— Сейчас не уйду, — она легонько дёрнула лапками и смешно сморщила носик. — Слушай, может, просто надерёшь мою пушистую задницу и отпустишь? Поверь, тебе же лучше будет.

— Нет уж, говори.

Киса немного повисела, собираясь с мыслями.

— Ладно, — нехотя выдавила она. — Я действительно знаю, где она. Точнее, где она была.

— Что значит — была? — Лёгкий холодок пробежал у меня между лопатками.

Почувствовав дрожь руки, Бася вырвалась, но не убежала, а села рядом и посмотрела мне в глаза.

— Сеня, я ведь не слепая. И далеко не глупая. Я прекрасно видела, чей облик приняла мавка, заманившая тебя в лес. Вот и не осмелилась признаться… — Она заёрзала, горько вздохнула и, наконец, выпалила: — Оля и была той самой Бабой Ягой, что переправила тебя в Навь. Той, которая погибла в схватке с оборотнями.

Сказать, что эта новость меня ошарашила — ничего не сказать. Я был раздавлен, убит и уничтожен.

Все мечты о счастливой жизни с треском провалились куда-то в тартарары.

Свет в конце туннеля померк и угас.

Медленно поднявшись, я нашарил в кармане жилетки кошелёк, подаренный Олей — Ягой, выудил один золотой и, словно зомби, вывалился в зал.

Увидев моё окаменевшее лицо, хозяйка поняла всё без слов. Всплеснув руками, она на миг скрылась за стойкой и водрузила передо мной громадный пузатый кувшин.

— Вижу, плохо дело, добрый молодец. Мой кувшинчик заветный поможет, только в нём горе и топить…

— Горе, тётушка, ещё то дерьмо: топи, не топи — всё одно всплывёт, — я подал ей монету. — Вот. Закуски не нужно.

Вернувшийся Иван и проснувшийся Мидавэль обнаружили моё полумёртвое тело глубоко под столом. Рядом, словно верная собака на могиле хозяина, скорбно восседала Бася. Она и рассказала друзьям, что за беда приключилась.

Как я узнал позже, хлопцы отволокли меня обратно в комнатушку, сгрузили на кровать. Влили в рот порцию очередного зелья и оставили отсыпаться.

В этот раз луг, река и Оля во сне не появились…

Разбудили меня тихие голоса за занавеской.

— Не волнуйтесь, детки, проснётся ваш друг свеженьким, как огурчик, — бормотала хозяйка. — Пил-то он не из простого кувшинчика, а из особого.

— Из какого это — особого? — Недоверчиво вопросил Мидавэль. — Что там намешано было?

— Ты не сомневайся, дружище, тётушка Луносвета своё дело знает, — вступился Ваня за родственницу.

— Вино тут чародейское, гореутоляющее, — хозяйка перешла на шёпот. — Мы зовём его «Живи дальше». Бабка моя рецепт знала, и меня научила. Скольких людей кувшинчики эти от петли да омута уберегли… Выпьешь, перерыдаешь, перестонешь, вот боль душевная и притупится, пригладится. Потерю свою до гроба не забудешь, но смиришься и будешь жить дальше.

«Что несёт эта черзова тётка⁈ Чтобы я смирился с потерей Оли⁈» — Взъярился внутренний голос.

Однако, мысленно просканировав своё эмоциональное состояние, я нашёл его истощённым, но вполне удовлетворительным. Сердце всё ещё ныло, но прощаться с жизнью больше не тянуло.

— Как ты, Сень? — Тихо мяукнул из-под бока кошачий голосок.

Надо же, не чувствовал, что киса здесь.

— Терпимо вроде, — хрипло выдохнул я. — Но ощущение такое, словно из жизни все краски исчезли.

— Неужели она так много для тебя значила? — Бася осторожно влезла на своё любимое место — ко мне на грудь. — По-моему, ты совершенно не знал эту девушку. Детские воспоминания не в счёт. Они — ещё не любовь.

— Может, ты права, киса. Но почему же тогда так плохо? И на душе пусто.

— Возможно, Оля была для тебя символом детства? Ушла она — и ты почувствовал себя старым и немощным?

— Да ну тебя, — я не выдержал и улыбнулся. — Вечно мяукнешь что-то, хоть стой, хоть падай… Я тут в трауре, а она меня ­смешит! Кстати, сколько я провалялся?

— Со вчерашнего вечера лежишь.

— Да? А сейчас сколько?

— Полдень скоро, — она села и почесала лапкой за ушком. — Знаешь, Сеня, может, рановато ты траур нацепил?

— То есть?

— Волки под деревом говорили, что обнаружили только раскатанную по брёвнышку избу и десяток дохлых оборотней. О теле Яги… То есть Оли, речь не шла.

