Остальные — это целых пять человек, включая меня и Бернеса. Буквально на второй день после выходного Шипко сразу по окончании завтрака организовал нас с Марком в отдельную группу и под завистливые взгляды детдомовцев увел в главный корпус. Кстати про второй день… Теперь еще ко всему прочему мне приходилось следить за языком, чтоб не ляпнуть «вторник» или «четверг», к примеру.

— Товарищ сержант государственной безопасности, а куда мы идём?– Марк топал следом за Панасычем и выглядел слегка растерянным.

Он постоянно оглядывался на меня, замыкающего эту очень короткую вереницу, и явно переживал, что нас снова хотят расспрашивать про Зайцева.

— Куда-куда… — Недовольно буркнул Шипко. — Доить верблюда́. Тебе сказали следовать за мной, вот и следуй за мной. Дальше положенного не уйдёшь, едрить твою налево.

Я скромно плелся за Бернесом, стараясь держаться от сержанта госбезопасности на расстоянии. Про Василия, конечно, уже два дня как молчали, но взгляды, иногда прилетающие со стороны Панасыча, меня слегка нервировали. Он словно пытался разглядеть во мне что-то. Если его взгляд упирался в мой, мы буравили друг друга глазами по несколько минут. Я, кстати, не отворачивался чисто из принципа. Ибо не хрена пытаться прогнуть нас с Реутовым морально. Мы и не такое вида́ли. Вернее, Реутов, конечно, вряд ли, а я, человек из капиталистического, загнивающего, буржуазно-либерального будущего насмотрелся до хрена. И вот такими психологическими приемчиками меня не проймёшь.

В итоге Шипко, который так и не признался по дороге, что ждёт в конце пути, притащил нас с Бернеса в это подобие спортивного зала.

Там уже стояли трое парней и Молодечный.

— Приветствую. — Кривоносый кивнул Панасычу.

Может, и нам тоже. Не понял, если честно. Однако на всякий случай ни я, ни Марк не стали кивать в ответ. Мало ли. Вдруг это будет расценено как нарушение субординации. К тому же трое курсантов… тьфу, ты… Слушателей… В общем эти трое бедолаг стояли с такими лицами, будто на них снизошла вселенская благодать. Они смотрели только на Молодечного и в их глазах светилось счастье. Видимо, Кривоносый в понимании этих товарищей — где-то на уровне божества. Или, если учитывать реалии времени, в котором нахожусь, на уровне второго человека после Иосифа Виссарионовича. Молодечным они явно восхищались, обожали его и в тайне готовы были стать адептами ордена великого Учителя самбо.

Я вот пока их восторгов не разделял. Научиться борьбе, конечно, хотелось, но чует мое сердце, велик шанс, что без увечий на этом пути не обойтись. А ну как Молодечный решит сейчас поквитаться за нашу последнюю схватку? Тогда он ко мне не слишком серьезно отнесся, а сейчас может отомстить со всей пролетарской ненавистью.

— Вот! — Шипко махнул рукой в нашу с Марком сторону. — Привел тебе своих оглоедов.

Парни, стоявшие перед Молодечным, оторвали взгляды от Учителя, именно так, с большой буквы, и с интересом уставились на нас. Естественно, и восхищения, и восторга в их взглядах больше не было. Впрочем, негатива тоже. Судя по всему, они прекрасно знали, кто мы и откуда, но относились к этому вполне нормально.

В итоге, я и Бернес присоединились к строю будущих специалистов самбо, а Панасыч, кинув нам напоследок очень выразительный, предупреждающий взгляд, свалил прочь. Теперь мы стояли напротив Кривоносова, ожидая что вот-вот, с минуты на минуту, познаем все хитрости борьбы.

— Еще раз спрашиваю, что надо изначально уметь в драке? — Повторил свой вопрос Молодечный.

Парни переминались с ноги на ногу и молчали. Наверное, опасались ляпнуть что-то не то. Я тоже благоразумно изображал из себя немого. Хотя очень старался выражением лица демонстрировать интерес и огромное желание постичь Истину. Просто вряд ли мои познания, вынесенные из красивого, дорого оформленного спортзала, где тренер за не менее красивые суммы учил меня бить морду условному врагу, совпадают с мнением профессионала, заточенного на максимально эффективное решение задачи. И потом, самбо не бокс. Тут можно и в жир ногами вляпаться. Скажу что-нибудь из привычной мне боксерской темы, а Молодечный подумает, какой интересный тип, этот Реутов. Откуда он это знает. И все. Опять я в центре внимания.

