Господи, Господи! Если это правда, почему она ничего не сказала? Почему не пришла ко мне? Глаза печет, но слез нет.

Перебегаю через дорогу и подлетаю к черной машине моих сопровождающих. Открываю заднюю дверь и без спроса сажусь в машину. «Мои ребятки» одновременно поворачиваются ко мне с выражением крайнего удивления.

— Отвезите меня домой. Срочно! — Громко захлопываю за собой дверь.

Мирон не прав: мне не пришлось через все это пройти. Я все еще иду, возможно, даже блуждаю в начале пути.

15

Мы все думаем, что по-настоящему страшные события обойдут нас стороной. В теории мы готовы к потере близких, ведь все когда-нибудь умрем, но при этом мы свято верим, что это произойдет так нескоро, что почти не с нами.

Мы совсем не думаем об этом, пока работаем, влюбляемся, плачем из-за украденного кошелька или раздражаемся из-за давки в метро. Мы готовы к абстрактному горю, но никогда не будем готовы к настоящему. Оно всегда застает врасплох.

Машина въезжает во двор. Я бросаю комканные слова благодарности и бегу к подъезду.

Мысли не затихают даже на бегу. Ну, не мог Костя так поступить. Но зачем Мирону врать? У него нет личной выгоды в этом деле. Он просто остался стоять в стороне равнодушным свидетелем.

«А что, если смог? Он уже один раз обманул тебя», — нашептывает мне внутренний голос.

Если Костя и правда … сделал это, то Настя могла ему отомстить. Бегу по лестнице, не чувствуя зловонного запаха и не замечая матерных надписей на стенах. Получается, она знала, что есть у Кости в машине, потому что первым делом обыскали именно его машину. Выходит, Костю не подставили, а это значит, что …

— Господи, за что мне все это? — Причитаю вслух, как древняя старушка.

Я определенно не в себе. Наверное, у меня помутился рассудок, или у разума сорвало тормоза, иначе как объяснить мое поведение?

Я захожу в прихожую. Беру вазу, которая стоит на комоде. Вытряхиваю из нее прямо на пол сухоцветы и, зажав в правой руке, быстрым шагом направляюсь на кухню. Костя работает за столом в наушниках, сидя спиной к двери.

Я замахиваюсь, но он чувствует мое присутствие за спиной и поворачивается, срывая с головы наушники. Его глаза расширяются, словно он увидел привидение. Костя дергается в сторону, в тот момент, когда я опускаю вазу, и она бьется о стол, разлетаясь по комнате на мелкие осколки.

— Ты что, охренела! — Кричит Костя и вскакивает с места. — Болезнь дала на мозг осложнение?!

Передвигаться по малюсенькой кухне в осколках затруднительно, поэтому он остается стоять на месте.

— Ага, кукухой поехала. Ты сейчас мне все расскажешь! — Хочется схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть, но разница в росте не позволяет.

Под ботинками хрустят осколки. Меня бросает в пот. Свитер противно прилипает к телу. Я обхожу стол и плюхаюсь на стул.

— Да что опять случилось? Больная, что ли? — Костя осторожно опускается напротив, следя за каждым моим движением.

— Ты ведь мне наврал о причине, по которой Настя перестала с тобой общаться. Не спорь! — Рычу, глядя, как он пытается что-то сказать. — Я видела, как Федорцов на тебя смотрел. Не удивлюсь, если он тебя толком не помнит или вообще не знает. Ты с ним не разговаривал. Если бы ты сказал ему в лицо, что переспал с Настей — он бы тебя уничтожил. Так, какая была причина, Костик? — Издевательски — глумливо произношу его имя.

Он молчит.

— Какая?! — Ору и бью кулаком по столу.

— Успокойся, психичка! — Орет Костя в ответ и швыряет наушники.

— Я не говорил с твоим Федорцовым, но мы и правда с Настей переспали. — Смотрит исподлобья.

— Да-а? Надо же? Прямо в день ее помолвки? Моя сестра была такая дура? Или, может быть, гулящая, распущенная? Чтобы собираться выйти за одного, а спать с другим? Скажи мне, Костик, ты любил легкодоступную девушку, готовую с любым?

— Заткнись! Инга, заткнись! — Раздувает ноздри, как бешеный зверь.

Меня тошнит. Голова кружится. Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу.

— Она перебрала лишнего в клубе, я помог ей добраться домой. Настя была не против, клянусь. Она улыбалась и постоянно что-то бормотала. Кто наговорил тебе этих глупостей?

— Я так понимаю, ты помог ей добраться к тебе домой, а не к себе. — Кровь шумит в ушах. — Вы знакомы всю жизнь. Всю жизнь! И ты за все это время не запомнил, что Насте достаточно понюхать пробку, чтобы совсем не контролировать себя и происходящее вокруг? Не ты ли ее случайно напоил? Это, по-твоему, не изнасилование, а, Кость? По крайней мере, Настя считала именно так, поэтому и прервала с тобой все отношения.

— Ты что, дура?! — Костя вскакивает и бьет ладонью по столу. — Я не насильник. Она была не против. И я любил ее, есть разница?

Я запускаю руки в волосы. Господи, моя бедная Свечка.

— Чем ты отличаешься от этих уродов в клубах, которые высиживают в поисках легкой «добычи»? Правильно она тебя посадила. — Говорю устало. — А теперь собрал свои вонючие монатки и свалил в свою «честно — заработанную» квартиру на Ленина.

Отхожу к окну и смотрю во двор на качающиеся верхушки деревьев. Я ничего не докажу. Костя окажется безнаказанным. По щеке стекает маленькая, усталая слезинка. Настя боролась за себя, как могла. Почему она не поговорила со мной?

— Я же для вас все делал. — Доносится в спину тихий голос Кости. — Ты для меня всегда была младшей сестренкой, родным человеком. Ты не ценишь хороших поступков. Собираешься запрыгнуть на этого козла, как и твоя сестра. — В его интонации нарастает обида и злость. — С таким отношением к людям ты закончишь свою жизнь в полном одиночестве, как твоя мать.

Меня, как будто хлыстом ударили. Внутри все горит. Хочется кричать, чтобы хоть немного унять эту агонию.

— Что ты сказал? — Поворачиваюсь к Косте.

Он стоит в дверях. Лицо бледное, глаза пустые.

Я подлетаю к нему и толкаю его в грудь.

— Ты что сказал? — Снова пытаюсь толкнуть его, но он уворачивается.

Я пролетаю мимо, потому что в порыве злости силы прибавилось, и я не рассчитала толчок.

Между нами завязывается потасовка. В основном, я луплю Костю, а он уворачивается. Один раз случайно задевает меня и разбивает губу. Он шипит и матерится. Я плачу и с новой силой кидаюсь на него. Перед глазами стоит мама в застиранном разноцветном халате.

— Отошел от нее. — Вдруг раздается голос Федорцова у меня за спиной.

Я пользуюсь тем, что Костя отвлекся на Федорцова и хорошенько заезжаю ему по ребрам. Он сгибается пополам и хрипит.

— Инга! — повышает голос Федорцов. — Быстро иди в ванную и обработай губу. Мы пока здесь поговорим. — Он в упор смотрит на Костю, в голосе — металл.

Я ежусь. Не хотела бы я оказаться на его месте. Обхожу Федорцова, который тоже не разулся и, наплевав на все, прямо в обуви иду в ванную.

Губа ноет. До этого момента было не больно, потому что в кровь выбросился стократный запас адреналина. Смотрю в зеркало, я похожа на героиню триллера: лицо в слезах, подбородок в крови.

Роюсь в шкафчике в поисках перекиси и ватных дисков. Обрабатываю припухшую губу и мою руки.

Почему я так легко поверила Мирону? Почему я верю, что Костя мог воспользоваться ситуацией? У меня не укладывается в голове происходящее. Ведь, если любишь человека, желаешь ему счастья, пусть даже с кем-то другим. Не зря умные люди говорят: насильно мил не будешь.

Возвращаюсь на кухню. Костя сидит на стуле, а над ним нависает Федорцов. Он остался в черном пальто нараспашку.

Костя очень сильно злится. Об этом свидетельствуют его сжатые кулаки и челюсти, которые вот-вот сотрут зубы в мелкую крошку.

Я снова смотрю не него и не понимаю, как между нами все могло рухнуть.

— Рассказывай, что тебе надо? Зачем ты трешься вокруг Инги? — Обманчиво — спокойно говорит Федорцов.

— Не твое дело. — Костя дергает плечом.

Я захожу на кухню и становлюсь за спиной Марка Николаевича.

— Я даю тебе одну минуту, чтобы подумать и сформулировать четкий ответ. Если ты против — говорить мы будем в другом месте и при других обстоятельствах. Я понятно изъясняюсь? — Федорцов выпрямляется и становится рядом со мной, оперевшись на столешницу гарнитура.