На самом деле, реально из всех пацанов я оставался самым спокойным. Вернее, я оставался спокойным в отношении приема в комсомол. А вот с другими вопросами…Там, как раз, было очень неспокойно.

В первую очередь, даже если откинуть странности с пробуждением и допустить, будто воспитатель всего лишь пришел сказать мне об отмене занятий, сильно волновал вчерашний разговор с Панасычем. Если говорить конкретно, то даже не сам разговор, а его итог. Я тысячу раз мысленно успел наградить себя матерными словами за этот долбаный «джеб». Вот только легче от самобичевания не стало и делу мои моральные терзания никак теперь помочь не могут.

Вообще, есть ощущение, что тема насчет английской терминологии не закрыта. Думаю, мы к ней еще вернемся. Тот отмаз, который я выдал Панасычу, весьма сомнительно звучит. Да, в порт вполне могли заходить какие-нибудь англоязычные моряки. Наверное… Или не могли? Я понятия не имею, с кем последние десять лет у Союза есть торговые связи, а с кем — нет. Но и других вариантов придумать не получалось.

Откуда в лексиконе детдомовца, то есть в моём лексиконе, могло взяться слово «джеб»? Тот, кто меня учил, не знал понятия «прямой удар»? По моей версии это ведь тоже был беспризорник.

В общем, пока остальные прыгали рядом с зеркалом и наводили красоту, я весь извелся. Меня сейчас как-то не сильно волновал комсомол. А то, может, и недолго мне ходить со значком.

— Реутов!

Дверь барака распахнулась и на пороге возник еще один незнакомый чекист. Они просто как долбанные зубные феи, честное слово. Хрен кого видно и на улице, и в большом доме. На глазах только Панасыч трется. А потом внезапно появляются, словно тень отца Гамлета, из небытия. Их тут рота, что ли прячется?

— Реутов! — Снова повторил чекист мою фамилию.

Детдомовцы замерли, кто, где находился. Они переглядывались между собой, стараясь не смотреть в мою сторону. Наверное, решили, что в этой ситуации тыкать пальцем неправильно.

Пауза начала затягиваться. Взгляд у чекиста стал раздражённый. И меня, главное, переклинило. В башке какой-то вакуум образовался. Надо обнаружить себя, спросить, в чем дело, а я пялюсь на нквдешника и молча туплю.

— Да вон он! — Подкидыш, который оказался ближе всего ко входу, наконец, махнул рукой в мою сторону.

Я сделал шаг навстречу незнакомцу. Внутри все как-то противненько засвербело. Почему Реутов? Зачем? И рожа у этого товарища еще злая…

— Идём. Товарищ Шармазанашвили вызывает. Остальным велено через полчаса быть в столовой. — Сообщил нам посланец. Затем, окинув детдомовцев серьёзным взглядом, он вышел на улицу.

— Что-то случилось? — Бернес отложил ботинок в сторону и уставился на меня. — Вчера ты с Шипко наедине беседовал. Сегодня вон, вообще…

Марк замолчал, так и не договорив, что именно «вообще».

— Откуда мне знать, случилось или нет! — Рявкнул я.

Конечно, на Бернеса сорвался. Ничего сверхъестественного он не спросил. Однако, с другой стороны, уж кому-кому, но не скрипачу задавать мне вопросы. У меня, к примеру, их к Бернесу гораздо больше.

Я, когда вчера вернулся после разговора с Шипко, пацанам решил пока ничего не говорить о своих подозрениях. Но насчёт Марка некоторые соображения имел. Смутные пока. Думал, надо как-то спровоцировать крысу. Если просто схватить Бернеса за шиворот и тряхнуть, он ничего не скажет. Значит, необходимо создать ситуацию, в которой стукач проявит себя.

— Да ладно. Чего ты? Я просто спросил. — Марк пожал плечами и снова принялся натирать свой ботинок. — Разорался… Я, может, за тебя волнуюсь по-товарищески…

— Так значит, нам самим надо идти в большой дом? — Переспросил Подкидыш. — Шипко можно не ждать?

— Ты кретин? — Старшой схватил подушку и швырнул ее в Ивана. — Прицепился со своим Шипко. Сказано, чтоб явились через полчаса.

Я не стал слушать препирательства пацанов и вышел на улицу. Однако там никого не оказалось. Чекист, видимо, не счел нужным меня дождаться.

— Во как…– Я покрутил головой, дабы наверняка убедиться, что этого товарища нигде не видно. А то уйду один и буду потом снова крайний. — Ладно…сам, так сам.

Наверное, для меня кабинет директора школы уже роднее родного. Так часто там бываю, что провожатые не нужны.

