Вся ситуация странная.
– Мне тоже, – говорит он.
– Мне начать первой? – Не знаю, откуда взялась эта храбрость, но я воспользуюсь ей.
– Если ты настаиваешь. – Он улыбается. Морщится. Синяк у него под глазом становится темнее, придавая ему суровый, грубый вид.
Принц ранен в бою. И мне придется делать вид, что я этого не видела. Будто не имею понятия, что произошло.
Должно быть просто. Все равно мы не разговариваем друг с другом при посторонних.
Потянувшись за спину, я медленно расстегиваю лифчик. Он отскакивает от кожи, и, спустив лямки по рукам, я бросаю его к вороху одежды.
– Такая же красивая, как я себе представлял, – тихо говорит он, не сводя глаз с моей груди.
Извращенец.
Я не стыжусь своего тела. Им пользовались, и я его использовала. Сейчас это оружие массового поражения, и Уит – моя цель. Я полностью готова его уничтожить.
Хотя, думаю, у меня есть преимущество, учитывая, что он ранен и прячется в моей комнате. Но все же. На войне нужно использовать любую возможность.
Опустив руки на бедра, я прихватываю пальцами резинку нижнего белья. Сердцебиение замедляется, а потом снова становится размеренным и тяжелым. Взгляд Уита теплый. Оценивающий. Он слегка откидывается на спинку, и я понимаю, что он должен выглядеть нелепо, сидя почти голым, в одной только мокрой рубашке.
Но он вовсе не выглядит нелепо. Ни капли. Я должна сейчас владеть ситуацией, но из нас двоих именно он чувствует себя уверенно и ждет моего следующего шага.
– Ты снимешь их?
– Хочешь посмотреть? – парирую я.
– Ты сама, черт подери, знаешь, – говорит он с ухмылкой.
Разозлившись, я спускаю трусики по ногам, раздражаясь, когда они застревают вокруг коленей. С трудом сняв, наконец отбрасываю их в сторону и стою перед ним, позволяя вдоволь насмотреться.
И он смотрит. Откровенно смотрит мне между ног, слегка приподняв брови.
– Ты не удаляешь волосы воском.
С чего мне наводить красоту в интимных местах, если их все равно никто не видит? А единственного человека, который видел, я не хотела к себе подпускать. В какой-то момент мне захотелось стать для него настолько отталкивающей, насколько возможно.
Не вышло. Ему было безразлично. Он все равно брал то, что хотел.
– Я их подстригаю, – говорю я, и это правда.
– Мне нравится. – Его пылающий взгляд встречается с моим. – Меня удивляет твоя уверенность, Сэвадж. И это мне тоже нравится.
Мне не должны доставлять удовольствие его комплименты, но доставляют. А еще здесь так холодно, что мои соски стали твердыми и саднят. Я тру их рукой, пытаясь унять боль, но напрасно.
– Твоя очередь, – говорю я.
– Не уверен, что смогу встать.
– Я что, слышу отговорку?
Уит, кряхтя, хватается за спинку кресла и встает, пошатываясь. Меня тянет помочь ему, но едва делаю шаг вперед, он смеряет меня сердитым взглядом, и я замираю. Он скидывает рубашку сначала с одного плеча, потом с другого. Очень, очень медленно.
Пока не оказывается полностью голым, как и я.
У него широкие плечи и грудь. Пресс… с шестью кубиками. Плоский живот. Глубокий пупок. Волосатые бедра. И длинный, толстый член, который сейчас наполовину возбужден. Как только мой взгляд опускается на него, он возбуждается еще сильнее.
– Поражена? – спрашивает Уит с раздражением.
– Сойдет, – отвечаю я, пожимая плечами и зевая.
Он смеется. Стонет. Обхватывает себя руками и с глухим стуком падает обратно в кресло.
– Похоже, сегодня ночью ничего не будет, – с радостью заявляю я, поворачиваюсь и иду к шкафу. Надеваю чистую толстовку и беру спортивные штаны. Сую ноги в тапочки и снова поворачиваюсь к Уиту. Он смотрит на мою чистую теплую одежду с явной завистью, и я жестом указываю на кровать. – Тебе нужно отдохнуть.
– В твоей кровати?
– Нет, в кресле. – Я закатываю глаза. – Конечно, в кровати. О! Чуть не забыла. – Я подхожу к комоду, беру одно из полотенец, которые принесла вместе с уже остывшей мочалкой. – Помощь нужна? – спрашиваю я, когда он встает и делает несколько коротких шагов к моей кровати.
– Справлюсь, – огрызается он, шаркая, как старик.
Я опускаю взгляд на его задницу, замечая неглубокие ямочки у него на пояснице. Представляю, как целую их. Впиваюсь зубами в его мягкую ягодицу, потом в другую.
Мои щеки краснеют, когда я подхожу к нему и откидываю одеяло, после чего он падает на матрас. Накрываю его обнаженное мокрое тело и подворачиваю одеяло. Протягиваю ему полотенце, и он хмурится.
– Посушить тебе волосы?
Он отказывается от предложения, помотав головой.
– Нет.
– Дай я хотя бы умою тебе лицо? – Он хмурится еще сильнее. – Чтобы я могла обработать раны.
– Сначала положи мою одежду в сушилку, – говорит он, и его голос слабеет. Веки тяжелеют, будто его внезапно накрыла волна усталости. – Пока все не вернулись.
Уит приводит веский аргумент, поэтому я так и делаю: иду в общую прачечную, закидываю нашу одежду в сушилку и включаю ее. Сорока минут должно вполне хватить, чтобы все подсохло. Потом подождем отбоя, и я тайком выведу его отсюда. Куратор в конце концов пойдет спать, так что ко времени его ухода за стойкой никого не будет.
Однако там установлены камеры. Нас могут увидеть. Насколько внимательно их отслеживают? Может, Сильви с ее хакерскими способностями сможет нам помочь.
А может, Уит не захочет, чтобы его сестра помогала. Может, он вообще не желает, чтобы она знала о том, что происходит между нами.
А вообще, что между нами происходит? Понятия не имею.
Я снова ополаскиваю махровое полотенце горячей водой и возвращаюсь в комнату, прямиком к Уиту. Он так и лежит там, сжимая в руках телефон и что-то яростно на нем печатает. Поднимает взгляд, когда я останавливаюсь возле кровати, и знакомое хмурое выражение его лица приносит мне странное успокоение.
Я больше привыкла к его жестокости в мой адрес, чем к чему-то другому, и это ненормально.
– У меня тут теплое полотенце, чтобы умыть тебе лицо. – Я поднимаю его.
– Я могу сам, – говорит он, бросая телефон рядом с собой на кровать, а потом садится и протягивает руку. Морщится от этого движения, и я отодвигаю полотенце, чтобы он не смог дотянуться.
– Нет, дай мне немного поиграть в медсестру.
– Только если я потом смогу поиграть с тобой в доктора, – бормочет он.
Пропустив его слова мимо ушей, я устраиваюсь рядом, и он отодвигается, освобождая мне больше места. Я рассматриваю его лицо. Глубокую ссадину на скуле. Красновато-фиолетовые синяки вокруг глаза. Кожа опухает, отчего глаз становится все меньше, и я жалею, что у меня нет льда, который можно было бы приложить. К утру глаз совсем заплывет. Начну с простого, а потом перейду к более серьезным травмам.
– Ты в плохом состоянии, – тихо говорю я, прижимая полотенце к порезу в уголке его губы.
– Видела бы ты другого парня, – говорит он.
– Я видела. Видела их обоих. – Осторожно протирая ссадину на его щеке. Она глубокая, и он скалится, пока я ее промываю. – Что ты там вообще делал?
– Неважно.
Меня переполняет раздражение.
– Я никому не расскажу о случившемся.
– Я не могу тебе доверять, Сэвадж. И ни черта тебе не скажу, – цедит он. – Просто знай: я со всем разберусь.
– Как?
– Не беспокойся об этом, – бормочет он.
От злости я слишком сильно провожу по нежной коже под его глазом, и он шипит от боли.
– Я не хочу, чтобы ты был моим спасителем.
Уит смеется.
– Поверь мне. Я сегодня тоже не хотел спасать твой тощий зад.
Я отодвигаюсь от него.
– Тогда найди кого-то другого, кто будет лечить твои раны.
– Я мог бы заставить сотню других сучек делать то же самое, что сейчас делаешь ты. Достаточно сделать вот так. – Он щелкает пальцами.
Высокомерный говнюк.
Я оглядываю комнату, делая вид, будто кого-то ищу.
– Не вижу, чтобы кто-то примчался это делать.
Он молча сверлит меня сердитым взглядом.