— Отец?
Он развернулся на звук ее голоса. Окинул дочь откровенно презрительным взглядом.
— Кажется, в прошлый раз мы друг друга недопоняли.
Он сместился влево, она — вправо.
— Возможно. Ведь ты прислал своего человека, а я говорила, что этого делать не стоит.
Аристарх скрипнул зубами.
— Воспитали себе на погибель… Что это ты такая смелая стала? Мозги кто запудрил? Полюбовничка себе нашла? С нахлебником юным спелась?
Катя покраснела. Подобные разговоры никогда не велись в их доме. По крайней мере при детях. И вот теперь она узнавала родителя с новой стороны.
— Нашла, значит. Сама ты медянки ломаной не стоишь. Надоумили, верно, добрые люди, налетели на чужое добро да дуру-наследницу!
Отец сделал шаг к ней. Дочь от него.
Инкнесс усмехнулся.
— Так и будем ходить кругами?
Екатерина не ответила.
Вся ее жизнь — вот такой вот танец. Подстроиться под партнера. Не дать сделать себе больно.
Получалось не всегда.
В этот раз она решила изменить па.
Двинулся он. Двинулась она. И оказалась сбоку от чайного столика, окруженного двумя диванами и тремя креслами. Чтобы обойти препятствие пришлось бы шагнуть вперед, навстречу родителю.
Ляпецкой быстрым шагом пересек комнату. Екатерина проскочила между мебелью и стала за кресло, вытянув в сторону отца правую руку.
— Что это? Детка решила поиграть в ведьму? Может, мне сдать тебя илендскому послу, пусть и тебя сожгут за компанию? Говорят, в Илендии до сих пор не отменены законы времен Инквизиции.
Катю сравнение не напугало. Наоборот. Ах, если бы она была настоящей ведьмой! Разве позволила бы она тогда собой помыкать?
Нет-нет, выбор сделан. Отступать ей некуда.
— Это нож для вскрытия писем, — с изрядной решимостью сообщила она родителю. — И, знаешь, он очень хорошо заточен.
В ее руке действительно поблескивал металл.
— Ты сошла с ума?
От неожиданности инкнесс даже попятился.
— Возможно.
О, как бы ей хотелось раскричаться, расплакаться, показывая всю запрятанную в груди боль! Высказать все, что наболело за эти долгие годы! Как бы ей хотелось увидеть ужас, понимание, раскаяние в его глазах! А потом бы они долго плакали вместе, просили друг у друга прощения и…
Жили долго и счастливо?
Инкнесс Ляпецкой никогда не плакал. И никогда не прислушивался к тому, что говорят ему его дети.
Ее губы дернулись — она попыталась улыбнуться и не смогла. Отец шагнул вперед. И она тоже сделала шаг ему навстречу, резко взмахнув ножом.
Глаза Аристарха в ужасе расширились.
— Позор! Какой позор! Сумасшедшая дочь! Отцеубийца! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?
— Возможно, я что-то сделаю с тобой первой.
Ее ладонь задрожала. Но мужчина уже натягивал перчатки, не глядя на нее.
— Не думай, что я спущу тебе это с рук, — пообещал он Кате, прежде чем покинуть комнату.
— Не думаю, — прошептала инкнесса закрывшейся за его спиной двери.
Руку она опустила только через пару минут. Звякнул, падая, нож.
Бледная Екатерина опустилась на пол. Осознание собственной маленькой победы не принесло ей удовлетворения. Радости не было. Только усталость. Да и победа ее была на самом деле хлипкой, липовой. Никогда бы она не смогла ударить отца. Тем более острым ножом. Странно, что он не заметил, как у нее дрожали руки…
По коридору прошли служанки, смеясь о чем-то своем, девичьем. Отголоски их голосов заставили Катю подняться с пола и, предварительно поправив прическу, выйти из комнаты. О ней и так уже ходят слухи, а если еще заметят, как она, точно поломойка, сидит на полу…
Вызовут душевного врача.
И, может, будут не так уж и неправы?
Мережская мотнула головой, словно хотела вытрясти из нее глупые мысли и неторопливым шагом отправилась в сторону кухни. Надо себя чем-то отвлечь. С Ариной поговорить, что ли. Из прихожей послышался скрежет, и вдова остановилась, прислушиваясь…
Кот?
А если нет, то может, завести какого-нибудь? Болтать всяко будет меньше Ульяны. И из комнаты без разрешения не выйдет…
Скрип половиц…
Чудовище из снов вырвалось в реальность?
Руку больно заломили за спину.
Чудовище. Но отнюдь не восьмилапое.
— Думала, испугала меня, тварь? — у отца был злой, очень злой голос. — Я породил тебя, и я вправе от тебя ждать благодарность и почтение! Сейчас мы проедем до одной конторы, где ты, моя милая, подпишешь все бумаги, которые я тебе дам. Поняла?
На руку нажали. Катя закусила губу и почувствовала, как по щекам текут слезы.
— Отец, пожалуйста, не надо…
— Ты сделаешь все, что я скажу. Поняла?
— Отец…
Ляпецкой развернул дочь лицом к себе, придерживая ее за плечо. Лучше бы он этого не делал: Екатерина увидела в его глазах бешенство и одержимость. Ту самую, которая появлялась, когда вопрос, например, касался фамильной чести инкнесского рода.
Аристарх замахнулся, и девушка зажмурилась, и вся сжалась в ожидании удара.
— Не стоит.
Екатерина осторожно приоткрыла глаза.
Рядом стоял Михаил и держал инкнесса за ту самую руку, которая должна была поставить вдове очередной синяк. Климский схватил Катю за локоть и попытался задвинуть ее себе за спину. Мережская, повинуясь движению его руки, послушно спряталась за его худощавой фигурой.
Лицо Аристарха перекосилось от гнева.
— Вот значит, как. Все-таки полюбовника нашла. А Машка-то (юрист вздрогнул) еще сетовала, что нет в тебе женской мудрости. Вот и мудрость отыскалась. Ну, ладно, предательница. Придет и мой черед над тобой посмеяться. Денег без моей помощи ты мужниных не получишь — так и знай.
Инкнесс вырвал руку из цепких пальцев Михаила и, окинув парочку презрительным взглядом, удалился. к
Климский развернулся к Кате только, когда за ее отцом захлопнулась входная дверь.
— Вы в порядке?
Екатерина сцепила руки в замок и опустила голову.
— Да.
— Екатерина?
Он коснулся пальцами ее подбородка.
— Посмотрите на меня.
Она посмотрела. И призналась:
— Мне страшно.
Михаил провел пальцами по ее скуле.
— Все будет хорошо. Юридически вы правы. А вашего папашу вообще при желании можно привлечь к суду.
Кожа под его ладонью покрылась мурашками. Мужчина поспешно добавил, убирая руку:
— Синяк скоро сойдет, и вы будете по-прежнему прекрасны.
Инкнесса смотрела на него крайне изумленно.
— Разве ж я прекрасна?
Месяц назад он сказал бы, что нет. Мария красивее. А сейчас…
— Вы очень храбрая женщина.
— Я трусиха, и знаю это.
— Не каждая решилась бы идти против отца. Тем более такого.
— Просто… — Катя запнулась и опустила глаза. — Просто у меня есть вы…
Михаил чуть подался вперед.
— Не знаю, чтобы я делала без юриста…
Мужчина горько усмехнулся и отпрянул.
— Я всегда в вашем распоряжении.
Вдова бросила на него нерешительный взгляд.
— Вы…разрешите составить вам компанию за завтраком?
— Конечно, инкнесса. Почту за честь.
Он подал ей руку, и они направились в кабинет.
Часть 8
Картина притягивала взгляд. И чем дольше Михаил на нее смотрел, тем больше ему казалось, что она соответствует действительности.
Сегодня утром, за завтраком, ему почему-то вспомнился Беруст:
… Мой взгляд спокойно ею встречен.
Неведом пыл ей ран сердечных,
Жеманства и лукавства яд
Не отравил уста ея,
Притворство не гнетет чело,
И не пустило корни зло
Ни в мысли, ни в сердечный круг[1].
Среди бесчисленных подруг
Она не роза, а тюльпан.
Пусть и не всеми он желан,
Но весной радует нам глаз
Тем, что цветет не на показ,
А с весной вместе в унисон…
— Господин интересуется живописью?
Михаил вздрогнул и перевел взгляд с портрета на остановившуюся рядом с ним экономку.
— Работа мастера Феллида. Вы же знаете, что он писал портреты дочерей самого великнесса?
