– Я привык. Никаких проблем.

Жанна недоверчиво пожала плечами.

– Пятое – «не ругайся матом».

Отец и дочь не стесняясь, расхохотались.

– Шестое – «всегда совершенствуй свой мозг».

– Как это? – спросила девушка.

– Мозг нужно питать задачами. Если коротко, то нужно больше думать и больше получать информации. Седьмое правило – «борись с ленью». А восьмое – «следуй логике», – мне хотелось как можно быстрее все это закончить.

Пару минут мои собеседники осмысливали услышанное. Беатриса налил еще водки. Я отказался. Замяукал котенок. Он открыл глаза и сделал на ковре лужу. Жанна запричитала и поволокла его в ванную.

– Тебе не кажется, что все это хозяйство смахивает на десять заповедей? – наконец высказался Беатриса. Помада у него совсем стерлась и обнажила бесцветные мужские губы.

– Сравнение притянуто за уши, – мне не впервой отвечать на такие выпады. – Что такое десять заповедей? Аллегории. Их знает весь мир. Их все нарушают, и ничего не происходит. С правилами так поступать нельзя.

– А в чем дело?

– Нарушение правил ведет к искажению результата. Давай возьмем любое правило, например, из начальной школы, по математике. Если перед скобкой стоит минус, то при открытии скобок знаки сложения и вычитания меняются на противоположные. Помните такое?

– Да. Ну и?

– Попробуйте не выполнить это правило и получите ошибочный ответ. Если правило регламентирует человеческую жизнь, то его нарушение может привести к смерти или к тому, что человек будет несчастен.

– А ты счастлив? – спросила вернувшаяся Жанна.

– Почти всегда, – мне пришлось задуматься.

– Вот, блин, – пожала она плечами. – А как же не убий?

– Я думал на эту тему. Это правило, конечно, можно внести в свод. Но отец, видимо, даже не мог предположить, что у меня возникнет такая мысль.

– А не прелюбодействуй? – не унималась Жанна.

– Я не знаю.

– Измена ведет к нарушению четвертого и второго правил! – заявила девушка.

– Это чушь, – не согласился я с ней и прилег на диван. – Я сейчас ничего не соображаю. Мы потом подискутируем.

Мне и вправду сильно клонило ко сну. Потный вечер навалился на грудь всей своей тяжестью, положил ладонь на лицо, так что стало тяжело дышать, и что-то прошептал. Глаза открывать совсем не хотелось.

– Я думаю, что все эти двое суток он не спал, – сказала Жанна из темноты. Она подоткнула под голову подушку. Мне осталось только закинуть ноги. Потом звуки исчезли. Пошли черные полосы и красные размывы.

Через какое-то время я проснулся. Жанна сидела рядом на диване и смотрела телевизор. Беатрисы поблизости не наблюдалось.

– Это был твой отец? – спросил я. Она тепло посмотрела на меня.

– Да. Ты сам догадался?

– Подслушал ваш разговор. Случайно.

– Отец будет рад. Ему важно, чтобы его принимали за женщину. Я не знал что сказать.

– Когда мать нас бросила, – продолжила Жанна. – У папы совсем съехала крыша. Его даже лечили. Но с этим никто ничего поделать не может. Сколько себя помню, он приходит с работы, красится и надевает женскую одежду. Всю мою жизнь. Представляешь, чего мне стоило держать все это в секрете при социализме? А ты говоришь, не ври.

– А где он работает?

– Художником в кинотеатре. Сейчас совсем худо стало. Теперь афиши не рисуют. К каждому фильму есть готовые баннеры. Кинотеатр перешел в частные руки. Папу держат из жалости, потому что ему осталось до пенсии совсем немного. Грубо говоря, работает простым рабочим. А ведь он неплохой художник!

Это объясняло присутствие на картинах голливудских звезд.

– Мне действительно понравились его картины, – честно признался я. – Он не пробовал выставляться?

– Пробовал, никто не берется. Ему будет приятно, что тебе понравилось.

Жанна взяла меня за руку, она смотрела в мое лицо с обожанием. Я не понимал эту женщину. (Как будто есть женщины, которых я понимал.) Красавица, и не дура вроде. А ведь черт-те что!

– Папа у тебя не сахар, – зачем-то сказал я. – Представляю, как тяжело тебе было.

– Твой тоже не лучше, – обиделась она. – Напридумывал каких-то правил. Наверное, все эти девять пунктов он разработал для маленького мальчика, чтобы сформировать характер. Совсем необязательно выполнять их всю жизнь.

Эта мысль мне в голову не приходила. Я даже испугался. Я даже не хотел ее думать дальше. Ляпнул, чтобы отвлечься:

– Да уж, папы у нас не подарок.

Жанна пожала плечами. Опять захотелось спать. Я не стал бороться с этим желанием, просто закрыл глаза и засопел.

Второй раз я проснулся, когда уже совсем стемнело. Натыкаясь на стулья и стукаясь о косяки, кое-как нашел санузел. Меня давно туда тянуло. Потом обнаружил кухню и холодильник. Выпил стакан молока. Наступил на котенка и сам испугался его диких воплей. В темноте зарулил не в ту комнату. На маленькой подростковой кровати спала Жанна. В лунном свете она была прекрасна. Пришла в голову мысль, что неплохо было бы примоститься рядом, но, вспомнив инцидент в гостинице, решил этого не делать. Ушел от греха подальше. Стукнулся о балконную дверь. На балконе, на маленьком стульчике, спрятавшись от посторонних глаз, в розовой ночной рубашке и женском парике сидел Беатриса. Он курил сигарету и смотрел в небо. Я молча встал рядом.

– Она в тебя влюбилась, – вместе с дымом выдохнул художник. – Ей не везет с этим делом. Если есть в радиусе ста километров какой-нибудь подонок, то она обязательно к нему прилипнет.

– Я не подонок.

– А я и не говорю.

Беатриса затушил окурок в консервной банке.

– Не обижай ее, – напоследок сказал он и крадучись покинул балкон.

Что я здесь делаю? Что за бред? Мне хотелось домой. Сесть в самолет и вернуться. Как здорово было раньше – приехал к папе с мамой и пожаловался. Но я уже большой мальчик, мамы с папой давно нет, да и за срыв командировки по голове не погладят.

Во всем виноват этот монстр, вальяжно раскинувшийся передо мной. Это он мутит воду. Сейчас он дремлет, не видно морщин и ссадин, только фонари бросаются в глаза, как прыщи на лице у подростка в период полового созревания. Вроде и не гигант, по сравнению с Москвой – деревенька, а характер свой имеет. Я пакостливо плюнул на него с балкона и вернулся в квартиру. Упал на диван, валялся часов до трех, думал о неожиданно нашедшемся портфеле и Чебоксарове, строил гипотезы о том, кто же его убил и незаметно уснул.

Утром в прихожей мне встретился пожилой дядька в пузырящихся брюках и клетчатой рубашке. Он сидел на корточках и застегивал сандалии. Никогда бы не узнал. В образе Беатрисы он смотрелся значительно эффектней и уверенней в себе.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Доброе утро, – он встал, пригладил жидкие волосы и грустно улыбнулся. – Пора на службу.

Я промычал вежливую неразбериху.

Пробуждение совпало с принятием твердого решения, что нужно валить из этого населенного пункта как можно быстрее. «Зачем я мучаюсь»? – спросил я сам себя, еще не открыв глаза. – «Беру билет, сажусь в самолет, и через час я дома. Ну, не справился. Не выгонят же меня с работы за это! Я столько доброго сделал для фирмы. А это – не мой профиль». В конце-концов, кто он такой этот Тагамлицкий? Да пошел он!

Я сполоснул лицо, выдавил на указательный палец зубную пасту и натер ей свой неправильный прикус. В зеркале сидел взрослый дядька с мешками под глазами и разлохматившейся лысиной. К счастью синяков не оказалось. Я помассировал щеки, побрызгал водой на пряди и вышел к Жанне.

Полакомившись остатками вчерашнего, мы отправились за покупками. Портфель я опрометчиво оставил у Жанны. Не хотелось таскаться. Мне срочно нужны брюки и очки. Жанна выглядела счастливой. Ей было интересно таскать меня по магазинам, и еще она радовалась за папу, потому что в моем лице у него появился еще один поклонник.

Я смутно слышал ее болтовню и всю дорогу настраивал себя на звонок в Москву. В принципе, можно вернуться и без звонка, но мне казалось, что это будет как-то не по-человечески.