Прочих деевых невольников употребляют в публичные работы, как-то к строению судов, починке крепостей и дорог, сии также имеют не только в праздники, но и в работные дни довольно времени для отдохновения, которые роздыхи они употребляют в свою пользу. Альжирская политика сберегает христианских невольников для того, чтобы наконец получить за них хороший выкуп.

Христианские невольники посылаются на судах для поисков, они гребут на галерах вместе с маврами, однако с той разностью, что турки с первыми поступают гораздо человеколюбивее и, испытав их верность на сражениях, освобождают их, дают им оружие и из получаемых добычей уделяют им часть в полы против рядового турка.

Невольники, принадлежащие тамошнему гражданству, содержатся также без всякого утеснения, некоторые из них отправляют домашнюю работу, а иные работают в садах и часто за оказанную ими ревность или за особенные услуги получают от своих хозяев не только простое награждение, но и освобождение от неволи.

Одни только те невольники, которые по несчастью попадаются в руки тагоринов^[185], претерпевают горькую участь. Сей жестокосердый народ непрестанно оказывает над ними свое злонравие, употребляя их в тягостные работы, питая суровою пищею и не давая им довольной одежды, для того, чтобы они, не возмогши пре-несть своего состояния, писали к своим сродникам о выкупе и старались поскорее освободиться.

Некоторые европейские народы для выкупа христиан собирают милостыню и посылают оную в Альжир ежегодно с монахами де ла Редамсион^[186], или искупления, которые по прибытии туда выкупают некоторое число из неволи, другие посылают казенные деньги для освобождения их, иных невольников выкупают родственники, а иные откупаются снисканными ремеслом деньгами.

Христианские невольники по возвращении в отечество обыкновенно повествуют претерпенные ими во время неволи от злонравия и суровости альжирцов страдания, показывают мнимые в теле у себя раны и предлинную бороду, которую якобы никогда не брили, единственно для того, чтобы привесть народ в сожаление о них и побудить его к подаянию милостыни.

Капская колония в книге

В. М. Головнина (1808–1809 гг.)

Василий Михайлович Головнин принадлежит уже к следующему после Коковцова поколению российских моряков: он родился в том самом 1776 г., в котором капитан-лейтенант Коковцов совершил свое первое плавание к побережью Северной Африки.

Биографы Головнина единодушно отмечают, что родительское решение о посылке двенадцатилетнего Василия в Морской корпус было совершенно неожиданным для родни и соседей, поскольку семейные традиции Головниных, дворян Пронского уезда Рязанской губернии, были сугубо «сухопутными». Но выбор оказался правильным: из мальчика, поступившего в 1788 г. в Корпус, вырос достойный представитель той блестящей плеяды мореплавателей и воинов, которые вызывали восхищение всей Европы своими победами во время Второй архипелажской экспедиции Сенявина, совершали первые русские кругосветные плавания и в труднейших условиях исследовали арктическое побережье нашей страны.

Корпус Головнин окончил в 11792 г., еще гардемарином получив медаль за заслуги в русско-шведской войне 1788–1790 гг. Но мичманского чина ему пришлось ждать еще целый год по молодости лет. В 1793 г. Головнин был выпущен на Балтийский флот, а в 1795 г. в составе эскадры адмирала Ханыкова отправился в Англию, где прожил довольно долго. В 1802 г. он снова оказался в Англии, на этот раз уже в качестве стажера на британском флоте. Этот период службы Головнина длился до 1805 г. Ему пришлось участвовать в боях с французским и испанским флотами, за которые он получил блестящие аттестации от командиров кораблей его величества.

В 1806 г. лейтенант Головнин возвращался на родину одним из лучших в русском морском ведомстве, знатоков британского флота, имея к тому же завидную репутацию умелого моряка и храброго солдата. Не удивительно, что, когда потребовался офицер, способный возглавить экспедицию в Русскую Америку и на Камчатку, выбор пал на Головнина.