В моей душе блеснул лучик надежды, однако кошка бесцеремонно его погасила:

— Только не строй напрасных иллюзий. Голодные волкодлаки могли сожрать её вместе с костями и одеждой.

— Спасибо, успокоила, — меня передёрнуло. — Так, хватит, отдыхал я долго, пора и честь знать.

У оборотней в моём лице появился смертельный враг. Буду давить, гадов, везде, где только встречу. Руками рвать, зубами грызть… Они ответят за Ягу… за мою Царевну-лягушку!

Ваня с эльфом сидели в зале перед маленьким медным самоваром, пили чай с ватрушками и малиновым вареньем. Моё появление они встретили настороженными взглядами.

— Сень, ты как, в порядке? — Подал голос Мидавэль, отставляя в сторону чашку.

— Да как… Бывало и лучше, — горько признал я. — Знаете, давайте-ка, наверное, двигаться дальше. Когда меришь дорогу шагами, грустные мысли не так одолевают.

Тепло простившись с хозяйкой, мы вышли с постоялого двора и двинулись к околице, провожаемые заинтересованными взглядами местного населения.

Ваня шагал впереди, показывая дорогу. Эльф чуть приотстал, ведя Тавию в поводу. Кошка же нагло ехала у меня на руках, категорически отказываясь топать ножками.

Кажется, они все боятся, как бы я чего-нибудь с собою не сотворил, вот и окружили… заботой.

Напрасно волнуются: вино тётушки Луносветы привело меня в чувство. Ну, или почти привело.

Глянув на спину Дурака, я заметил, что его тощая котомка основательно раздулась, потяжелела, а наружу торчит длинная деревянная рукоять.

— Что ты там тащишь, Вань?

— Так, пару свежих сорочек прихватил. — ответил тот, дёрнув плечом. Внутри что-то железно бряцнуло. — Ну и скарб мой ковальский. Куда ж я без него, забодай петух? И оружие, и заработок. Кстати, сейчас покажу нашу главную дотсопр… Короче, место интересное, сильно примечательное.

— Ох, дружище, поверь, мне сейчас как-то не до интересных мест с их достопримечательностями.

— Тебе понравится, — уверил Дурак. — Да и по пути нам, всё одно мимо не проскочим.

Очень скоро в окружающие звуки леса вплелось звонкое журчание, и тропу пересёк быстрый узенький ручеёк с мутной коричневатой водой.

— Что это? — Удивлённый Мидавэль с интересом окунул в странную жидкость палец, внимательно изучил, затем поднёс к носу. — Какой необычный запах!

Лично я подобного цвета ручейки частенько наблюдал в своём мире. В тех местах, где прорывало канализацию. И запах у них был… соответствующий.

— Вот, глядите, петух бодай! — Иван раздвинул кусты и показал нам небольшое тёмное озерцо, из которого вытекал ручей. — Узнаёте?

Мы с эльфом недоумённо переглянулись и отрицательно мотнули головами.

— А ежели вот так? — Ваня подошёл и лаптём соскрёб густой мох с большого чёрного камня на берегу.

— «Не пей, козлёночком станешь!», — прочитал Мидавэль, вздрогнул и тщательно вытер намоченный в воде палец о штанину. — Да я и не собирался…

— Ой, это что, и есть та самая сказочная лужа? — Бася спрыгнула на землю и, подбежав к воде, осторожно лизнула. — Фу, какая гадость! Не молоко, это уж точно.

— Что ты делаешь! — Испугался я. — Нам здесь только рогатой кошки не хватало!

— Судя по всему, отсюда уже не одно козье стадо ушло, — многозначительно проговорил Мидавэль, кивая на целую дюжину кружек, чарок и стаканов, развешанных по колышкам и кустам вокруг волшебного озерца.

Иван выдернул из-за голенища деревянную ­ложку, зачерпнул немного жидкости и смело влил себе в рот. Вопреки моим ожиданиям, блеять он не начал. Даже рога с бородой не выросли.

— Не нужно на меня так глядеть, — хохотнул Дурак. — Про козлёночка — это преувеличение. Для красного словца, забодай петух. Но зерно правды в нём есть. Киса, поясни, ты ж у нас умная.

— Некогда проходил этими местами Самый Старый Навий Тракт, главный большак царства, — с готовностью начала Бася. — День и ночь сновали тем трактом торговые обозы. А здесь, на полянке у родничка, не раз купцы на привал ставали. Коней-волов поили, да и сами отдыхали, кулеш варили да в кости играли. Но как-то ночью перессорились меж собою главы двух валок. То ли место не поделили, то ли бражки хмельной перебрали, того не ведаю, да только пошли купцы друг дружке возы громить. Полторы дюжины бочек с самолучшим навьим пивом и Завалгалльским княжьим самогоном вдребезги расколотили.