Я побродил по квартире и опять подошел к зеркалу. Оно и раньше было необычным. Я помню, что продавец, помогая запихнуть его в машину, сказал, что оно принесет мне счастье.

– Это зеркало показывает только хорошее и красивое, – сказал он.

– А если туда посмотрит плохой человек? – спросил я его.

– Тогда там будет пустое место, – сказал он.

Все мои гости были хорошими людьми. Зеркало их омолаживало и делало красивее. Сейчас, сквозь слой пыли, можно было разглядеть усталого небритого мужчину с изрядно поседевшими волосами. Я подошел поближе и увидел в зеркале, что в комнате кто-то сидит в кресле. Я повернулся – в кресле никого не было!

Я знал такое свойство зеркала. Хорошие люди, уходя из моей квартиры, оставляли в зеркале свои отражения. Просто так, чтобы мне не было одиноко.

 Сломан кодовый замок

Мне нравится, когда не работает кодовый замок у нас в подъезде. Запомнить четыре цифры я не могу и приходится изучать, какие кнопки на замке самые блестящие, самые нажимаемые. Потом путем несложного перебора пары комбинаций цифры всплывают в памяти. Вернее, их помнят пальцы. Голова не помнит ничего.

Неработающий замок нравится и местным бомжам. У нас, наверное, лестницы мягкие. Сегодня один бомж проспал на ступеньках всю ночь и еще полдня.

А я полночи смотрю в потолок и думаю о вечном. Вернее, пытаюсь думать об этом.

А думаю о женщинах.

Это приятнее!

 Геннадий Шпаликов

ВГИК находится неподалеку от моего дома. При входе во ВГИК трое великих смотрят в разные стороны и думают о своем. Один из них – Шпаликов.

В 27 лет Геннадий Шпаликов написал сценарий одного из лучших наших фильмов – «Я шагаю по Москве». Слова к одноименной песне – тоже его. Слава, деньги, красавица жена, дочка… В 37 лет он кончает жизнь самоубийством.

Ангел-хранитель ушел от него, решив, что он выполнил свое предназначение?

Другие похитрее будут. Ни хрена не делают, и ангелам приходится долгие годы ждать, когда, наконец, они возглавят армию или напишут «Анну Каренину».

А они пьют и не пишут.

А ангелы все ждут и ждут.

 КПСС

Так назывался пивной ресторан около ВГИКа. КПСС – это Коммунистическая Партия Советского Союза. Это для тех, кто не знает. Советский Союз – это была страна, за которую люди отдавали жизни.

Я верил в романтику комсомольских строек и хотел уехать в Сибирь. Так сделал мой брат. И длинный рубль был не главным мотивом его поступка. Но я знаю людей, у которых были расстреляны почти все члены семьи. Практически ни за что! Партия и тут и там приложила руку.

Можно эту партию любить. Можно эту партию ругать. Можно эту партию ненавидеть. Но нельзя над ней смеяться.

И не надо открывать рестораны с таким названием. У нас было прошлое, и пусть оно будет таким, каким оно было. А не источником пьяных шуток.

 Я все время читал твое письмо

Мы с дочками в музее Маяковского на Мясницкой. Около здания ФСБ. Это рабочий кабинет поэта. Знаменитая комната, где

Грудой дел, суматохой явлений

День отошел, постепенно стемнев.

Двое в комнате. Я и Ленин —

Фотографией на белой стене.

Квартира около Таганки не удостоилась быть музеем. Там сейчас какой-то офис.

В этот музей не стоит ходить, если вы не умеете любить.

Это я так думаю.

А если умеете, то вы будете стоять и перечитывать простые строчки: «Отныне меня никто не сможет упрекнуть, что мало читаю. Я все время читал твое письмо».

И еще строка из последнего письма Маяковского: «Лиля – люби меня».

Без восклицательного знака.

Там еще можно много чего посмотреть. И про футуристов, и про Первую Мировую Войну, и про революцию, и про окна РОСТА, и про семью Бриков, и про театр…

Но, главное – не забудьте эти строки.

Такой большой и сильный человек.

Такой нежный и слабый.

И всё в одном.

 Манежная площадь

Я не люблю современную Манежную площадь.

Раньше я любил ее открытость. А теперь она вся в дешевых побрякушках и пирсинге. И еще как будто чем-то намазана.

Но меня никто не спрашивал о ее судьбе. Просто сделали и все. Не нравится – уходи!

Так все чаще и чаще.

У меня все меньше сил что-то изменить. Осталось последнее оружие – уйти и забыть. И помнить то, что было. Так уходят от женщин, которые стали чужими и которых уже не изменить. Женщин вообще невозможно изменить. Их можно любить или уйти, если не любишь.

Ты вырываешь листок из блокнота с ее телефоном, комкаешь, бросаешь на землю и уходишь. А потом возвращаешься, находишь этот листок, разглаживаешь и прячешь в карман.

Да, настоящего нет и будущего не будет. Но есть прошлое, которое нельзя выбрасывать.

 Собакина башня

Эту кремлевскую башню еще зовут Угловой или Арсенальной. Стоил ее итальянец Солари. В моей жизни эта башня была самой главной. Я делал диплом и приезжал в один из академических институтов сначала на метро до станции «Проспект Маркса» (сейчас «Охотный ряд»), выходил к гостинице Националь и ждал 111-го автобуса. Флюгер на Собакиной башне показывал, будет ли мне удача. Если он смотрел вправо, в сторону института, то все было хорошо. А если влево, то я ожидал всяких пакостей.

Это было время, когда «Понедельник начинался в субботу». Было счастьем оформить пропуск на работу в вечернее время и в выходные дни. А когда пропуска не было, то мы закрывались в своей подвальной комнате, закрывали тряпками щели вокруг двери и работали всю ночь. Вместо того, чтобы любить молодых красивых женщин, мы смотрели на экраны осциллографов, наливали в колбы кипящий жидкий азот, нажимали кнопки на допотопных компьютерах и строили графики.

В этот приезд я был в моем институте. Там я встретил Сашу – он работал в соседней лаборатории. Саша был грустный, но узнаваемый.

– Понедельник давно не начинается в субботу, – сказал он. – Понедельник начинается часов в одиннадцать и продолжается до обеда.

– А в обед начинается вторник? – спросил я.

– В обед начинается безвременье, – сказал Саша. – Вторник начинается во вторник. И тоже в одиннадцать утра.

 Выставка в Манеже

В Манеже была фотовыставка.

– Многие твои фото лучше, – сказали мне.

После таких слов я не мог туда не пойти.

Это была странная выставка. Я с ужасом смотрел на серию фотографий, изображающую арест какого-то алкоголика. И еще на серию фото каких-то скучных мостов. Было чувство, что там собрали работы любителей, которые начали изучать фотографию, но бросили занятия где-то посредине обучения.

По залам ходили влюбленные и приезжие. Наверное, чтобы согреться.

 Моссельпром