Весной 1807 г. он принял под свое командование лесовозный транспорт, который в это время переоборудовался на Охтинской верфи в военный шлюп и получил название «Диана». Перестройка корабля и снаряжение экспедиции проходили под непосредственным руководством Головнина, и результаты подготовки оказались убедительными свидетельствами организаторских способностей и немалого опыта командира: за три года плавания на «Диане» практически не было ни одного случая серьезных заболеваний — явление по тем временам исключительное.

«Диана» отправилась в плавание в на редкость неблагоприятное с политической точки зрения время. Летом 1807 г., после поражения русской армии при Фридланде, наметилась тенденция к русско-французскому сближению, нашедшему свое оформление в Тильзитском мире. Правительство Александра I оказалось вынуждено сменить союзников и перейти во враждебный Англии лагерь. В условиях неоспоримого господства британского флота на морях тех областей земного шара, куда направлялась «Диана», эти политические перемены создавали серьезную угрозу для экспедиции.

Головнин ощутил это уже во время стоянки в Портсмуте, где в течение лета 1807 г. «Диана» доукомплектовывалась для дальнего и опасного вояжа. Британские морские и таможенные власти чем дальше, тем откровеннее чинили препятствия снаряжению экспедиции. Однако отличное знакомство ее начальника с нравами и порядками тамошнего морского ведомства помогло завершить эту стадию подготовки более или менее удачно К тому же Головнин сумел добиться от Адмиралтейства письменных заверений в том, что, поскольку «Диана» направляется на Дальний Восток с исследовательскими целями, британские корабли не будут ее рассматривать как вражеский корабль даже в случае начала войны между Россией и Англией.

Эти заверения, однако, оказались малодейственными, когда в апреле 1808 г. Головнин пришел в Симансштадт (нынешний Саймонстаун) в Южной Африке. Правда, на «Диане» остался андреевский флаг и англичане не предпринимали серьезных попыток захватить шлюп. Но из порта его категорически отказались выпустить и, так сказать, «на всякий случай» окружили военными кораблями, да к тому же заставили снять часть рангоута. Теперь невозможно было даже попытаться незаметно поставить паруса. В довершение всего, когда у Головнина начались трудности с продовольствием (никто из местных купцов не рискнул принимать от командира русского корабля векселя на Лондон), вице-адмирал Барти, начальник британской морской станции в Южной Африке, попытался предложить ему поставить матросов «Дианы» на работы по ремонту английских кораблей. Понятно, что Головнин с негодованием отверг это предложение.

Однако время шло. Никаких надежд на улучшение положения шлюпа и его команды не оставалось. Твердость и достоинство, с какими держались Головнин и его подчиненные, рисковали остаться бесполезными: англичане рассчитывали, что рано или поздно затруднения с продовольствием заставят командира «Дианы» принять их условия. И тогда Головнин принял отчаянно смелое решение — уйти из гавани на глазах у всей британской эскадры.

После долгой и тщательной подготовки, особенно трудной из-за того, что нельзя было дать англичанам что-то заподозрить, «Диана» 19 мая 1809 г. в сильную непогоду покинула Саймонстаун. Для англичан это оказалось настолько неожиданным, что ни один из кораблей эскадры даже не успел поднять паруса.

В сентябре 1809 г. Головнин благополучно пришел в Петропавловск, выполнив первую часть программы экспедиции. В 1810 г. «Диана» ходила к побережью Русской Америки, а в 1811 г. отправилась исследовать Курильские острова. Здесь, на острове Кунашир, Головнин с шестью офицерами и матросами был захвачен японцами и провел в плену больше двух лет: с июля 1811 по октябрь 1813 г. Благодаря энергии друга и помощника Головнина лейтенанта Рикорда, оставшегося после него командиром «Дианы», весной 1814 г. Головнин возвратился в Петербург после семилетнего отсутствия.