Сияна трижды ударила ладошкой в стену, и по желобам в бадьи с шумом хлынула тёплая вода.

— Что, тоже волшебство? — Спросил я, окуная руку в ближайшую «ванну».

— Не угадали, господин, — улыбнулась девушка. — Чистая машинерия! Это во-до-про-вод. Его нам гномы сладили. Там, за стеною, самовар великанский и бочка на сто вёдер. Самовар от печей наших греется, а бочку из колодца наполняют.

— Интересно! А стучала ты кому?

— Гному-механику. Он там караулит неустанно. Услыхал мой сигнал, открыл заслонки и пустил нам водичку.

— Не проще ли окошко прорубить, чтобы не стучать всякий раз? — Поинтересовался Мидавэль.

— Прорубали уж, — вздохнула Сияна. — Да только повадились гномы бесстыдные за мною да сестрицами подглядывать, покуда батюшка их за этим делом не застал. А он у нас свиреп больно да на расправу скор. Чуть было все бороды им не повыдергал. Насилу утихомирили. С той самой поры окно заклали, вот в стену и колотимся. Говорила я батюшке — повесь там колокольчик, а сюда шнурок выведи… Да ему всё недосуг.

Бадьи быстро наполнились. «Выключив» воду, девушка пожелала нам приятного купания и выскользнула за дверь.

Сбросив кольчугу, одежду и берцы, я с наслаждением плюхнулся в «ванну». Судя по звучному плеску и довольному бульканью за шторой, мой эльфийский друг сделал то же самое.

Около получаса мы отмокали, отмывались и приводили себя в порядок. Затем, чистые и посвежевшие, вернулись в большой зал. Здесь Мидавэль заказал себе кружку ячменного кваса и, прихватив лютню, отправился наверх, в комнату. Я же присел у стойки и обратился к хозяину:

— Скажите, уважаемый…

— Лось, — подсказал Медведь. — Златосвет Лось.

— Уважаемый Лось, встречные торговцы советовали мне посетить в вашем селении харчевню «Рогатый Волк». Вот только мы с другом так и не смогли её найти.

— Как это — не смогли? — Обиделся и удивился хозяин. — А сейчас, по-вашему, вы где?

— Разве? Но ведь на вывеске написано «Свирепый Лось»!

— Так вы, господин, грамоте обучены? Тогда ясно, — лицо Медве… Златосвета расплылось в широкой и неожиданно доброй улыбке. — Прадедушку моего, Царствие ему Пресветлое, Свирепом звали. В его-то честь харчевню нашу и нарекли. А годков с тридесять тому побывал здесь проездом древорезных дел мастер, золотые руки. Вот и подрядил его батюшка мой голову лосиную из ясеня выстрогать да над крылечком повесить. А чтобы работа спорилась, поднёс два кувшина лучшей медовухи и сам в подручные напросился. Трудилися они тогда весь день и цельную ночь. Да, видать, второй кувшинчик лишним оказался. Как поднялись все утречком, резчик с батькой на полу, в куче стружек храпят, а над дверьми это чудище неведомое скалится. Повеселились мы, да там его и оставили. С тех пор у харчевни два имени: «Свирепый Лось» да «Рогатый волк». Кому что видится.

Посмеявшись, я поблагодарил хозяина и вслед за Сияной поднялся на второй этаж.

Скрипучая деревянная лестница привела нас в длинный коридор классической гостиничной планировки: ряды дверей по обеим сторонам, стёганные дерюжные коврики у каждого порога и одинокое световое окошко в дальней стене. С потолка свисали резные деревянные светильники с круглыми бронзовыми чашами для сбора воска. Сейчас они не горели, и здесь, несмотря на ясное солнечное утро, стоял уютный полумрак.

Моя провожатая толкнула третью дверь по правую руку и первой скользнула в комнату. Открыла окно, впуская внутрь свежие ароматы сельского подворья, поправила штору, чтобы солнце не било в глаза, и, пожелав приятного отдыха, бесшумно удалилась.

Я шагнул через высокий порог и с любопытством осмотрелся.

Комнатка небольшая, размером с кухню в «хрущёвке». Обставлена скромно, зато чистая и уютная. Меблировку номера составляли короткая лавка, столик под окном, круглое зеркало на стене, вешалка в углу и широкая кровать, прикрытая лёгким шерстяным одеялом.

После ночёвок в палатке на каремате, здешняя постель с мягким соломенным тюфяком, льняными простынями и пуховыми подушками показалась мне роскошным царским ложем. Не удивительно, что заснул я быстро, едва успев прикрыть глаза.

Громкий стук в дверь, топот и истеричные выкрики в коридоре грубо вырвали меня из нежных объятий Морфея. Такой дьявольский шум и мёртвого бы поднял.

— Спасайтесь, господин! Беда, беда! — Пискнула перепуганная Сияна, заглянув в комнату. — Спасайтесь!

И скрылась с глаз раньше, чем я успел что-либо спросить.

Пришлось вставать. Судя по непроглядной тьме за окном, проспать мне удалось довольно долго. По крайней мере, есть хотелось страшно.

Натянув брюки и кольчугу, я сунул ноги в берцы, неторопливо вышел из комнаты и огляделся. Коридор уже опустел, только где-то снаружи, во дворе, продолжалась паника.

Интересно, что же всех так всполошило? Может, пожар? Так дымом вроде не пахнет, только копотью от светильников. Или разбойники лесные пожаловали?

Теряясь в догадках, я спустился в обеденный зал. Под потолком светились масляные лампы, а на столах, среди покинутой еды и питья, горели высокие толстые свечи. Пламя их трепетало на сквозняке, что врывался в дом через зияющий дверной проём. Сама же входная дверь, сорванная с петель, валялась сейчас на полу посреди зала.

Странно, если народ в панике ломанулся прочь, почему тогда она здесь, а не снаружи?

Заслышав мои тяжёлые шаги, из-за печи, выставив перед собой острый мясницкий нож, осторожно выглянул Лось.

Его широкое, обычно румяное лицо сейчас по цвету могло потягаться с белёной печной стенкой. Вот уж не думал, что этот полнокровный здоровяк способен так бледнеть!

— Что стряслось, хозяин? Что за паника? Пожар, землетрясение, или гости неугодные пожаловали?

— Тише, молю, — прошептал Златосвет, указав взглядом на сорванную крышку погреба за покосившейся барной стойкой. — Тише! Не навлеките на нас ярость зверя невиданного, чудища кровожадного!..

Словно в ответ на его слова, дом содрогнулся от фундамента до крыши. Из подпола донёсся кошмарный нечеловеческий рык. Даже меня, выросшего на фильмах ужасов, он пробрал до самых печёнок, что уж говорить о простом деревенском трактирщике.

— Чудище, говорите? — Пробормотал я, когда ледяные мурашки перестали табунами гарцевать по спине. — Что за чудище? Чего ему от вас нужно?

Хозяин протянул могучую руку, цепко ухватил меня за плечо и рывком втащил в своё убежище.

«Сейчас будет ломать», — подумал я, невольно напрягаясь и жалея, что в спешке не прихватил топорик или Копыт. Было бы, чем отмахиваться.

Однако Медведь членовредительствовать не стал. Сунув нож за пояс, он наклонился к моему уху и сбивчиво заговорил:

— Уж не ведаю, господин, чем прогневили предки мои богомерзкую тварь сию, только каждый год, в конце весны али в начале лета, прилетает она сюды. Мы уж с дочками наловчились на то время съезжать со двора и пережидали напасть у свояченицы моей. На сей же раз запамятовали, вот беды и дождалися…

— И что, много вреда от зверя этого?

— Да уж немало. Двери да стойку ломает, опосля врывается в подвалы и губит пуд, а то и два домашней кровяной колбаски. Той, что с гречкой, лучком да сальцом.

— И вправду кровожадная тварь, — хмыкнул я, ощутив вдруг безумное желание заглянуть в подпол. — Интересно, она колбасу целиком съедает, или гречку выплёвывает?

— Не шутите так, господин. Не до веселья сейчас. Сплошь убытки да разорение. Мало того, что харчи попортит, так потом седмицу клиентов не дождёшься.

Однако шутить никто не собирался. Сгорая от любопытства, я направился к тёмному зеву люка. Старые берцы нещадно скрипели, им фальшивым хором подпевали деревянные половицы.

Хозяин скорбно глядел мне вслед, нервно вцепившись обеими руками в бороду.

В подвале стояла непроглядная темень, а фонарик остался в комнате, в кармане жилетки. Пришлось прихватить свечку с ближайшего стола. Пламя явно магическое: даже на сквозняке жёлтый язычок трепетал, испуганно изгибался, но не гас.