Прошло две недели с тех пор, как Алисса покинула пентхаус. Перед всеми она держится храбро. Не сопротивлялась, когда я сказал ей, что она должна взять на работе отпуск на пару недель. Это говорит мне о том, что все не так хорошо, как выглядит.

Алисса может притворяться, что все в порядке, но то, как она вскакивает при громких звуках, как слегка дрожат её руки, как прижимается ко мне, когда подавлена. Все эти мелочи говорят мне, что она вовсе не в порядке. Она напугана, она злится и беспокоится о том, что будет дальше.

Алисса не вставала с постели два дня. Почти не ела, и говорила только в ответ на прямой вопрос, но даже тогда, отвечая только двумя словами. На третий день после того, как я привез её домой, Сара обнаружила фотографию матери Алиссы. К счастью, та не пострадала и теперь хранится в сейфе в моем домашнем кабинете. После того, как она получила фотографию обратно, настроение Алиссы снова поднялось, и я постепенно видел, что мое солнышко возвращается к жизни.

Тем не менее, её смех уже не такой звонкий, как раньше, и улыбка не такая яркая. Я не знал, что мое сердце может болеть так сильно, но последние две недели, когда я наблюдал, как Алисса борется и сражается со своим страхом, это чертовски сломило меня. Сейчас я чувствую себя бесполезным. Единственное время, когда она кажется полностью спокойной и расслабленной, это когда мы с ней вдвоем в спальне. Каждую ночь мы не спим часами, я выжимаю из нее оргазм за оргазмом, пока не вымотаю настолько, чтобы она могла немного поспать.

Однако, вы не услышите от меня жалоб по поводу этой задачи, я с радостью дам моей девочке любую разрядку, которая ей нужна, в любом месте и в любое время.

Одно я знаю точно: она — это она. Она — та девушка, с которой я вижу свое будущее. Та, рядом с которой хочу просыпаться каждое утро. И я приму её любой. Если это означает, что я проведу остаток своей жизни в борьбе за то, чтобы вернуть жизнь, солнечный свет и счастье в ее глаза, я сделаю это. Если мне придется каждый день доказывать ей, что со мной она в безопасности, что не позволю ни одному ублюдку схватить ее, то именно это я и сделаю.

Я лежу в постели с Алиссой в объятиях и не могу представить, что проснусь как-то иначе. Сегодня канун Рождества, в гараже стоит машина с огромным гребаным бантом на ней. Я просто должен придумать, как заставить ее принять такой подарок. Я уже несколько часов лежу без сна, придумывая, как заставить ее принять машину и ответить на вопрос, который я планирую задать ей завтра утром. Но сначала — машина.

Алисса вздрагивает, медленно открывая глаза. Она — определение не утреннего человека. Ворча, она улыбается мне.

— Доброе утро, детка, — она наклоняется и нежно целует меня, прежде чем положить голову мне на грудь.

— Доброе утро, солнышко, хорошо спала? — спрашиваю я, целуя её макушку.

— Ммм, я всегда хорошо сплю рядом с тобой, — бормочет она в ответ.

У нее сегодня отличное настроение.

Перевернув её на спину, я прижимаю Алиссу к себе и целую. Она немедленно отвечает, открываясь для меня. Я отстраняюсь, прежде чем зайти дальше. Когда я встаю, на ее лице появляется выражение разочарования.

Усмехаясь, я говорю:

— Оставайся здесь, я пойду принесу тебе кофе. Скоро вернусь.

Не дожидаясь её ответа, иду на кухню и настраиваю кофемашину, чтобы приготовить ей кофе. Когда я выхожу из кухни, Брэй проходит через гостиную.

— Доброе утро, как она? — он спрашивает одно и то же каждое утро. Брэй спал здесь последние две недели, был рядом, чтобы помочь, если мне что-то понадобится, без вопросов.

— Она в порядке, — говорю я ему и не могу сдержать улыбку, которая появляется на моем лице. Потому что впервые за последние две недели я чувствую, что это правда.

— Это хорошо, брат. Сегодня я отвезу Эллу за покупками в последнюю минуту. Очевидно, ей нужно еще кое-что купить. Позвони, если что-нибудь понадобится, — говорит он, заходя на кухню.

— Спасибо, чувак, — говорю ему вслед.

Возвращаясь в спальню, я вижу, что Алисса сидит на моей кровати и улыбается мне. Может быть, она улыбается из-за кофе, но и это сойдет.

