При входе в альжирскую бухту от мыса Матифус находится немалая батарея с 16 пушками, которая не допускает приставать к берегу. От нее вдоль берега по всему заливу и до самого города построены в разных местах на высотах небольшие батареи, которые также могут препятствовать неприятелю сойти на берег; на западной стороне города, близ моря, есть две другие батареи, называемые Форт-Инглези^[182].

Важнейшие Альжирские укрепления стоят к морю, как-то; круглой замок, построенный на малом острове, присоединенном к городу каменною плотиною, которой ныне называется Форте-Фанале и снабжен 30 большими пушками, от него к юго-востоку по плотине расставлено более восьмидесяти больших пушек, а при оконечности сей плотины находится крепкая батарея о двух ярусах, которая защищает вход в гавань, что видеть можно на приложенном изображении залива и крепостей альжирских.

Легко может статься, что Альжир с морской стороны неприступен, но с сухого пути взять его нетрудно, потому что внешние его укрепления не могут противостоять правильной осаде, а притом альжирцы получают воду [с] помощью только водяной трубы, которой уничтожение и поневоле принудит их к сдаче города.

Последняя неудача испанцев в предприятии на Альжир произошла не от сильной обороны, а от несогласия главнокомандующих, ибо альжирские жители находились в таком страхе при выходе испанцев на их берег, что начали было выбираться из города.

Лучшие в Альжире здания суть десять мечетей, три казармы для деевых невольников, пять казарм для янычар и дом Дея, в котором и диван собирается. Хотя и иные здания все об одном ярусе, однако же высотою и внешними их украшениями превосходят прочие.

В Альжире есть множество публичных бань, в кои турки часто ходят и не прежде отправляют обыкновенные свои молитвы, как после обмытая своего тела. Альжирские бани по большей части построены все из мрамора. Они столь пространны, что можно в них париться двумстам человекам свободно, также и для женщин построены там особенные бани, в кои они ходят, провождаемы невольницами, и, невзирая на жестокие Наказания, водят иногда с собою туда и своих полюбовников, одетых в женское платье.

Я упомяну здесь обыкновенное употребление оных бань, ибо, будучи в Тунисе, ходил я в иные по любопытству с английским вице-консулом. Сперва привели нас в прихожую комнату, в которой пол был покрыт плетенкою из камыша. В сей комнате мы разделись, и хозяин бани поручил меня двум аравам, которые, окутав меня в простыню, ввели в предлинный зал и посадили на поставленную среди оного мраморную скамейку. Тут я находился несколько минут в превеликом жару, после чего отвели меня мои вожатые в маленькую особенную каморку, в которой жар был гораздо умереннее первого. Сии два арава, кои незадолго до того привезены были из Белидулгеридской провинции, стали меня спрашивать на своем языке (что я уже после выразумел) о том, каким образом хочу я париться, но я, не зная, что и как ответствовать, положился на их волю, почему вдруг стали они на колена и начали они столь жестоко тереть дресвяным камнем мои пяты, что я едва не потерял терпения. Потом еще и того жесточе стали тереть весь мой стан и руки камлотным лоскутом и ежеминутно обливали меня теплою водою. Хотя я изъявлял им знаками мою нетерпеливость, однако они, несмотря на то, продолжали поворачивать меня с боку на бок и тереть столь сильно, что все мои кости трещали. Наконец, окатив меня водою, обтерли белою простынею и целовали у меня руки с великим почтением. Я думал, что сим окончились мои страдания, и хотел было одеваться, как вдруг один из помянутых аравов остановил меня, а между тем другой принес некоторого песку, и оба начали вновь меня тереть.

Песок сей имеет свойство едкое и снедает волоса, на теле находящиеся. Аравы после сего растягивали мои руки и ноги и отрясли всего меня так жестоко, что наконец, потеряв терпение, начал я кричать, что, услышав, хозяин избавил меня от немилостивых банщиков и извинялся в том, что аравы, не разумея языка, поступили со мною по мавританскому обычаю.

Вице-консул сказывал мне, что за неимением переводчика с ним так же поступлено было. И так за собственное наше страдание заплатили мы хозяину по половине пиастра, то есть втрое больше обыкновенной платы, за что он много нас благодарил и просил посещать его чаще, но его первое угощение так не понравилось нам, что мы не захотели быть там в другой раз.

Прежде сего около города Альжира находились немалые поместья, но по отступлении Карла Пятого альжирцы, опасаясь вторичной от испанцов осады, те предместья разорили. Ныне видно только несколько дворов у ворот крепостей Бабазон и Бабалонет, которые дворы назначены для верблюдов. Неподалеку от ворот Бабалонетских находятся довольно великие гробницы деев с аравскими надписями на мраморных досках разного цвета. Между прочими видна гробница шести деев, в один день избранных и в тот же день от людей милиции умертвленных.

Вид альжирских окрестностей по справедливости можно назвать наипрекраснейшим из всех видов Варварийского берега, ибо во всякое время года бывают покрыты зеленью и разными плодоносными деревьями, а особенно много там горьких апельсиновых и кедровых деревьев. В разных местах находятся довольно порядочные дома и сады знатнейших альжирских жителей, лежащие на пятнадцать итальянских миль от города; земля вся вспахана и ничего другого не представляет, как только сады, дома или засеянные пшеницею поля.

Глава ХII

Продажа христианских невольников составляет главный доход Альжирского правительства. От выкупа каждого невольника правительство получает 10 процентов, да сверх сего хозяева оных платят в таможню при отпуске их в Европу положенную пошлину.

По прибытии в Альжир всех пленных отводят на Батистан, или народную площадь, и там выбирают из них восьмого человека, принадлежащего правительству, а прочих продают с публичного торга. Цена на невольников полагается, смотря по их состоянию. Райс^[183]прежде своего в Альжир прибытия старается узнать, какой природы каждый невольник, имеет ли он богатых сродников или знает ли какое ремесло, и потому распределяет цену. Покупающие невольников турки или мавры одевают их пристойным образом и надевают железное кольцо на одну их руку в знак невольничества, а притом позволяют им писать в свое отечество и стараться о своем освобождении. Христианские невольники всевозможно укрывают знатность своего рода или богатство сродников, ибо если о том сведают их хозяева, то непременно надобно будет заплатить за себя великое количество денег.

Невольники разделяются на два класса, и одни принадлежат альжирскому Дею или правительству, а другие тамошнему гражданству. Оба класса получают довольное содержание как в пище, так и в одежде, и во все время их невольничества альжирцы обходятся с ними гораздо человеколюбивее, нежели как европейцы со своими невольниками. Турки имеют к христианским невольникам более доверенности, нежели к природным варварийским жителям, определяют их к самым легким работам и не только позволяют им отдыхать после трудов, но и дают свободу работать на себя.

Все домашние служители альжирского Дея и других чиновных турок состоят из невольников, коих содержание бывает соразмерно богатству и добронравию их господ. Деевы невольники содержатся лучше прочих, они бывают одеты всегда весьма чисто и, пользуясь щедростью сего правителя или своим ремеслом, не только нажили за себя выкуп, но и, приобрев некоторые из них нарочитой достаток, об освобождении себя от неволи и о возврате в свое отечество более уже и не помышляют, а остаются там навсегда охотно.

Невольники, определенные от правительства для услуг янычарам в их квартирах, содержатся также порядочно. Они получают столько же съестных и других припасов, как и янычары, и ремесленные из них имеют довольно свободы упражняться в своих ремеслах. Янычары не могут их за проступки наказывать без позволения гвардиана паши^[184], которому в смотрение поручены невольники.