Я еще раз сжал ладонь Клячина и закатил глаза, всем своим видом демонстрируя, что в моих мечтах мы с чекистом уже породнились.

— Ну, ты это… Ты не увлекайся… Лишнее. — Николай Николаевич дернул руку, пытаясь освободиться.

Куда там! Я вцепился намертво. Лицо постарался сделать еще более восторженным.

Нашел придурка, в рот те ноги! Лечит тут меня сидит! Надо, кстати, сказать спасибо Шипко за сильно расширившийся словарный запас…Очень помогает более конкретно выражать эмоции.

— Алексей, пора тебе…– Клячин снова потянул свою конечность, явно желая ее освободить. На этот раз я ослабил хватку. — Иди, Алексей. Иди…Иначе товарищ сержант государственной безопасности Шипко нас обоих накажет.

Чекист хохотнул над абсолютно глупой, по моему мнению, шуткой. Хотя, если честно, я думаю, причиной его радости стало наше предстоящее расставание. Видимо, моего восторга и планов на родство он не оценил, а потому искренне хотел быстрее смыться.

— Понял. Принял. — Я с серьёзным видом несколько раз качнул головой вверх-вниз. — Пойду тогда?

— Иди. — С облегчением выдохнул Клячин.

Мне кажется еще минут десять такого дебильного поведения с моей стороны, и он выскочит из машины, чтоб открыть пассажирскую дверь, а потом, для верности, еще и пинка дать под зад.

— Иду. До свидания, Николай Николаевич. — Я снова резко подался к чекисту, сделав вид, будто собираюсь его охаляпить крепкими сыновьими объятиями.

— Давай, топай уже. — Он отпрянул и махнул рукой в сторону КПП.

Я изобразил грусть на лица, а потом с тяжёлыми вздохами полез из машины на улицу.

Честно говоря… Конечно, не было необходимости вести себя подобным образом. И будь на моем месте настоящий Реутов, возможно, он даже поверил бы всему, что говорит Клячин. Очень уж старается чекист выглядеть правильным, порядочным мужиком. Хотя… Надеюсь в юные годы дед все-таки не был таким лошарой. Очевидно же, Николаю Николаевичу кровь из носа надо получить мое расположение и доверие. Он хочет вызнать, что связывает Реутова и Бекетова. Более того, он даже конкретно подозревает, что именно их может связывать.

Я, кстати, очень не против узнать, каким боком тут Клячин. Не насчёт Игоря Ивановича. С товарищем старшим майором — все ясно. Закусился Клячин на свое начальство. Нет…У меня имеются вопросы в отношении ареста родителей деда.

Могу дать руку на отсечение, Николай Николаевич был с этим связан, иначе он не знал бы столько до хрена. Но именно сейчас выпытывать у Клячина информацию — опасно. Он далеко не дурак. Начну проявлять любопытство к старому делу дипломата Витцке, чекист сразу сообразит, что и потерю памяти, и клинический идиотизм я всего лишь талантливо изображаю. Надо выдержать паузу, убедить Клячина в моей безграничной лояльности к нему, а потом… посмотрим, что потом…

— До свиданья! — Крикнул вслед «Воронку», который подозрительно быстро сорвался с места. И рукой еще помахал. На всякий случай. Потом, развернувшись, направился к шлагбауму, из-за которого за мной уже наблюдали парни в военной форме.

В бараке никого не было. Пацаны, видимо, вместе с Шипко задержались в городе. Впрочем, если учесть запланированную программу… Одна только Третьяковка может занять весь день.

Как поступил бы любой адекватный человек на моем месте? Правильно! Лег бы спать. Что я и сделал. Ни хрена себе, какой кайф! Товарищи мои, особенно некоторые, чрезмерно активные, отсутствуют. Панасыч — отсутствует. Идеальная возможность вздремнуть выпала. Не факт, что такое снова повторится.

Соответственно я, без малейших зазрений совести, завалился на кровать и вырубился.

Проснулся от шумного разговора. Открыл глаза, посмотрел в сторону окна. На улице уже стемнело. Ничего себе! Это сколько же я дрых…

По комнате суетились детдомовцы. Выглядели они очень довольными. Видимо, прогулка и правда удалась.

Само собой, я не сразу понял, что пацанов стало меньше. Вернее, не обратил внимания. Сообразил только, когда мы стали собираться на ужин. Причем, что весьма удивительно, самостоятельно собираться. Шипко почему-то отсутствовал.

— Ребят, пора строиться. — Сообщил вдруг Лёнька. — В главный корпус пойдём. Там уже, наверное, накрыто. Панасыч говорил переодеться и шуровать.

