает шелковым хвостом, и до меня доносится аромат ванильного шампуня. Она смотрит в боковое зеркало и выезжает со двора.
— Никогда мне не нравился: скользкий тип. А как бабки появились, вообще отвратительным стал. — Она брезгливо морщит нос.
Давлю в себе порыв вступиться за него и смотрю в окно, а потом возвращаюсь взглядом к отточенному профилю Ани.
— Я рада, что у тебя нашлось время. Сколько мы с тобой вдвоем никуда не выбирались? Я соскучилась по нашим совместным вылазкам. Может, сначала по матче, а потом уже по торговому центру походим?
Аня бросает на меня смеющийся взгляд.
— Кто ты, и что ты сделала с Ингой? Она не любит говорить приятности.
Смеюсь и включаю магнитолу. Аня остается верной попсе, поэтому мы слушаем заезженную, популярную песенку. Спустя пару улиц и один красный светофор въезжаем на подземную парковку.
— Ань, а когда ты последний раз видела Настю? — странно, что я никогда не задавала ей этот вопрос: следователь ведь проверял все Настино окружение.
Аня паркуется и достает из бардачка лимонную жвачку. Задумчиво разрывает упаковку.
— Примерно за пару месяцев до исчезновения. А что? — На дне серых глаз мелькает беспокойство.
— Зачем? После расставания с Марком вы почти перестали общаться.
Аня вздыхает.
— Настя надеялась помириться с Марком. Просила меня о помощи, только, как я помогу? Ты же помнишь, как они расстались. Я даже причины не знаю. Ну, какой из меня помощник? — Надо же, я думала, что Настя смирилась с расставанием.
Аня достает с заднего сидения маленький, черный клатч и выходит из машины. Я тоже выхожу, очень стараюсь не хлопать дверью машины.
Аня включает сигнализацию, и под гулкий цокот ее каблуков мы идем к лифтам. Аня думает о чем-то своем. Я вижу это, но все равно вклиниваюсь в поток ее сознания.
— Ань, а где вы встречались?
— Она к нам домой приходила. Берта дома не было. Мы пили кофе, болтали. Все как обычно, если не считать того, что Настя очень плохо выглядела.
— И ничего странного ты не заметила? Может, ей кто-то звонил или писал?
Мы подходим к лифту. Я нажимаю на серебристый квадратик кнопки.
— Да нет, вроде. Единственное, я ушла в туалет, а когда вернулась — застала ее в кабинете Роберта. Настя сказала, что зашла на свою картину посмотреть. Помнишь, она подснежники маслом нарисовала для нас? Мы сначала ее в спальню повесили, но после ремонта решили в кабинет Дельфина определить. У него светлая столешница на столе, которая отлично с картиной смотрится.
Мы выходим из лифта и идем в сторону небольшой розовой вывески. Аня берет матчу на кокосовом молоке, а я — на обычном. Слушаю ее в полуха и не ощущаю вкуса напитка, потому что чувствую, что это все не простое совпадение. Зачем Свечке смотреть на картину? Она сама ее написала, каждый мазок знала наизусть.
Ну, бред же.
Настя
Тихо прикрываю за собой калитку, оставив позади музыку и запах костра. Не хочу, чтобы кто-то заметил мой уход, поэтому не прощаюсь даже с Мирой. Сейчас я не готова ни с кем разговаривать. Присутствие Кости выбило почву из-под ног. Хотя, я должна была догадаться, что Мира обязательно его пригласит.
Любой нормальный человек на его месте постыдился бы находиться со мной в одной компании или хотя бы извинился. Не уверена, что извинения в нашей ситуации могли бы что-либо изменить. Костя, ведомый своими эгоистичными инстинктами, нанес удар по моей жизни, а я «успешно» добила свой хрустальный мир. Вот и топчусь теперь по осколкам. Ответственности с себя я не снимаю. Жизнь показала, что правда всегда всплывает наружу.
