— Чего изволите? Могу предложить горячие блинчики с творогом, манную кашу с комочками или яичницу-глазунью с сыром, луком и ветчиной.

— А рыбка у вас есть? Мелкая, сырая? — Мечтательно облизнулась киса.

— А как же! Наша, озёрная. Карасики, окуньки, пескарики. Как раз сегодня утром доставили. Ночной вылов. Рыба свежайшая, ещё живая. Тебе сколько?

— Пять… Нет, во… Десять штучек! Разных! И блюдце нежирной сметанки. А мальчикам — по большой порции яичницы. Вы как, согласны?

Конечно, мы согласились. Яичница — отличный ­завтрак. Уж точно лучше манной каши с комочками…

Блабл сделал пометки в блокноте и, поправив белый поварской колпак, удалился на кухню. Кошка, скептически оглядев нас с Ваней, посоветовала найти умывальню и поскорее привести себя в порядок.

— Да чего её искать, — хмыкнул Ваня, поднимаясь с лавки и с хрустом потягиваясь. — Тута рядышком всё, во дворе: и умывальня, и даже банька имеется. Пойдём, Сеня, покажу.

Мы вышли из кабинки.

К моему удивлению, этим ранним воскресным утром просторный зал харчевни был полон народа. На длинных лавках вдоль столов сидели люди, хоббиты, классические подгорные гномы и даже четвёрка троллей в форменных фуражках Круг-Озёрного троллейбуса. Разношёрстные посетители наливались квасом, хмельным пивом и дешёвым вином, закусывая жареным мясом и солёной рыбой. Одним словом, получали удовольствие от жизни, но при этом вели себя тихо, культурно и уважительно. Никто не шумел, не дрался и не орал срамных песен.

Причина столь странного поведения гордо восседала на бочке перед барной стойкой, медленно обводя зал мрачным взглядом. Хозяин заведения действительно выглядел внушительно: могучий великан с чёрной бычьей головой, увенчанной громадными серыми рогами. Классический минотавр с древнегреческих ваз, только наряженный в вышитую льняную рубаху, свободные штаны и высокие кожаные сапоги с отворотами. На острых кончиках рогов трогательно и нелепо красовались зелёные райские яблочки, похожие на крупные оливки.

Заметив нас, Тесей широко улыбнулся (надо признать, довольно жуткое зрелище!) и приветливо махнул рукой.

— Мы что, уже успели с ним познакомиться? — Тихо спросил я у Дурака, вежливо помахав в ответ.

— А как же! Чего, не помнишь разве? — Удивлённо хмыкнул тот, лёгким поклоном приветствуя хозяина. — Не просто познакомились! Мы полночи за одним столом просидели, гном ломай. Я вон ему и яблочки на рога нацепил.

— Зачем?

— Да хряк его знает, — хохотнул Ваня, пробираясь к выходу по узкому проходу между лавками и спинами отдыхающих. — Должно быть, красоты заради. А вы с ним вообще на этот… На бру… Бурд… На бутерброд пили! Тоже красиво, мне понравилось.

— Не понял… — Озадаченно притормозил я. — Чего мы с ним сделали?

— «Чего, чего», — весело передразнил Дурак. — Побратались! По какой-то традиции из твоего мира. Переплелись руками, выпили по полной чаше настойки и смачно поцеловались опосля. Ну как, вспоминаешь?

— Нет… И очень рад этому.

Меня охватил жгучий стыд.

Кошмар! Это ж надо было так нализаться, чтобы с первым встречным минотавром на брудершафт пить?.. Бр-р-р! Скорее к умывальнику! Смывать, смывать позор!

К счастью, далеко идти действительно не пришлось. Как и обещал Ваня, водяная бочка с краниками и летний душ обнаружилась во дворе, прямо за ближайшим углом трактира. Тут же попыхивала дымком и банька, а чуть в стороне виднелись знакомые по «кемпингу» отхожие будочки с каменными вазами МэЖо.

Прихватив из машины всё необходимое, я быстро почистил зубы и храбро нырнул под душ. Ух! Остывшая за ночь вода обожгла тело, зато быстро привела меня в порядок и окончательно выгнала из головы остатки ночного хмеля.

Дурак радостно плескался в соседней кабинке, громко фыркая и сказочно ругаясь. Когда он закончил, я уже успел переодеться в чистое, причесать бороду и повязать бандану.

Оценив мой посвежевший вид, Ваня хмыкнул, гордо вытащил из торбы кривоватый деревянный гребешок и принялся яростно чесать свои роскошные мокрые патлы. Такого насилия над собой гребень не простил: зубья так и брызнули в стороны. В руке Дурака остался жалкий обломок.