— Стоп… — Я обвел взглядом детдомовцев. Они столпились возле двери, натягивая верхнюю одежду и собираясь выходить. — А Зайцев где?

И вот тут-то Бернес выдал свою абсолютно бредовую фразу:

— Заяц испарился.

Все. Больше никаких разумных объяснений ни от кого я не услышал. Более того, пацаны вообще не переживали за судьбу Василия. Я как бы тоже не особо переживал. Но, будто назло, в башку лезла рожа Клячина. Вернее сказать, даже не вся рожа, а ее конкретная часть — скула, на которой появилась ссадина. Или она была изначально… Этот немаловажный момент в моей памяти отсутствовал.

— Да вы чего? — Я снова уставился на детдомовцев. — Человек же пропал!

— Ой, хорош тебе! — Отмахнулся Подкидыш. — Куда там он пропал. Сбежал, поди. Ему здесь все не нравилось. Выпала возможность, вот он и сделал ноги. Я бы тоже сделал…только некуда…А у Василия вроде родня какая-то есть.

— Какая, к чертовой матери, родня? — Огрызнулся я на Ваньку. — Он что, совсем дебил? Его там в первую очередь искать будут.

Вообще, конечно, не могу сказать, будто у меня имелось сильное переживание за Зайцева. Просто… Клячин. Он ведь нашу группу разыскал, чтоб на Василия посмотреть. И тут вдруг — такой подозрительный поворот.

— Слушайте, а вы когда гуляли, никого не встретили? — Решил спросить обтекаемо. На всякий случай.

— Дык до хрена кого. Москва ведь, а не абы чего. Людей навалом. Вот ты дурак, конечно, Реутов!– Лёнька пожал плечами, покрутил пальцем у виска, а потом скомандовал. — Стройся, говорю! Или жрать никто не хочет?

— Нет, конкретно имею в виду. Не случайных прохожих. Может, подходил кто-нибудь… Марк…– Я поймал Бернеса за руку.

— Ну…был один…По-моему, гораздо солиднее, чем Шипко наш. Звание выше. Он с Панасычем недолго поговорил, а потом ушел. — Бернес нахмурился. — Погоди…ты думаешь, случилось чего? Просто, Шипко тоже как взбеленился. Мы полчаса круги рядом с тележкой мороженщика нарезали. Соседние дворы просмотрели. А потом товарищ сержант словно с цепи сорвался. Матерился без конца. В милицию побежал. А нам с ним пришлось, самой собой. Он оттуда звонил куда-то. Да и этих…легавых тоже сильно взбодрил. Часа два ждали его сидели, пока они там бегали. Потом он нас в машину усадил и мы сюда поехали. А легавые, я так понял, дальше район прочесывать пошли.

— Так Шипко понятное дело, чего бесится. — Усмехнулся Корчагин, натягивая куртку. — Ты представь, мы же на секретном объекте находимся. А ну как Заяц информацию врагу выдаст…

— Да какому врагу⁈ — Заржал Подкидыш. — Еще скажи, его, как Мальчиша-Кибальчиша буржуины пытать будут. Убёг Вася. Точно вам говорю… Он же…

Договорить Ванька не успел. Дверь с грохотом отворилась и на пороге нарисовался Шипко. Выглядел он, прямо скажем, не очень. Блелноватый, взъерошенный, с бегающим взглядом. Даже верх гимнастёрки у сержанта госбезопасности был расстегнут. А такого сроду никогда не бывало.

— Эх, черти…Что ж вы… суки такие…– Протянул Панасыч. — Подсуропили вы мне. Ой, как подсуропили…До конца жизни вас не забуду. А то, глядишь, он и не долгий будет. Этот конец…

— Да мы-то чего⁈ — Моментально вскинулся Ванька. — Нашли крайних. Мы, между прочим, на месте, в отличие от некоторых, шибко быстрых. Вот, на ужин собираемся. Все, как велено. Оделись уже. Построимся и пойдём. Зачем на нас наговариваете? Вечно Вы все не по справедливости.

— Ужин? Ужин⁈ — Заорал вдруг Шипко.

Это было во-первых, очень громко. А во-вторых, очень неожиданно. Такое чувство, что Панасыч внезапно сошел с ума и стал буйным.

Детдомовцы даже как-то сразу притихли. Уж на что Подкидыш — непременно в любой другой ситуации не преминул бы подраконить Панасыча. Сейчас он просто надулся и отступил за Корчагина. Наверное, на всякий случай. Чтоб не отхватить ненароком.