Протягивая руки, она говорит:

— Дай мне, дай мне, дай мне.

Смеясь, протягиваю ей ванильный латте. Я смотрю, как она делает глоток, и её лицо выражает чистое блаженство, а из нее вырывается стон. Черт возьми, я хочу быть причиной этих стонов. Я хочу услышать, как она выкрикивает мое имя в экстазе. Потянувшись вниз и не очень ловко поправив себя, я вижу, как она ухмыляется, глядя на мой дискомфорт.

Наклонив голову, она говорит:

— Он всё еще работает, я так понимаю? — указывает на мою промежность.

О, она не просто так это сказала. Черт возьми, нет. Неужели она думает, что он не работает?

— Солнышко, мой член никогда не отдыхает. С какого хрена ты решила, что он сломан? — спрашиваю я, ошарашенный тем, что она сомневается в моей мужественности.

— Последние четырнадцать дней я просыпалась от того, что он зарыт глубоко внутри меня. Вот и подумала, может, у тебя сегодня утром была небольшая проблема или что-то в этом роде? — опжимает она плечами.

Она что, издевается надо мной? Я оглядываю комнату в поисках скрытых камер, но не вижу ни одной.

— Детка, я оторвал себя от тебя этим утром, потому что не хотел весь день проваляться в постели, сегодня канун Рождества, и у нас до хрена дел. Это не имеет абсолютно никакого отношения к тому, что мое мужское достоинство не работает.

— О, хорошо, — говорит она, как будто на этом разговор заканчивается.

Ах, черт возьми, нет. Подползая к кровати, я упираюсь в ее в ноги.

— Я более чем счастлив показать тебе, насколько он трудолюбив. Назови место и время, и я буду там, — говорю я ей, оставляя мяч на её стороне.

Она переводит взгляд с меня на свою чашку кофе и обратно, словно пытаясь принять решение. Пожалуйста, Боже, не дай мне сейчас проиграть из-за гребаной чашки кофе. Наконец, она ставит чашку на стол, поднимается и притягивает мое лицо к своему, смыкая наши губы.

Дом. Вот на что похож этот поцелуй. Он похож на возвращение домой после долгого отсутствия.

— Как насчет прямо сейчас? — спрашивает она, приподнимая бровь.

Что ж, ей не нужно спрашивать меня дважды. Но все же, внимательно смотрю на её лицо, читая эмоции.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

— Я никогда в жизни не была так уверена в чем-либо, — говорит она.

Я быстро снимаю с нее рубашку, ну, мою рубашку, в которой она спала. Взяв ее грудь в руки, я наклоняюсь и беру сосок в рот, слыша стон.

— Ммм, я скучал по этим красоткам, — говорю я, показывая другой груди, как сильно я по ней скучал, посасывая, покусывая и облизывая её.

Алисса смеется:

— Прошло всего четыре часа с тех пор, как ты видел их в последний раз.

Подняв на нее глаза, я отвечаю:

— Детка, десять минут не видеть этих красавиц — это десять слишком долгих минут, черт возьми.

Наклонив голову назад, я возвращаюсь к работе, поклоняясь её груди.

Алисса издает самые прекрасные звуки, стонет, дрожит и извивается подо мной.

— Я бы хотел сделать это медленно, детка, но я не могу выдержать. Мне нужно быть внутри тебя сейчас, это будет грубо и быстро. Но я клянусь, что искуплю свою вину позже.

Держа бока кружевных трусиков между ладонями, я рву их, отрывая от её тела. Она задыхается и выгибает свое тело, пока я провожу пальцем между губами её киски, проверяя, готова ли она ко мне. Чертовски приятно, что ее киска мокрая и плачет по мне.

— Посмотри, какая ты мокрая, солнышко. Эта киска изголодалась по моему члену? Она соскучилась по нему?

Я чувствую, как из нее вытекает струйка влаги, когда она впитывает мои грязные слова. Я устраиваюсь между её ног, подношу член к входу.

— Готова? — спрашиваю я.

— О Боже, Зак. Поторопись уже и вставь его в меня! — восклицает она.

Входя в нее, я замираю. Черт. Я действительно долго не протяну. Это слишком чертовски приятно. Я двигаюсь медленно, осторожными, точными медленными движениями вхожу и выхожу. Это не помогает, я чувствую, как нарастает мой оргазм. Протягивая руку между нашими телами, я провожу пальцем круговыми движениями вокруг её клитора.