Не сдержавшись, я громко хрюкнул от смеха.

— Эх, какой полезный инструмент был, заломай его гном, — огорчился Ваня, вытряхивая из волос останки покойного гребешка. — Я ж его этой зимою сам, своими руками из дощечки вырезал… Ну да ладно, на ярмарке куплю себе новый, покрепче.

Он любовно протёр сапоги тряпочкой с чем-то чёрным и на редкость вонючим, влез в лапти, натянул свежую вышиванку, и мы вернулись в харчевню.

Здесь за время нашего отсутствия ничего не изменилось: всё тихо, мирно и культурно. Ну, почти…

— Эй, хозяин, ещё пива нам! — Пьяно проревел вдруг один из троллей, но, напоровшись на взгляд Тесея, испуганно икнул и вежливо добавил: — Тёмного, будьте так добры. Без закуски.

Минотавр медленно кивнул, едва не задев рогами низко висящий светильник. Сунул руку под стойку, вытащил пузатый бочонок, и, мельком глянув на этикетку, небрежно швырнул его через весь зал, прямиком в лапы заказчику. Тот едва не опрокинулся вместе с лавкой, но каким-то чудом удержался. Вытащив крепкими зубами деревянную затычку, принюхался, довольно крякнул и аккуратно разлил пенный напиток по подставленным кружкам.

— Видал, каков хозяин? — Подмигнул мне Иван. — Вот это мощь, вот это силища, заломай гном!

— Ну, так пойди, предложи и ему на руках побороться, — хмыкнув, беззлобно поддел я.

— Предлагал. Отнекивается, — грустно вздохнул Ваня. — Говорит, мебели жалко.

В кабинке одиноко скучала Бася. На лавке перед ней стояла миска со свежей рыбкой и плошка густой сметаны, но воспитанная киса терпеливо ждала нашего возвращения.

— Ну наконец-то! — Обрадовалась она, подцепляя когтями карасика. — Вас пока дождёшься, с голоду помереть можно! Садитесь! Ваш заказ давно принесли!

Действительно, в центре стола, источая умопомрачительный аромат, красовались три широких блюда с яичницей и плетёнка со щедрыми ломтями тёплого ржаного хлеба. Довершали картину деревянные кружки с квасом.

— О! Яишенка! — Дурак упал на лавку, схватил ложку и потянул к себе ближайшую тарелку. — Как же я люблю яишенку! А почему здесь три порции? Нас же вроде двое? Или кому-то одной маловато будет?

— Так я себе тоже заказал, — ответил Мидавэль, заходя в кабинку. — С бодрым утром и приятного всем аппетита!

Киса права: наш эльф безо всякого душа выглядел свежим и выспавшимся. Вот что значит — три дежурные рюмочки! Как-то даже завидно.

Устроившись за столом, я тоже вооружился ложкой и невольно сглотнул голодную слюну.

Блабл постарался на славу: яичница и выглядела, и пахла как произведение кулинарного искусства. Лук идеального золотистого цвета, не засох и не подгорел. Ломтики ветчины слегка подрумянены. Даже желтки под тонкой корочкой тёртого сыра остались жидкими! И всё это щедро украшено свежей петрушкой.

Желудок нетерпеливо взвыл.

Странно, если мы всю ночь отмечали, то почему сейчас так есть хочется? И не мне одному, вон, как друзья ложками орудуют, словно неделю голодали.

— Слушайте, други, а мы ночью что, не закусывали совсем? Только мёд-пиво пили?

— Кажись, закусывали, — ответил Ваня, тщательно вымакивая краюшкой ржаного хлеба остатки желтка. — Да, точно! Помнится, Блабл всё на кухню бегал: то колбаски с сыром подрезал, то зелени с овощами.

— А Тесей, хозяин, в честь знакомства нам целого жареного поросёнка выставил, — добавил Мидавэль. — За счёт заведения. Вон, гляди, и кости под столом валяются.

— Поросёнка⁈ — Я заглянул под стол, затем прислушался к своим внутренним ощущениям. — Да ну… Что-то не верится! Не успели бы мы к утру так проголодаться! У нас бы животы до сих пор по швам трещали.

— Обычная трактирная хитрость, — мяукнула Бася, отрывая перепачканную мордашку от сметаны. — Здесь во все блюда снадобье мудрёное добавляется, то, что помогает пище быстрее усваиваться. Для здоровья оно не вредно, полезно даже, зато клиенты чаще закуску требуют, соответственно — больше денежек в харчевнях оставляют.