— Что? Ни у кого никаких мыслей? — Кривоносый с усмешкой снова окинул всех нас взглядом.

— Быстро думать? — Скромно предположил один из парней, невысокий крепыш с достаточно неплохо развитой физухой.

Кстати, приятный товарищ. Взгляд у него открытый, честный. Лицо — простое, но в хорошем смысле. Смотришь и понимаешь, порядочный человек стои́т. И кстати, он не кичился, как Цыганков, своим званием, которое несомненно у него имеется. Тем, что в отличие от нас, детдомовской шпаны, уже трудится в рядах НКВД, тоже не кичился. Говорю же, вполне нормальный парень. Крепыш самым первым достаточно вежливо поздоровался со мной и Бернесом.

— Владимир. — Представился он тихо, пока мы с Марком, так сказать, вливались в строй.

А вообще, конечно, факт интересный. Получается, нас всего пятеро. Три, прости Господи, офицера и два детдомовца. То есть мы — группа тех, кого сержант государственной безопасности Молодечный счел не совсем безнадежными и подходящими для углубленного изучения методов самообороны без оружия. Интересное соотношение выходит. Трое получекистов из нескольких десятков слушателей и целых два кандидата из семерых… черт… уже шестерых беспризорников. Счет явно не в пользу кадровых нквдешников. Я бы на месте товарища Шармазанашвили крепко задумался, в том ли месте они набирают кадры. Может, реально проще с просторов необъятной родины детдомовцов перепрофилировать?

— Знать болевые точки? — Прозвучала еще одна версия от худого, жилистого парня, лет двадцати пяти на вид. Если память меня не подводит, а я в этом иногда сильно сомневаюсь, его зовут Никита. Он представлялся следующим после крепыша.

Впрочем, с возрастом могу ошибаться. Его лицо выглядело слишком изможденным, будто он последние годы провел в сыром подземелье на хлебе и воде. Даже цвет этого лица был каким-то серым с желтоватым оттенком.

— Ну… Хоть что-то…– Поморщился Молодечный, намекая этой гримасой, будто наше «что-то» совсем не то, которое он хотел услышать. — Боец должен уметь падать. Тем более, люди вашей профессии. Вы никогда не знаете, откуда придёт опасность, как подготовлен ваш противник.

Пои слове «падать» я многозначительно показал Марку взглядом на пол. Вот, мол! Вот! Теперь обратите уже внимания, товарищи будущие самбисты. Убьемся на хер! Марк, судя по вопросительно поднятой брови, ни черта моих сигналов не понял. Я тихо вздохнул и закатил глаза. Мол, тяжело мне с ними, бестолковыми, о чем-то разговаривать. Бернес поднял и вторую бровь, намекая, что не мешало бы изъясняться более понятно.

— Слушатель Реутов и слушатель Либерман… У вас все хорошо? А то смотрю, перекосило обоих. Надеюсь никаких приступов невротических ни у кого не случается? — Молодечный задал вопрос спокойным, размеренным тоном. Но и я, и Бернес прекрасно поняли, это было первое и сразу же последнее предупреждение.

— Все отлично, товарищ сержант государственной безопасности! — Радостно рявкнул я и даже сделал грудь колесом. Чтоб наверняка было видно, как повезло Кривоносому отхватить таких бравых ребят.

— Итак… Повторю. Главное — уметь правильно падать. — Снова завёл свой патефон Молодечный.

Строй, надо сказать, теперь, после столь неожиданного заявления, смотрел на Молодечного… Даже не знаю как сказать… С удивлением, что ли… Образ Великого Учителя немного померк, утратив изрядное количество позолоты. Я так понимаю, эти трое товарищей свято верили, что Кривоносый превратит их в некий вариант советских ниндзя. Хотя… Они и слова такого не знают, наверное. И тут вдруг — отвратительно звучащее утверждение, что прежде всего необходимо научиться «падать». Почти как «сдаться». К такому их жизнь не готовила.

— Товарищ сержант государственной безопасности…– Подал голос теперь уже и третий получекист. — Как падать? А удары? Удары, разве неважно? Что ж… Меня контра будет бить, а я — на спину и лапки кверху? Не по-советски это…