Annotation

На чердаке старого дома найден тайник. В тайнике находился чемоданчик с тремя письмами и тетрадью. Их содержание публикуется в этой книге.

Владислав Дебрский

От «автора» (предисловие)

Письмо первое

Письмо второе

Третье письмо

Общая тетрадь

Владислав Дебрский

Три письма и тетрадь

От «автора» (предисловие)

Несколько лет назад мне довелось купить старый домик на окраине города. С большими предосторожностями, жить в нем было можно; каждый квадратный метр, от крыши до подвала, требовал ремонта. Средств, чтобы обновить дом в кратчайшие сроки и чужими руками, у меня, после покупки самого дома, не осталось. Я начал многолетнюю энерго- и нервозатратную перестройку. Временами, казалось, что и бессмысленную. Лет через пять после начала ремонта, пришёл черёд уборки на чердаке. Там я совершенно случайно обнаружил самый настоящий, искусно замаскированный, тайник. Если бы не моя небрежность в обращении с «болгаркой», я не могу сказать, нашёл бы я его когда-нибудь или нет. Из тайника я достал небольшой металлический чемоданчик, запертый на кодовый замок. Чемоданчик был крепкий, надёжный, скорее всего, импортный. Я, конечно, решил, что эта находка, не что иное, как вполне заслуженная мною помощь Небес. Я сделал несколько попыток подобрать шестизначный код и воспользоваться отмычкой. Это оказалось пустой тратой времени. Можно было вскрыть чемоданчик путём грубого механического воздействия, но я хотел сохранить его первоначальный вид. Я думал о последствиях. Я ни минуты не сомневался, что чемоданчик имеет криминальное происхождение. И его уголовное прошлое не сулило мне безмятежного будущего. Я начинал нервничать при мысли о возможном ночном визите за чемоданчиком, который я уже считал своим, какого-нибудь беглого каторжника. Но потом, я принял волевое решение — считать владельца чемоданчика погибшим в бандитских разборках.

Находка чемоданчика изменила весь привычный ход моей жизни. Я прекратил все ремонтные работы по дому, самонадеянно полагая, что внутренности чемоданчика повысят моё благосостояние настолько, что вопрос реконструкции моего старого дома станет неактуальным. Я уже видел себя провинциальным графом Монте-Кристо, и только иногда мысли о настоящем хозяине клада возвращали меня в реальный мир.

От соседей по улице я узнал, что бабушка, продавшая мне этот дом, до моей покупки, сама здесь никогда не жила, и только несколько последних лет стала сдавать его жильцам. На нашей улице она ни с кем не общалась. Я знал, что старушка уже умерла, и на появившиеся у меня вопросы ответа мне никто не даст. Тут я вспомнил, как бабушка жаловалась на последнего жильца. Мужчина, лет сорока, оплатил ей аренду дома на полгода вперёд, а сам сюда ни разу не заглядывал. Бабушка уверяла меня, что дом пришёл в такое убогое состояние только потому, что последний пропавший жилец никогда не отапливал и не проветривал дом. К окончанию оплаченного им срока, он так и не появился. Бабушка подождала ещё три месяца и выставила дом на продажу.

Любопытство, которое сгубило не одну кошку, терзало меня без остановки. Я решился на вскрытие моей находки. Как раз появилась возможность сделать это максимально аккуратно. Один мой знакомый обмолвился о местном умельце, который в приподнятом настроении мог починить всё, что угодно: от кофемолки до многопрофильного станка с электронной начинкой. Приподнятое настроение ему создавал алкоголь, который ему несли нуждающиеся в его золотых руках клиенты. Я заранее разузнал о слабости кудесника: Иваныч просто млел и приступал к делу с повышенным энтузиазмом, если клиент приносил ему в качестве «приподнимающего» что-нибудь новенькое для него. Я выбрал греческий коньяк, или то, что выдавали за греческий коньяк.

Иваныч жил в Сельце в своём двухэтажном гараже. Первый этаж у него занимала мастерская, а второй был обустроен под жильё. Свой гараж Иваныч использовал в качестве убежища по причине непрекращающейся ссоры с женой. В разговорах он именовал её исключительно «Коброй». Раз в месяц жена приходила за ним в гараж и со словами «хватит кобениться» уводила его домой. Через два дня Иваныч опять возвращался в гараж.

«Опять ты?» — удивился Иваныч, когда я появился в его мастерской и достал чемоданчик из пакета. Я сразу понял, что с чемоданчиком он уже был знаком, а меня он принял за его настоящего владельца. Я доставал из пакета коньяк и услышал, как щёлкнул замок на чемоданчике. Я испугался, что Иваныч сам заглянет в чемоданчик и увидит его содержимое. Я оцепенел от неожиданности, как всё это быстро случилось. В руках у меня заклинило бутылку коньяка, теперь уже по справедливости принадлежащую умельцу. Если бы крепкие руки Иваныча не вытянули у меня коньяк, он ещё долго бы оставался без вознаграждения. Я не мог пошевелиться и сказать хоть слово. Из ступора меня вывел лёгкий толчок в плечо пятернёй, в которой был зажат стакан с коньяком. Таким образом, Иваныч приглашал меня разделить с ним его гонорар. Мы выпили. Коньяк Иванычу понравился. Он сразу захмелел и начал возмущаться, как же я мог забыть дату «своего рождения», которая и была кодом на замке. Мне пришлось сочинить для Иваныча историю, как выписанные мне врачами таблетки привели к тому, что у меня появились серьёзные проблемы с памятью, да и лет прошло немало. Иваныч проникся сочувствием и налил мне ещё. «А вообще, все беды начинаются с баб, — поделился он со мной на прощание своим жизненным открытием, — поосторожнее с ними».

Я спешил домой. От гаража Иваныча до дома, я ни разу не заглянул в чемоданчик. Я радовался и боялся одновременно. Сердце барабанило, дыхание было, как после стометровки, но я терпел. Я решил, что прикоснуться к сокровищам я должен в особой торжественной обстановке. Это же подарок судьбы. Это начало новой жизни. И будет неблагодарностью Небесам, если я испорчу это событие обыденностью и заурядностью.

Для создания торжественной величественной церемонии, в доме у меня нашлись только: огарок свечи и опустошённая наполовину бутылка дрянного сухого вина, которое я давно собирался выкинуть. В качестве скатерти, я использовал красную плюшевую портьеру, оставшуюся мне от бывшей хозяйки. Ну, хоть что-то.

А вот настроить самого себя на праздничную ноту и приступить к извлечению ценностей, у меня не получалось. Мне мешало то, что были два соображения, которые возникли сразу, но которые я старался не замечать. Первое: чемоданчик мог оказаться контейнером для хранения наркотиков. Второе: в нем мог находиться рабочий инструмент наёмного убийцы. Так вот, пока я не открыл чемодан, я должен был заранее решить, какими будут мои действия при таком обороте. Я признался себе, что наркотики я смогу уничтожить без какого-либо сожаления. А вот, что касается орудия киллера, я не смог определиться. На секунду, мне даже показалось, что никелированному «Кольту» или «Беретте», я буду рад больше, чем шальным деньгам. Наконец, я налил вина, зажег свечной огарок и открыл чемоданчик.

Я не помню, сколько времени находился в состоянии прострации, после того, как несколько раз пересмотрел содержимое чемоданчика. Я не нашёл в нём ничего, что было бы похоже на деньги, оружие или хотя бы наркотики. Я не нашел в нём ничего, что могло бы компенсировать мне покупку коньяка. Всё содержимое чемоданчика составляли: клеёнчатая папка с фотографиями неизвестных мне людей, три незапечатанных конверта без адреса, с вложенными в них письмами и три старых картонных папки для бумаг с перетёртыми верёвочными завязками. И всё.

Я просто сошёл с ума. Я злился на проклятый чемодан так, словно это был живой человек, предавший меня и обманувший меня в лучших моих ожиданиях. Не спорю, может я и перегнул в своих фантазиях насчёт денег и драгоценностей, но этот хлам точно не был тем сюрпризом, который я заслужил. Я уже был бы рад, если бы нашёл там хотя бы наркотики. Их уничтожение было бы, по крайней мере, достойным, для моего самолюбия, событием. А так, я получил в награду от Небес лишь макулатуру. Относительную ценность представлял только сам чемодан. Но на что он мне? Хранить в нём шуруповёрт с насадками? Я в своём сумасшествии дошёл до того, что на полном серьёзе винил себя в том, что отнёсся к торжественному вскрытию чемодана недостаточно ответственно. Результат мог быть другим, если бы я подготовил дорогие церковные свечи и дорогое красное вино, думал я. В припадке злобы, я уже собирался сжечь все бумаги, но потом успокоился и просто убрал ненавистный чемодан с глаз долой. Чувствовал я себя прескверно. Меня как будто обокрали и посмеялись над моей доверчивостью. Особенно тяжело было возвращаться из моих фантазий о предстоящей роскоши в суровую действительность. Скрипя зубами, я продолжил ремонт. А через некоторое время, я уже улыбался, вспоминая свои глупые надежды на чудо.