Я поела, познакомилась с двумя «соседками» по кроватям и решила подготовиться к тому, к чему подготовиться было сложно. Невозможно.

Апатия, тревога и гнев скручивали меня в жгут, выпивали все соки. Я чувствовала себя погнутой тростинкой, которую безуспешно пытались выпрямить.

После обеда девочки стали потихоньку уходить. За ними приходил какой-то мужик, я слышала только его голос, выкрикивающий фамилию. Они сказали мне, что одежда находится в соседней комнате, туда их первым делом и ведут, прежде чем отвозить в заведение или лично к клиенту.

Я нервничала каждый раз, как открывалась дверь и звучал ужасный голос. Но к вечеру страх почти ушел, я решила, что меня так сразу не позовут. Как раз тогда за мной пришел лично Аварец — так того мерзкого мужика называли девочки.

— За мной! — скомандовал он, как всегда безобразно щурясь и улыбаясь.

Буквально силой заставила себя встать и пойти, не сопротивляясь, не крича. А нафиг, если итог будет один? Под соболезнующие и удивленные взгляды новых подруг я ушла в другую комнату. Меня провели через коридор и открыли дверь.

— Заглядывай куколка!

Скривилась, вошла, бегло оглядывая многочисленные костюмы и комплекты, кучей понавешанные в комнате как в гардеробной. Аварец сказал:

— Твой комплект слева! Вон тот черный.

Я достала черный лифчик и стринги со стразами. В затхлом помещении дышать было нечем. Я тревожилась, не представляя, что меня ждет. Бесил этот мужик, который не собирался уходить, и пошлый костюм.

— Давай! Давай! Раздевайся!

— Не могли бы вы выйти? — процедила я сквозь зубы. Девочки сказали быть с ним повежливее, как только удастся, иначе он может подсовывать тебя под самых неприятных и жестоких мужиков. Но я не могла сдержаться.

— Еще че захотела? Буду стоять, где хочу. Этот мой бордель, а ты моя шлюха.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Не буду.

Аварец взбесился, его мелкие глаза противно сжались. Он стремительно приблизился, схватил за локоть, начал трепать.

— Раздевайся я сказал! — крикнул он, приходя в ярость.

— НЕТ!

Удар.

Я падаю на пол. Щека наливается свинцом, тяжелеет. Правый зуб начинает ныть. Шок парализует тело.

— Я умею успокаивать непослушных шлюх! — орет он сверху.

Стоит мне слегка повернуть голову как вижу упавший сморщенный половой орган. С брезгливостью отворачиваюсь. Ужасная картина отрезвляет, я буквально вскакиваю с пола, не поднимая глаз.

— Извините! Я оденусь! — бормочу, ненавидя себя за свои же слова и упавший взгляд. За отвратительное, низкое заискивание.

Что угодно, только пусть не смеет ко мне притрагиваться! Я это не переживу! Я не хочу умирать! Пока не хочу.

Он самодовольно хмыкает, и я слышу звук застегивающейся ширинки. Выдыхаю с облегчением. Но поруганная гордость жжет сердце и щеки.

— Сегодня времени нет! Но я тобой еще займусь! Сука.

Под его взглядом приходится переодеваться, покрываясь еще большим отвращением к самой себе. Я пытаюсь не думать, чтобы пережить этот стыд.

Но когда пытка кончается, аварец говорит кое-что, в несколько раз хуже:

— Отлично выглядишь. Так и поедешь к клиенту, без халатика! Ему под шестьдесят, надеюсь тебе понравится опытный кобель.

Максим

Я прохрипел что-то невразумительное, разомкнул тяжелые веки. С шумом вздохнул и присел на диване. Голова раскалывается.

— Проснулся?

Поднимаю глаза и вижу Ермолая, растянувшегося в кресле с книжкой в руках. Слышу шум. Водитель из кухни выходит с стаканом в руке.

— Выпейте, Максим Викторович.

Пока глотаю, пытаюсь вспомнить, что было до того, как отрубился. В голове мелькают разные вспышки: Марат, клуб, звон стекла.

— Что было, Иван? — спрашиваю у водителя.

— Вы малость перепили.

Ермола хихикает.

— Ты набухался в хлам, ввалился ко мне домой, орал при Наталье, что все женщины — стервы, и угрожал Андрею, что, если он не купит тебе билеты к испанкам сегодня же, ты выпотрошишь его деда. Кстати, почему дед? Я чего-то не знаю?

— Блять.

Провожу ладонью по лицу, вспоминая все рассказанное. Еще и перед женой Ермолы орал, не красиво вышло как-то. Яркий всплеск, и в мои мысли врывается образ Сони. На мгновение перестаю дышать, а затем внутри разгорается пламя, заполняя мозг. Проклятая девка…

Волнующий голубой взгляд остужает пыл. Слезы, нежные прикосновения, наливная грудь, прижимающаяся к руке, робость, наивность, пробивающаяся через ее мысли — все это вызывает дикую тоску. Я готов вырвать себе сердце. Она так смотрела на меня: удивленно, благодарно, трепетно, с недоверием к моей доброте, что я чересчур размяк, позволил себе покориться и довериться.

Поднимаюсь с дивана. К черту мысли! Я все решил.

— Твою девочку уже заказали, знаешь? — внезапно произносит Ермола.

Я останавливаюсь, в ушах дребезжит.

— Что ты сказал?

Друг откладывает книгу и с наигранным удивлением смотрит на мое лицо.

— А чего ты взъелся, Макс? Если ее не трахнул Аварец, а так, скорее всего, и есть, ты же знаешь, как он любит блондинок, то на пути уже второе приключение. Аварец продал ее на сутки Хамутову. Он мне звонил, хвастался. Правда сказал, что несколько штук долларов дороговато для проститутки.

Я долго смотрю на друга, потом сквозь него и наконец не выдерживаю.

— Блять.

Через минуту меня уже не было в доме. Иван побежал следом, но я не пустил его в машину. Хочу поехать сам. Мне бы успокоиться. Кровь в жилах стучала сумасшедшим ритмом. Невольно всплывали образы того, как эта мерзкая тварь касается ее. Я бесшабашный придурок! Знаю. Ну и хрен с ним. Ему дороже, если он с ней что-то сделал. Она моя! Я оставил ее там, да. Неадекватный темперамент, но она меня взбесила, предала! Видимо, нужно было набухаться, чтобы понять: я не готов ее отдавать. Нет. Не готов.

Пора овладеть гневом. Стукнул по бардачку и достал пистолет. Позвонил Аварцу, но он не брал трубку. Звонил раз, два, три — он дорого за это заплатит.

Приехал. Ворота открылись. Я быстро вошел и поднялся на третий этаж, как всегда в сопровождении. Чую, как Гокола напрягается, прислушиваясь ко всему. Надо быть бдительным, он понимает куда больше, чем его господин. На третьем этаже встречает Аварец.

— Второй раз за неделю! Макс, так часто ты у меня никогда не бывал.

— Где девушка? Я забираю ее.

Он удивленно приподнимает брови, лыбится. Пытаюсь уловить, сделал ли он что-нибудь… Кулаки наливаются кровью. Паршивое дерьмо… Хочется размазать твое лицо по стенам. Держусь, смотрю на него холодно и решительно. Сука, и о чем я вчера думал?

— Макс, брат! Как так? Ты же сам мне Соню за просто так отвалил, лишь бы избавиться.

Когда он произносит ее имя, вытаскиваю и направляю на него пистолет. Гокола сзади делает осторожный тихий шаг.

— Приблизишься еще, выстрелю, — информирую его.

Аварец наконец прозревает. По мелким глазам протекает злость. Гокола замирает за спиной.

— Не делают так, брат. Уж больно не красиво. Твоя подружка уже у моего клиента. Я за ней не поеду. Если хочешь, поезжай сам.

Я подхожу ближе, не забывая про Гокола, и приставляю курок к аварскому виску. Нагибаюсь над карликом и произношу:

— Позвони своему человеку и скажи, чтобы закинул ее в машину и вез сюда.

— Не могу.

— Можешь.

Простреливаю ему ногу. Аварец орет, матерится благим матом, но я не даю ему припасть к ноге. Гокола дергается, но я хватаю аварца за горло и снова подношу к нему дуло.

— А ну брысь, — насмешливо велю аварской собачке, играя оружием.

Они переглядываются, аварец хрипит под моей рукой. Под кивок хозяина Гокола отходит. Он достает телефон и набирает человеку. Я велю поставить на громкую связь.

— И ничего лишнего, — предупреждаю обоих.

— Алло. Отмена заказа, девчонку сюда, клиенту извинения и компенсация.

Гокола кладет трубку, я поудобнее усаживаю аварца в его кресло и держа одной рукой пистолет, второй роюсь в его бумажках.