— Да я тебе говорю, Фролыч: строить будет! Лаврентий Палыч ведь по образованию архитектор?

— Ну?

— Мне парторг уже несколько раз говорил, что в четвертую пятилетку всем трудящимся будут улучшать жилищные условия. Прикидываешь, сколько строить придется?

— Ну!

Лаконичность инструктора была сколь выразительна, столь и извинительна: ушами и мимикой участвуя в разговоре с давним знакомцем, глазами мужчина отслеживал перемещения учебного-тренировочного «Як-7УТИ» — временами убирая от лица служебный бинокль и делая пометки в разложенном на коленях планшете.

— Так, погоди!..

Подхватив карандаш, он черкнул галочку напротив печатной строчки:

«Переворот Иммельмана»

И последовательно зачеркнул единичку и полторы возле фигуры пилотажа с поэтическим обозначением «Бочка», вписав от руки «многократная», после чего вновь уставился в бездонную чашу небес, выискивая оптикой верткую «муху» учебного истребителя — который как раз выходил из петли Нестерова.

— Вот я и думаю: пока Сергей Мироныч на Урале сидел, он там разработал и опробовал все, что только надо для строительства «кировок» и «сталинок». Люди говорят, он там целые города отгрохал! А теперь Берия его почин-то и подхватит — да по всей стране!

— Твоими бы устами да мед пить, Панкрат: да только гложут меня сомнения.

— Чего это?!?

— А то ты не видел, сколько воинских эшелонов через Минск едет⁈ На что строить-то, если треть государственного бюджета на армию и флот уходит?

— Ну, положим, видел. Так ведь ты сам газеты читал про эпидемии на западных границах, и временную эвакуацию жителей… Обратно тех эшелонов не меньше катит! К тому же, как генерал Павлов прошлогодние учения продул, так эти покатушки туда-сюда и начались. Новый-то командующий Захаров, по слухам, из штабистов — а те большие любители маневры устраивать. Да ты сам посуди: от границы к нам сплошь пяхота едет, а в обратку конные дивизии!

— Ну-ну.

Пока техник шоркал по ушам преподавателю, карандаш в руках последнего успел отметиться галочками почти по всему списку простых и средней сложности фигур пилотажа, и начал нервно постукивать кончиком грифеля напротив графы «Штопор». Который совсем недавно перестал считаться фигурой высшего пилотажа и стал обязательным для изучения лишь курсантами «продвинутого» летного курса ОСОАВИАХИМ — и это притом, что от штопора регулярно гробились и очень опытные летчики!

— Подымишь?

— Позже!

Обстоятельно прикусив картонную гильзу и со вкусом прикурив от спички, моторист поинтересовался у буквально влипшего глазами в бинокль приятеля:

— Кто у тебя там крутится?

— Морозова.

— А, Белоснежка⁉

Замерев на пару секунд, карандаш с почти ощущаемым удовольствием и облегчением вывел на плотной бумаге жирную «галку». Вскоре на планшет лег и бинокль, а его хозяин с удовольствием угостился душистым «Казбеком». Мимо дымящих как паровозы мужчин прокатился гудящий мотором биплан У-2, медленно выруливающий на взлетно-посадочную полосу; недалеко от нее прямо на сочной травке сидели парни из секции парашютистов, уже одетые в прыжковые комбинезоны и ожидающие возвращения загулявшего в небесах военно-транспортного «Ли-2». Сочно крыли кого-то по матушке в близком ремцехе, и этот кто-то так же крыл в ответ батюшку своего оппонента… Одним словом, жизнь на аэродроме шла своим чередом, и образцово-четкая посадка темно-зеленого «Як-7УТИ» никого особо не заинтересовала: ну разве что на радиовышке дежурный отметил в журнале время завершения полета, да водитель буксировщика лениво проследил за тем, как учебно-спортивный самолет занимает свое парковочное место. Чихнул и перестал гудеть мотор, превращая размытый диск пропеллера в три равновесные лопасти; блеснуло под лучами яркого солнца сдвигающееся остекление двухместной кабины — и на крыло вылезли мужчина-инструктор средних лет и молоденькая курсантка. Спрыгнув на твердую землю и продолжая начатый еще в небе разговор, они избавились от ремней парашютной системы вместе с отвисающими сзади сумками, сместились в тень от крылатой машины и начали махать руками. В смысле, наставник наглядно показывал ученице какой-то хитрый маневр — наверняка делясь с ней личным опытом боев в небе Испании. Девушка же не просто слушала, а явно задавала толковые вопросы, заставляющие инструктора цвести от удовольствия и вновь махать ладонями, изображая схватки своего «Ишачка» и вражеских «Мессершмитов».

