— Я ищу Настю вместе с Ингой. — Нехотя выдает Костя. — Она пропала с вечеринки Дмитриенко.

— Я в курсе, дальше.

— Что дальше? — Огрызается Костя. — Мы еще ничего не нарыли. Там-сям потоптались и все.

— Меня волнует ваш спарринг в коридоре. Какого черта, мне звонит охрана и сообщает, что Инга несется домой вне себя, а через двадцать минут я застаю вашу потасовку? — Федорцов складывает руки на груди и его взгляд опаляет мою щеку.

— Какая охрана? — Спрашивает Костя и, разумеется, не получает ответа.

Смотрит на меня, как бы раздумывая что ответить. На дне его голубых глаз плещется сомнение и страх. Я делаю большие глаза и качаю головой.

Не хочу, чтобы Настя предстала перед Федорцовым распущенной девицей или жертвой.

— Это у Инги спрашивай. — Он кивает в мою сторону. — Неважно, что я скажу. Она все равно все переврет.

— Да что ты говоришь. — Кривлю лицо.

— Замолчали оба. Ты сейчас собираешь свои вещи и валишь на все четыре стороны. Отныне ты не лезешь в это дело, понял?

— А это уже не тебе решать. — Костя встает и осторожно обходит осколки.

Я берусь за веник. Федорцов рассматривает меня. В комнате повисает давящая тишина. Только гремят осколки, которые я скидываю в мусорное ведро.

— Тебя вообще нельзя без присмотра оставить? — Он говорит строго, но спокойно. В голосе преобладают бархатистые интонации. Я ощущаю их почти физически. — Инга, тебе двадцать один. Ты ведешь себя, как бунтующий подросток: лезешь везде, огрызаешься, пускаешь дом, кого не попадя, а теперь еще и дерешься. — В его глазах проскальзывают искорки веселья и тут же гаснут.

— Некого попадя, а друга. По крайней мере, он был им раньше. — Плюхаюсь на стул.

Федорцов подходит ко мне, наклоняется и медленно приближает лицо, обхватив пальцами подбородок. Я перестаю дышать.

16

— Не дергайся, дай посмотрю. — Он действительно опускает взгляд на мои губы и слегка поворачивает лицо к окну, на свет, чтобы лучше осмотреть рану. — Ничего серьезного, но лучше приложить что-то холодное.

Я ныряю в глубину его глаз с причудливыми крапинками, и тут же прикрываю глаза, чтобы не утонуть. Его пальцы сжимают подбородок сильнее, я чувствую его бархатный парфюм. Со мной происходит что-то странное. Чем ближе ко мне находится Федорцов, тем сложнее мне четко мыслить.

— Я надеюсь, ты одумаешься, Инга. — Вклинивается в происходящее голос Кости.

Открываю глаза. Федорцов отстраняется и выпрямляется.

Костя стоит в дверном проеме со спортивной сумкой, с которой приехал. Как я была рада и даже не подозревала, чем может закончиться наше внезапное соседство.

— Я — твой настоящий друг, Белова, если ты вдруг по какой-то причине это забыла. Отмотай воспоминания лет на пятнадцать назад и вспомни все хорошее и плохое, что мы прошли вместе. — Говорит Костя, игнорируя Федорцова, и надевает черную шапку.

Мне нечего ответить. Я все сказала, но в груди продолжает царапаться сомнение. В горле стоит ком. Не думала я, что будет так сложно. Чувствую взгляд Марка Николаевича на себе.

Костя уходит. Противно лязгает дверь, и наступает тишина.

Я смотру на свои руки, думаю, что делать.

— Спасибо за помощь, Марк Николаевич. Вам пора. Я думаю, что и в охране больше нет необходимости. Тот, кто влез ко мне в квартиру, больше не появлялся. Думаю, что и не появится больше. — Автоматически отмечаю, что я перестала называть квартиру «нашей».

— Поживешь у меня, пока мы не разберемся в этом деле. Хватит, Инга, набегалась в одиночку. — Федорцов застегивает пальто и давит своей энергетикой. — Я уже понял, что у тебя шило в одном месте, и тебя опасно оставлять без присмотра.

— Как вы правильно отметили, мне двадцать один, поэтому опекун мне по закону не полагается. — Откидываюсь на спинку стула, показывая всем видом, что никуда не поеду.

