Отель Ритц-Карлтон на Тверской. Это лучше, чем кошмарная стеклянная коробка времен перестройки, но зачем такие колонны? Господа архитекторы, вы бы посмотрели вокруг! Нет такого рядом и не надо. Но может я что-то не понимаю? Может в новом городе теперь такой стиль – «знай наших!»

На Манежную не захожу. Хватит и отеля для огорчений. Украдкой смотрю на Собакину башню Кремля. Она на месте, ее флюгер показывает вправо. Это редкость. Раньше это означало, что на работе будет удача.

Покупаю красную икру.

– Скажите, а чем отличаются эти банки?

– Одна за 900, а другая за 800.

– Это я вижу, а в чем разница?

– Так я вам говорю: одна за 900, а другая за 800!

 Старые книги

Старая московская квартира на Садовом кольце. Большая прихожая заставлена книгами: БСЭ, Паустовский, Тургенев, Виноградов, Лесков… Эти книги я помню, это тоже мостики через реку времени.

– Зачем ты это хранишь?

– Есть в механике мудрый принцип наименьшего действия. Что-то выкидывать – это прилагать лишние усилия!

 Новодевичий монастырь

Пустынная Большая Пироговская упирается в Новодевичий монастырь. За его стенами из нового только черный внедорожник, стоящий у Казначейских палат. Почти все двери закрыты – это тоже из прошлого. Открыты палаты царевны Софьи – там выставка поделок. Сами палаты – это просто стены. Ничего от мятежной царевны тут не осталось. Жаль! А ведь при участии Софьи были построены многие здания монастыря.

Еще открыт Смоленский собор. Скрещенные кости и череп под изображением распятого Иисуса Христа. Это напоминание, что распятие произошло на Голгофе. В США пишут – Calvary. По-латыни Calvariam – череп. Утверждается, что гора Голгофа (Calvary) была похожа на череп. Еще пишут, что на этой горе был похоронен Адам и капли крови Христа омыли череп Адама, смыли его грех. Так что «черепом» это гору назвали не зря.

У некоторых пиратов похожий символ: череп со скрещенными абордажными саблями. Что это – издевка над христианской символикой? Хорошо хоть у наших электриков на плакатах «Не влезай – убьет!» только череп, без скрещенных костей!

Впрочем, причем тут пираты, электрики. Кончается последний день в Москве. Идеально-белые пластиковые окна, пластиковый подоконник. На Останкинскую башню опускается облако. Голые ветки тополей начали отбрасывать тени на стены.

До свиданья новый город! Ты не отталкиваешь тех, кто любит город ушедший. Ты еще даришь теплоту оставшихся зданий, красок, звуков…

– Пристегните ремни! Наш самолет начинает снижение.

Облака рассеялись, под самолетом бесконечная пустыня из настоящего снега.

 Золотое Кольцо 2015

Москва, Подмосковье, Питер, Владимирская область, Ярославская, Костромская. Лексус у старенького дома, женщины в кофтах времен «оттепели», французские коньяки в деревенском магазине, пьяный мужик, бормочущий, что всех надо удавить, польские лыжные шапочки на рынке рядом с костромским льном, веселые спокойные лица гуляющих на ВДНХ, тишина в Сапсане, новенький китайский автобус с двумя поломками за пять дней пути, шофер Эдик, бывший ВДВшник, готовый помочь кому угодно в любое время суток и остановивший автобус прямо около моего дома на месте, где остановка запрещена… Впрочем, давайте по порядку.

 Мы стали другими

– Не нравится? Чемодан, вокзал, Гейропа. Нравится? Тогда выпей и послушай. Мы стали другими в последние дни!

Я киваю. А кто это мы? Но это уже мысли про себя. Я не умею говорить за всех. Мы все такие разные. Мы разбросаны по всему миру.

– Самое страшное – это внутренние враги и предатели.

Я киваю и радуюсь, что Америка с Европой – это не самое страшное. Им потом достанется, без это никак нельзя.

Надпись на заднем стекле машины: «На Берлин!» Я вздрагиваю. Неужели пора? Да нет, еще не пора. Это просто память. Нельзя забывать. Конечно нельзя. И нам и им.

За окном маленькой дачи идет дождь. На столе коньяк и много вкусностей. И еще стоит агрегат для чая. Иностранный. Тут все иностранное, кроме шашлыка и других приятностей. Я хочу налить чай, но не знаю, как запустить агрегат. Чувствую себя отсталым и замшелым.

– Может кофе?

Кофе в другом агрегате. Заправляется кофейными таблетками и водой из колодца.

Приехал мотоциклист. Молодой, красивый, голодный. Кожаный костюм, фантастический шлем. Человек двадцать первого века. Я прикрываю рукавом свои дешевые часы.

– Где ты работаешь?

– На американской фирме. Продаю…

– А что и как?

– Я не хочу о работе.

Конечно, за столом не надо о работе. О ней вообще не надо в выходные. А о чем еще? Салат вот вкусный. И мотоцикл такой мощный…

 Банкир

Уютное двухместное купе. Мой сосед – банкир. Утром в Питере у него совещание, пить он не может. Но может говорить. Искусственный интеллект его не интересует.

– Нам он не нужен, – говорит банкир. – У нас есть стандартные программы и еще есть правила, которые надо соблюдать. Но молодежь даже этого не хочет делать. Думают о своем кармане. Мысли о банке, который их кормит, и о государстве где-то на десятом месте.

– А что на втором и третьем местах?

– Секс, тряпки, машины, поездки… И еще мысли, чтобы не уволили, а повысили.

– Это все?

– Слава Богу, что не все. На том и держимся.

– А семья?

– Семья…

Банкир достает телефон и читает: «Прочность семьи определяется верностью и сочувствием».

– Зовут меня друзья на пикник, а я иду при условии, что возьму жену и детей. Только так и надо жить, – продолжает он.

Банкир знает все. А если что-то забывает, то на помощь приходит телефон.

– Нельзя работать больше восьми часов в сутки. Если ты не успеваешь, значит плохо организовал свой день. Иначе ты не сохранишь ни семью, ни здоровье.

Банкир прав, но сам он приехал на вокзал в полночь прямо из банка.

– Только в восемь вечера узнал про совещание в Питере, – поясняет он.

Банкир мне нравится. Я люблю людей с противоречиями. И еще люблю людей, умеющих работать. Спрашиваю его про любовь.

– Любовь – значит семья. Все остальное – пустое.

За окном мелькают огни перронов маленьких станций. Приходит проводник и спрашивает, что мы будем на завтрак.

 Встреча с Питером

Конец апреля, Питер, Московский вокзал, хмурое утро.

Будка с вывеской «Такси». Мне до улицы Чайковского. Диспетчер куда-то звонит, появляется молчаливый мужчина в кожаной куртке, берет мою сумку и стремительно идет к машине. Поездка стоила 700 рублей. Когда я ехал обратно, то заплатил 350. В больших городах много непонятного и таинственного.

Я перестал бояться Питера, я его полюбил. Полюбил холодный ветер с Невы, утренний туман, моросящий дождь, рябь серой воды на Фонтанке, скромные краски фасадов, переплетение проводов над улицами, серьезные лица прохожих, дворы.

 Дворы Питера

Да, дворы, где исчезает помпезность и строгость, где стены и парадные требуют ремонта, где по стенам ползут кабели и трубы, где нет шума машин, где с подозрением смотрят на чужаков. На моем лице застыла глупейшая улыбка, она является пропуском в этот закрытый мир. Меня принимают за своего. А улыбка? Ну, мало ли что! Может у меня живот перестал болеть или женщина простила.