Я не стал тратить время и направился к главному корпусу. Внутреннее предчувствие неприятностей становилось сильнее с каждым шагом. Чем ближе подходил к большому дому, тем гаже было на душе.

Только поднялся на крыльцо, входная дверь резко распахнулась и на улицу выскочила Ольга Константиновна. Блондинка неслась, как на пожар, но оказавшись со мной нос к носу, замерла столбом. Выглядела она, кстати, сильно расстроенной. И еще, по-моему, заплаканной.

— Здравствуйте…– Я сначала растерялся.

Просто никак не ожидал, что наша встреча произойдет именно сейчас. Хотел этого, да. Но в данную минуту не самое подходящее время, чтоб вести разговоры с красивой женщиной, даже если у меня при взгляде на нее приливает кровь ко всем неприличным местам.

— Здравствуйте, курсант Реутов. — Ответила учительница и как-то растерянно улыбнулась.

Интересно… Она запомнила мои слова. То, что я просил не называть меня слушателем. Черт…приятно.

Я шагнул в сторону, собираясь пропустить блондинку, но она одновременно сделала то же самое. Поэтому мы снова оказались на пути друг у друга.

— Извините. — Сказал я и сдвинулся обратно, освобождая дорогу. Однако и Ольга Константиновна поступила так же в ту же самую минуту.

В итоге мы оба рассмеялись. Хотя, смешного, так-то, ничего нет. Толкаемся как два дурака в дверях. Похоже, и у нее, и у меня это был нервный смех.

— Алексей…Вы же Алексей, верно? — Ольга Константиновна, наконец, сделала шаг в противоположную сторону. — Я хотела поблагодарить Вас. За то, что Вы…

Она замялась, подбирая слова.

— Да не за что. — Я пожал плечами.

Ситуация для меня была неловкая почему-то. Совершенно непонятно, что обычно говорят в таких случаях. Типа, на моем месте так поступил бы каждый? Звучит тупо. Да и не каждый. Лупануть, может, ей правду? Сказать, что она мне нравится? Тоже бред. От одного мудака спас, и сам начал вести себя, как мудак.

— Все равно, спасибо. Никогда не забуду Вашей помощи. — Она подняла взгляд и посмотрела мне прямо в глаза.

Аж внутри все перевернулось. Так это было… приятно, очаровательно, соблазнительно? Да. Все три слова подходят исключительно. Ну, вот какая при таких условиях может нарисоваться в судьбе деда Наденька Бекетова?

— До свидания. — Ольга Константиновна кивнула и медленно начала спускаться по ступенькам вниз. Она будто не до конца вдруг стала уверена, что ей вообще надо это делать.

— До свидания…– Я пару секунд смотрел ей вслед, а потом вошел в дом.

Прямой наводкой промаршировал к кабинету директора, постучал, сунул голову внутрь и спросил разрешения войти.

В комнате находилось очень до хрена людей для обычной беседы. Моя персона, видимо, становится все более популярной…

Всех присутствующих я знал — сам товарищ Шармазанашвили, Шипко, Молодечный и…Цыганков. Начало уже хреновое.

Причём у Панасыча лицо было очень злое. Прямо в бешенстве был Панасыч. Молодечный наоборот, выглядел спокойным. Цыганков…Ну этот всегда с самодовольной рожей ходит. Сейчас его рожа была отвратительно счастливой.

— Проходи. — Директор школы кивнул мне, приглашая в центр кабинета.

Он единственный сидел за столом. Остальные стояли по углам. Будто их туда в наказание определили.

Я протопал к нужному месту и замер, вытянувшись по струнке. Какая-то ерунда намечается, жопой чую…Не зря мне такой сон приснился прошлой ночью. Ой, не зря…

— Сегодня вас принимают в комсомол. — Сообщил Шармазанашвили с таким видом, будто глаза мне открыл. Тоже новость!

Я молча кивнул. Сказать пока нечего. Сарказм тоже лучше приберечь.

— Обычно будущие комсомольцы проходят определённую проверку. Потом принимается решение. — Продолжил директор школы. — Но в вашем случае нам пришлось воспользоваться иным путем. За каждого из вас поручился товарищ сержант государственной безопасности Шипко. Головой поручился, как ты понимаешь. Поэтому, само собой, с него теперь тоже будет спрос, если вы поведете себя недостойно почётного звания комсомольца. И еще…Видишь ли, Реутов, поручительство, это хорошо. Но если кто-то знает заведомо о причинах, по которым человек в ВЛКСМ принят быть не может, он обязан сообщить. И вот что выходит, Алексей. Оказывается, в отношении тебя такие причины есть. А раз мы не имеем права допустить твоего вступления в Комсомольскую организацию, то и в этом месте ты тоже быть не можешь…