— Я даю тебе десять минут, чтобы сложить все необходимое. Если будешь выделываться: я позову Дениса на помощь. Он получил за «коротыху» и теперь немного зол, что ты на него мне нажаловалась. Думаю, он с удовольствием запихнет тебя в машину. Даже сильно просить не придется. — Он подходит к окну и убирает руки в карманы пальто.

— Почему вы постоянно командуете? Это у вас врожденное или по наследству передается?

Федорцов молча смотрит на меня, а все его выражение лица говорит: «Ты можешь хоть немного помолчать?»

Почему-то мне кажется, что в этот раз он настроен серьезно, поэтому я иду собирать вещи. Не хочу проверять, потащит ли меня за шиворот в машину Денис или нет. Бросаю в рюкзак все самое необходимое: ноутбук, зарядки, вещи, маленькую косметичку с уходовой косметикой и зубной щеткой. Проверяю окна и перекрываю воду.

Пока я проделываю все эти манипуляции, Федорцов стоит, уткнувшись в телефон. Периодически он что-то быстро печатает, сводит брови. Между ними образуется маленькая, нервная морщинка.

— Я готова.

Он поднимает голову, проходится по мне взглядом. Подходит ближе и забирает у меня из рук потертый рюкзак. Выглядит, будто отнял его у старшеклассника — раздолбая.

Я запираю дверь в квартиру и смотрю на соседнюю дверь и звонок, болтающийся на одном проводе. Хочется попрощаться, но Антошка в школе.

«Надеюсь, это ненадолго. Со связями Федорцова мы быстро во всем разберемся», — убеждаю я себя.

Мы молча спускаемся вниз.

С одной стороны, я чувствую себя в безопасности, а, с другой — как будто бы под конвоем. Мы проходим мимо подпаленных, почтовых ящиков, и мне очень хочется проверить, на месте ли конверт. Бросаю внимательный взгляд на свой ящик — верхний справа. Вроде бы все в порядке.

Во дворе стоит черная машина. Федорцов открывает передо мной дверь. Я сажусь на задний диван и думаю, стоит ли продвинуться, и освободить ему место рядом. Но вопрос отпадает сам собой: Марк Николаевич захлопывает дверь, обходит машину сзади и садиться рядом со мной.

Я с опозданием здороваюсь с водителем и отворачиваюсь к окну.

— Александр, отвезите нас домой, пожалуйста, и можете до завтра быть свободны.

Водитель веселеет и заводит мотор. Отмечаю, что арка уже пуста. Наблюдение за моим домом, похоже, снято. Я «перехожу в руки» Федорцову. Не знаю, как буду делить крышу со взрослым мужчиной. Во время каникул мы с ним почти не виделись: командировки и его двенадцатичасовой рабочий день позволяли мне расслабиться и проводить время с сестрой.

Воспоминания кружат вокруг Насти, Мирона и Кости. Я не могу остановиться: снова и снова «пережевываю» эту ментальную жвачку, горькую на вкус, и мучительно сопоставляю факты. Ничего не сходится, как в бракованном пазле.

В груди холодно, губу немного тянет, но в целом, терпимо. По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить.

Поворачиваю голову и смотрю на Федорцова. Он снова что-то просматривает в телефоне. Расслабленно откинулся на спинку кремового сидения. Светлая челка упала на лоб. Костюм с иголочки, идеально-начищенные туфли. Интересно, бывает хоть один день в году, когда он скверно выглядит: болеет, плохо спит или просто ленится дома в растянутых штанах?

Невозможно все в жизни держать под контролем. Я пыталась: ничего не вышло.

Он отрывается от телефона и тоже смотрит на меня. Что-то между нами изменилось: я стала доверять ему, а он увидел во мне обычного человека, а не неодушевленный предмет. Их общее прошлое с Настей по какой-то причине стало вызывать во мне дискомфорт. Я стараюсь об этом не думать, как и о блондинке со стройными лодыжками, которая грациозно выходила на каблуках из его машины.

Опять смотрю в окно на почти погрузившийся в зимнюю спячку город. За три года он стал мне родным. Впервые долгое время я думаю о том, где же находится мой дом? Мама умерла. Настя, скорее всего, не вернется. Что будет, когда я узнаю правду? Принесет ли это долгожданный покой? Смогу ли я снова найти место, где мне будет хорошо?

— Пойдем, Инга, приехали. — Прикасается к моей руке Федорцов.

Пейзаж за окном смазался в серое пятно, и только после прикосновения Федорцова начал заново обретать очертания.