Одна из самых темных ночей опустилась на затерянное в лесной чащобе поселение. Облака затянули все небо, словно желая скрыть от всяких свидетелей небольшую группу людей в мантиях, стремительно приближавшуюся к поросшему травой холму, что скрыт от глаз частоколом деревьев и кустарников. Непроглядный мрак и вязкая тишина давили на виски первобытным страхом. В этой тишине, разрезаемой лишь хрустом веток под ногами да тяжелым дыханием, и рев хищников показался бы родным. Но видимо, даже звери не были готовы нарушить готовившееся таинство.

Когда процессия остановилась в нескольких шагах у подножия невысокого холма, оказавшегося верхушкой старинного храма, перед ней загорелось множество свечей, осветив каменные резные створы врат, ведших под землю.

Высокий мужчина выступил вперед и повернулся лицом к процессии. Крепкое телосложение виднелось даже под драпировками бесформенной мантии, на обритом черепе плясали отблески света, охотно демонстрируя украшавшие его письмена на неведомом языке. Поговаривали, что сам Мессия Акари даровал эти тексты нынешнему жрецу, принеся их прямиком из Запретной Библиотеки. Жрец строго смотрел на последователей, по рядам которых проносился благоговейный трепет. Сетка глубоких морщин — единственного, что выдавало настоящий возраст жреца — дрогнула, и раздался глубокий низкий голос.

— Братья и сестры мои! Сегодня нам дан шанс покончить с эпохой скорби и траура! Десять лет назад в этот день кучкой богомерзких невежд был вероломно убит всеми любимый Мессия Акари, будь благословенно имя его и да найдет его душа свой покой в холодных объятиях господина нашего Ксенона! — последователи молча склонили головы в знак почтения. — Однако даже в самые темные времена есть надежда! Сун! Выйди вперед!

Молодой парень, едва ли проживший пару десятков лет, заслышав свое имя, вздрогнул и вышел вперед. В отличие от остальных присутствовавших на нем красовалась отнюдь не тяжелая черная мантия, вышитая витиеватыми рунами по подолу, а простые ученические одежды. Лишь длинная застиранная до серости рубаха да холщевые штаны. Такие же серые, похожие на печную золу волосы, сбритые по бокам, стянуты в тугой жгут на затылке. Длинные сильные пальцы крепко сжимали боевой шест, но делали это нелепо, будто древко метлы, а упрямые глаза, подобные весеннему грязному льду, смотрели на жреца со смесью страха и непонимания. С таким же непониманием на жреца смотрели и остальные.

Это шутка?

Неужели, он хотел отправить в храм… его? Мальчишку, до сих пор не выросшего из ученичества? Да старик совсем из ума выжил!

Однако жрец не обратил на ропот и малейшего внимания и продолжил говорить, подтверждая, что это вовсе не шутка:

— Скажи, юноша, готов ли ты войти в святая святых? Готовы ли твой разум и дух смиренно принять всю благодать Рактааса и господина нашего Ксенона?

И без того тонкие губы юноши сжались в нитку, по телу прошла мелкая дрожь, похожая на озноб. Что же это было? Страх? Или тихая забитая в угол подсознания ярость, давно ставшая частью его личности? За годы, проведенные в ските, Сун часто слышал от наставника, что ему ни за что не занять место почившего Мессии, что такой бездарности место среди рыбаков и земледельцев. Венан намеренно и напоказ отказывался обучать юношу после малейших ошибок, предпочитая использовать его для выполнения грязной работы, чем охотно пользовалась добрая половина священников. А теперь, спустя десяток лет унижений и собачьей роли, Венан привел его сюда… для чего? Занять место Акари? Или же просто поиздеваться? Даже скудных знаний Суна, выцепленных из книг да общих уроков, было достаточно, чтобы понять — Мессией ему не стать! Даже если бы он каким-то мистическим образом прошел испытание духа, божество знаний не приняло бы его в качестве вершителя своей воли. Ксенон искал достойных, гибких умом и крепких душой и телом.

Сун нервно сжал деревянный шест. За спиной послышались возмущенные возгласы, но все они тут же затихли под взором выцветших жреческих глаз.

— Я… — Сун не смел поднять взгляд от земли, едва выдавливая из себя слова. Все внутри него сжималось и кричало немедленно развернуться и уйти. Отказаться — постыдно, но провалиться… Об этом даже думать страшно! История не знает ни одного случая, когда провалившийся возвращался бы из храма. Сун глубоко вдохнул. — Простите меня, ваше святейшество, — затараторил он, — но я не думаю, что достоин даже находиться здесь!

— Я тоже, — тихо процедил жрец, свысока посмотрев на Суна.

— Ваше святейшество! — раздался со стороны женский голос. — Быть может, нам действительно стоит выбрать кого-то другого? — голос звучал спокойно, но отчего-то Суну слушались в нем нотки беспокойства. — Сун до сих пор не окончил обучение. Вы и сами говорили, что… ему не достает способностей.

Сун исподлобья глянул на Венана, на лице которого не дрогнул ни единый мускул. Не поворачиваясь к священнице, Венан громко ответил:

— Говорил, — холодно бросил он. — Но кто я такой, чтобы ставить под сомнение пророчество Великого Мессии? В конце концов, если бог и правда избрал этого юношу, уверен, он его не бросит. Или, быть может, ты считаешь иначе?

Словами обращаясь к священнице, Венан все также упрямо смотрел на понурившегося Суна, и последний не нашел ничего лучше, кроме как замотать головой из стороны в сторону.

— Я повторю свой вопрос: ты готов, Сун?

— Готов, — выдохнул парень.

— Превосходно, — удовлетворенно кивнул жрец. — Ступай. Свой шест оставь здесь, он тебе не понадобится, — Сун неохотно кивнул и передал шест ближайшему из последователей, с трудом разжав задубевшие пальцы. — Нож тоже.

Парень вздрогнул от неожиданности. Он и думать забыл, что за голенищем сапога у него приткнулся охотничий кинжал. Подрагивающей рукой он вытянул его вместе с ножнами.

— Кто знает, что ждет меня там, ваше святейшество? — он беспокойно отвел взгляд. — Вдруг он пригодится мне?

— И чью же кровь ты собрался пролить в стенах храма? — осуждающе протянул мужчина.

Сун на мгновение замолчал. Расставаться с единственным оружием не хотелось.

— Да, вы правы, — покорно склонил он голову и протянул клинок жрецу. — Значит, мне нужно просто зайти внутрь и забрать посох… то есть Рактаас? — неловко спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

Жрец одарил его взглядом, исполненным презрения и негодования, но, видя перед собой лишь трясущегося мальчишку, смилостивился и выдохнул:

— Да. Иди же!

Каменные врата распахнулись, словно по волшебству, и Суну не осталось ничего, кроме как проследовать в непроглядный мрак храма. Прежде, чем врата закрылись, отделив его от остального мира, он успел расслышать:

— Венан, ты серьезно ждешь, что этот бездарь станет Мессией?! Почему ты вообще выбрал его?

— Я лишь исполняю волю Акари. Он указал на мальчика. Сказал, ему суждено стать вестником перемен…

И с оглушающим грохотом врата закрылись. Помещение мгновенно погрузилось в непроглядный мрак, но Сун даже не вздрогнул. Кулаки его сжимались от злости и обиды, а от страха сердце отчаянно вырывалось из груди. Оставшись наедине с собой, Сун не сдержал сдавленного всхлипа и, схватившись за голову, и опустился по каменным вратам на пол.

Будто он просил забирать его в скит и к чему-то там готовить!

Если бы в тот день он мог знать, чем обернется его «избрание», рухнул бы перед Акари на колени, умоляя оставить его в покое, или сбежал, куда глаза глядели. Но в тот день Сун знал только одно: величайший из смертных, мудрый и непостижимый, глас самого бога знаний указал на него, назвав своим преемником. В тот день его переполнял восторг. Ровно до того момента, пока Акари не отправился в свое, как оказалось, последнее путешествие. Стоило вести о смерти Мессии добраться до скита, как и без того несладкие будни Суна обернулись кошмаром длинной в почти десять лет.