— Смотри-ка на Колюню! Ну чисто флюгер-ветроуловитель.

Хохотнув над метким юморком моториста, преподаватель затушил остатки папиросины о каблук, кинул смятую гильзу в ведро с песком и вновь занялся бумагомарательством, заполняя до конца экзаменационную форму по сдаче контрольного пилотажа «основного-продвинутого» курса по Як-7УТИ. В папке с учебным делом курсантки Морозовой уже лежали похожие формы с «основным» курсом по полетам на легком транспортнике У-2, и «начальном» на среднем транспортно-военном Ли-2. «Начальный-ознакомительный» курс на новейшем авиаразведчике Су-6УТ, который кадровые военные летчики тихонечко обзывали летающим танком. И совсем свеженький (всего неделю как сданный) пока еще единственный «основной-продвинутый» на УТИ-4, то есть учебном «Ишаке» пятнадцатой модификации.

— … не могли даже от старого Эмиля', с которыми в Испании воевали; а от нового «Фридриха» тем более отскочить не получится. Но вот если он сам сдуру сунется в близкий бой, то тут уже…

Перестав изливать на внимательно слушающую его хорошенькую блондиночку наработанный собственным потом и кровью опыт, летчик-«испанец» мимоходом пожал протянутые ему руки преподавателя и слесаря.

— Гхм, ну, дальше ты уже знаешь. На сегодня у меня все, Александра.

Подождав, пока ученица отправится на склад-каптерку возвращать учебную форму и спасательный инвентарь, инструктор с облегченным вздохом плюхнулся на широкую лавку. Машинально охлопал себя по нагрудным карманам, надеясь обнаружить оставленную в раздевалке коробку папирос, благодарно улыбнулся Панкрату, услужливо подсунувшего картонно-никотиновую «палочку здоровья», прикурил и блаженно выдохнул:

— Кр-расота!

Размашисто расписавшись, преподаватель подсунул форму «контрольки» приятелю, который привычно лизнул химический карандаш и оставил свой автограф на плотной желтоватой бумаге.

— Умотала?

— Есть маленько.

Заметив, как он машинально потер продырявленное в чужом небе бедро, словоохотливый слесарь-моторист с готовностью приободрил «испанца»:

— Да она у вас двужильная, натурально! Некоторые после всех этих ваших поскакушек в воздухе — из кабин еле выползают и по полчаса отплевываются, да глаза таращат. Или вообще блюют. А Белоснежка, едва не вприпрыжку понеслась парашют сдавать. Эх-ма, где моя молодость!..

Инструктора на это лишь переглянулись, но Панкрат заметил, что настроение от его слов повысилось. А так как каши маслом не испортишь, то он плюхнул еще:

— Да и ты, Николай, как-то поздоровел. По аэродрому бегаешь так, что впору тебя вместо буксира пользовать. Никак обратно в истребители готовишься?

Настоящие летчики безнадежно больны небом, и любой намек на невозможность полетов воспринимают очень болезненно. А вот в обратную сторону совсем наоборот, весьма положительно — так что «испанец» лишь многозначительно улыбнулся, поиграл бровями и поставил перед собой густую дымовую завесу. Заодно задумавшись над тем, что ведь действительно, за последние полгода нога о себе почти и не напоминала… Попробовать, что ли, сунутся в комиссию еще разок?

— Слушай, у нас тут с Фролычем небольшой спор вышел: не верит он, что в следующей пятилетке будут по всей стране жилье строить. Что сам думаешь?

Слегка щурясь от лезущего в глаза табачного дымка, инструктор принял «Рабочую книжку курсанта» и почти не глядя вывел жирную вязь росписи. Задумался на пару-тройку секунд, подбирая что-нибудь подходящее для обязательной заметки, затем перекинул папиросину из одного угла рта в другой и вписал замечание в соответствующую графу. Для какого-нибудь наземного писарчука этого хватит с головой для соблюдения формальностей, ну а настоящему пилоту хватит одного взгляда, чтобы все правильно понять. Довольно улыбнувшись, Николай откинулся на спинку, едва не растекаясь по лавке, и ответил терпеливо ожидавшему его ценного мнения слесарю-мотористу: