— Сам прикатиться точно не мог, — возразил я, выбравшись наружу. — Любой машине, чтобы поехать, нужен водитель. Ну, как душа человеку.

Ваня тут же влез на моё место. Попрыгав в мягком кресле, покрутил руль, понажимал педали, затем поднял капот, заглянул и разочарованно присвистнул.

— Нет тут лошадей. Ни одной, петух бодай. А ты говоришь — целый табун.

— Конечно, нет, — кивнул я, посмеиваясь над его наивностью. — Это только так говорится. Зато есть двигатель, свечи зажигания, трубочки, куча разных проводов и ремешков.

— И трубочков со свечками тоже нет, — огорошил меня Дурак. — Одни только корни да ветки.

— Что⁈

— Сам погляди, коли мне не веришь!

Я и поглядел. Наверное, зря.

Ваня не соврал: движок отсутствовал, также как аккумулятор, генератор и прочая нужная начинка. Их место занимал плотный тёмный клубок из переплетённых древесных корней. Горюче-смазочными материалами даже не пахло, зато чувствовался лёгкий аромат сосновой смолы, мяты и лесной свежести.

— Ничего не понимаю. Внутри всё деревянное! И при этом он заводится, ездит и ревёт мотором.

— Деревянное? — Подскочила Бася. — Покажи-покажи!

Я подхватил её и посадил на сидение.

Киса сунула нос в моторный отсек, понюхала, чихнула. Осмотрелась, тронула лапкой руль, качнула брелок на ключах.

— О! Слушай, Сень, а Яга, случаем, не давала тебе такой большо-ой жёлудь? Где-то с куриное яйцо размером.

— Жёлудь? Давала. Вот он, — я сунул руку в карман жилетки, долго перебирал скопившиеся там мелочи, но ничего похожего не обнаружил. — Ой… Выпал, наверное, где-то.

— Выпал, конечно. Даже догадываюсь, где и когда, — кошка насмешливо сморщила носик. — В ту грозовую ночь, когда мы встретились. Помнишь, ты тогда ещё за мавкой по лесу гонялся?

— Откуда такие выводы? — Заинтересовался эльф.

— Сеня пытался тогда этой безрукавкой потушить горящий шатёр, и почти всё, что было в карманах, разлетелось по поляне.

— Точно, — вспомнилось мне. — Мобилку, кошелёк и прутик я подобрал сразу, а остальное хотел отыскать утром. Вот только закрутился и забыл. Ночь тяжёлая выдалась.

— Вот и я о том же. Тяжёлая и болезненная, — киса многозначительно почесалась. — Вспомни, о чём ты думал, когда стало плохо и больно?

— Ну, о том, что дома, в моём мире, можно было бы позвонить семейному врачу или вызвать… — Меня осенило. — Ты хочешь сказать, что из жёлудя выросла «скорая помощь»⁈ То есть, эта машина и есть Деревянный Конь⁈

— Вот видишь, сам обо всём догадался, — довольно мурлыкнула Бася. — Только семени понадобилось чуть больше времени для прорастания, ведь в землю ты его не зарывал. Поздравляю, мальчики, теперь у нас есть волшебный транспорт. Сможем путешествовать намного быстрее и удобнее.

Меня тут же слегка придавила Жаба. Ну что стоило подумать о какой-нибудь крутой машине? «Рэндж-ровере», к примеру, или «Гелендвагене»… Хотя, если уж быть откровенным, на таких машинах врачи «скорой помощи» у нас не разъезжают. Хорошо ещё, что о «ГАЗели» не вспомнил. На здешних дорогах пришлось бы её на руках таскать, выталкивая из каждой ямки, а после первого дождя и вовсе бросить там, где закопается.

— А мне кто-нибудь что-нибудь пояснит, забодай петух? — Ваня смотрел на нас непонимающим взглядом. Затем махнул рукой. — Впрочем, какая разница. Надеюсь, теперь хоть молотки на горбу тащить не придётся.

— Не придётся, — довольно усмехнулся я. — А если где-нибудь достанем матрасы с подушками, спать под открытым небом тоже не будем. Предлагаю отметить новое приобретение хорошим завтраком! Как говорят в нашем мире, на «необмытый» товар гарантия не распространяется!

Расстелив скатерть, мы основательно подкрепились горячими свиными отбивными и вкуснейшей пшённой кашей со шкварками. На десерт выпили чаю с пирожками, а киса умяла полное блюдце сметаны.

Всю поклажу загрузили теперь в просторный салон «уазика», чем несказанно порадовали Тавию. Когда Мидавэль с разбегу запрыгнул в седло, застоявшаяся лошадка радостно заржала и начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, готовая сорваться с места.

Мы с Ваней уселись в машину, а Бася разлеглась между нами на крышке моторного отсека.

— Хорошо здесь, мягко, — поёрзал в кресле Дурак. — Не то, что дома на лавке.

— Погоди, дружище, — остудил я его, запуская несуществующий двигатель. — Вот попадётся на дороге ухаб или колдобина, тогда и порадуешься.

Первый час-полтора ехали медленно — я приноравливался к управлению, вспоминая всё, чему учили в автошколе.

К сожалению, Деревянный Конь скопировал машину полностью, со всеми её достоинствами и недостатками. Педали тугие, руль неудобный, водительское место тесновато, особенно с моими габаритами. Зато проходимость порадовала! По неровной просёлочной дороге и тележной колее наш «уазик» пёр, как танк. А на мощёном камнями тракте даже смог неплохо разогнаться.

— Всё равно лучше, чем пешком, — выдохнул Иван, после очередной ямы потирая ушибленный затылок. — Странно, Сень, вроде бы Конь, а скачет, как козёл…

Путешественники на Столичном Большаке с удивлением взирали на проносившуюся мимо них колоритную парочку: впереди Мидавэль на чудесной лошадке, за ним — ревущее лупоглазое чудо, разрисованное, словно скомороший возок.

В этот день мы преодолели не меньше сотни километров. Дважды останавливались на привал, отдыхали, перекусывали и двигались дальше.

— Мы недалеко от Святого града Киева, — сообщила Бася вечером. — Видели, только что указатель проехали? Но в сам город заезжать не станем.

— Почему не станем? — Удивился я. — Хотелось бы погулять, посмотреть, сравнить с нашим Киевом.

— А через реку как перебираться будешь? Вряд ли твой Конь плавать умеет!

— А по мосту, как же ещё, — хмыкнул Дурак. — Мосты для того и придуманы, забодай меня петух!

— К твоему сведению, друг Ваня, все мосты в Киев-граде только для пеших путников. Они плавучие, на бочках настелены. А коней, возы да телеги грузовой паром перевозит. Вот к нему-то нам сейчас и нужно!

Спорить с нею мы не стали. Когда впереди показалась развилка, послушно свернули на южную дорогу — к паромной переправе.

В лесу стемнело, и я включил фары.

— Ух ты, — восхитился Иван. — У твоего Коня тоже глаза светятся! Не хуже, чем у Тавии, петух забодай!

Ехать от развилки пришлось недалеко, километров пять всего. Очень скоро лес расступился, и перед нами раскинулась широкая тёмная гладь Днепра-Славуты.

Дорога выбежала на песчаный берег и оборвалась, упершись в крепкую деревянную пристань, у которой покачивалось на волнах странное бесформенное сооружение.

Когда Бася упомянула о пароме, я представил себе ветхую речную баржу с широким пандусом, по которому заезжают-съезжают телеги. Вместо этого в свете фар перед нами возникло нечто корявое и несуразное, напоминающее помесь плота, катамарана и понтонного моста. Настил из толстых брёвен с хлипкими перилами по бортам покоился на двух рядах огромных бочек, а венчала это безобразие кривая дощатая башенка с мачтой и фонарём. От башенки к берегу тянулся толстый лохматый канат — видимо, внутри прятался тяговый механизм.

Не успели мы подъехать, как люди на пароме шумно засуетились, забегали и поспешно отпихнули шестами своё дивное плавсредство подальше от пристани.

— Чего это они? — Мы с Ваней недоумённо взглянули на кошку. Та только головой покачала.

К нам подъехал смеющийся Мидавэль.

— Сдаётся мне, паромщики вас за чудище приняли, — ­сообщил он, склонившись к окну. — Увидали глаза горящие, услыхали рычание, перепугались и наутёк кинулись.

— Значит, до утра нам никак не переправиться, — резюмировала Бася, глядя вслед исчезающему во тьме парому. — Можете мне поверить: сегодня они не вернутся.

— Ну и хорошо, — пробурчал я. — Всё, что ни делается — к лучшему. Что-то их корыто не внушает мне доверия. Кривое, косое, бочки все разной величины. Опрокинется ещё, потонем нафиг. Слушай, киса, а здесь поблизости другой переправы нет?