Выхожу на дорогу и оглядываюсь по сторонам. Приложение показывает, что такси совсем рядом. Темень кромешная, хоть глаз выколи. Только в доме напротив светится окно. Переступаю с ноги на ногу. Я обманулась сегодняшним теплым днем и совсем не подумала, что вечером будет так холодно, что изо рта пойдет пар. Надо было прогноз погоды посмотреть. Прячу руки в карманы плаща и иду вдоль дороги, чтобы немного согреться. Сейчас домой и в ванную, а потом сразу спать. Теперь больше всего на свете я люблю спать: душа не болит. Можно чудесно уйти от реальности. Это все, что мне осталось. Марка я не верну, сколько бы не пыталась. Он умеет любить и совсем не умеет прощать.
Меня ослепляет свет фар, такой яркий, что слезятся глаза. Прикрываю их рукой, поставив ладонь козырьком. Странно, желтая шашечка на крыше отсутствует. Не сразу распознаю хищный нос черной машины. Всматриваюсь и теряю ценное время. Это не такси.
Сердце замирает.
Вспоминаю сегодняшнюю встречу у кондитерской и начинаю инстинктивно пятится назад. Дверь машины хлопает.
— Настя, давай поговорим. — Раздается спокойный голос.
Но я все равно чувствую угрозу. Различаю в темноте силуэт возле водительской двери. В подобные моменты обостряются все чувства: зрение, слух, обоняние и особенно — шестое чувство. И сейчас оно вопит мне об опасности.
— Просто верни, что взяла, и мы все забудем. Зачем нам с тобой ссориться?
Свет фар гаснет, и я слышу тихие, обманчиво — медленные шаги. Не знаю, что именно становится спусковым крючком. Наверное, у меня просто не выдерживают нервы. Я впиваюсь пальцами в телефон, все еще надеясь, что успею кому-нибудь позвонить, и сворачиваю с дороги. Несусь в глубь лесополосы.
Это моя фатальная ошибка.
Я должна была попытаться забежать в какой-нибудь двор или хотя бы закричать, но я слишком поздно это понимаю. Раньше моя жизнь была тихой и размеренной, а после встречи с Марком — счастливой и наполненной. Сейчас бы я все отдала, чтобы отмотать время назад.
Я бегу так быстро, что начинает колоть в боку. Ветки хлещут меня по лицу, обжигая болью. Каблуки постоянно застревают в вязком грунте. Дыхания не хватает, а сердце уже не колотится — крушит все внутри.
Я точно знаю, что, если не убегу, то это конец. И сейчас я как никогда ощущаю, как сильно хочу жить. Хочу защитить того, кого очень люблю.
Сзади раздаются тяжелые шаги.
Я ничего не вижу и усугубляю положение, двигаясь вглубь лесопосадки. Нас разделяют считанные метры. Я пытаюсь вспомнить хоть одну молитву, которой меня учила бабушка в детстве, но в голове звенящая пустота.
— Да, стой! Не бойся ты! Я тебе ничего не сделаю!
Я захлебываюсь воздухом и, споткнувшись, падаю. Разбиваю ладонь о что-то твердое и чувствую запах прелой листвы.
«Неужели это все?», — проносится бегущей строкой в голове.
18
Инга
Снова вижу во сне раскиданные по полу рыжие волосы и скрюченное тело на дне сундука. Захлебываюсь от ужаса и просыпаюсь от собственного крика. Хватаю ртом воздух и сажусь в постели. Простынь скользит под ладонями. Беспомощно кручу головой по сторонам, силясь рассмотреть в темноте хоть что-нибудь. Взгляд натыкается на незнакомую обстановку: различаю угол комода и белый торшер у стены. Моргаю и до меня, наконец, доходит, что я нахожусь не у себя на съемной квартире, а в спальне, которую отвел мне несколько дней назад Федорцов. Подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками.