Прошло время. Новогодние праздники, по заведённой у нас традиции, прошли бессмысленно и бесчеловечно. Денег, здоровья и настроения, для продолжения ремонта, у меня не осталось. Я сутками валялся на диване, терзаемый неприятными воспоминаниями о Новогоднем гульбище. Те моменты праздника, которые вызывали взрывы дикого смеха всей нашей новогодней компании, теперь казались самыми гадкими и отвратительными эпизодами праздника. Эти нехорошие и некрасивые картины калейдоскопом кружили в голове. До тошноты. Надо было себя чем-нибудь отвлечь. Телевизор? Нет, смотреть на фальшивые лица, демонстрирующие поддельное счастье, я не смог. Тошнота только усилилась. Музыка, даже любимая, вызывала раздражение. Мне оставалось только охать и стонать, переворачиваясь с боку на бок. Вот в один из таких переворотов меня и шарахнула запоздавшая, месяца на три, догадка. А что, если находящиеся в чемоданчике бумаги собирались для шантажа какого-нибудь влиятельного политика? Как же это мне сразу не пришло в голову? Я достал чемоданчик.
Я начал с фотографий. Я внимательно рассмотрел каждую. Я не увидел на них ни одного знакомого мне лица. Многие снимки были сделаны во Владимире. Теоретически, я мог встречать персонажей фотографий на улицах нашего города; время, когда были сделаны снимки, было временем моей юности — последние годы Советского Союза и начало девяностых.
Я просмотрел незапечатанные конверты. Они были без адреса, только каждый был пронумерован в углу. Все три письма были написаны одним человеком и предназначались одному адресату. Я мельком пробежал их. Они касались воспоминаний автора писем. И, как я понял, толстая тетрадь была продолжением этих воспоминаний.
Три папки содержали разнообразные, и по формату, и по времени написания, листы бумаги. Объединяло их только то, что большинство из них были написаны другим человеком. Почерк в бумагах не совпадал с почерком в письмах и тетради. При беглом просмотре, я увидел, что записи содержат совершенно разрозненную информацию, и сами листы были собраны хаотично. Я не нашёл во всех трёх папках ни одного официального документа, хоть с какой-нибудь печатью или штампом. Информации о счетах в швейцарских банках, как вы уже догадываетесь, я тоже не нашёл.
К моему сожалению, я был вынужден констатировать, что ничего из бумаг не было похоже на материалы для шантажа. И всё же, оставалось непонятно, зачем для хранения вроде бы ничего не значащих бумаг понадобился дорогой герметичный чемоданчик и обустроен тайник. Мне стало интересно разобраться хотя бы в этом. С тем, что я остался без вознаграждения, я уже смирился.
По коду на замке, я знал «дату рождения» хозяина чемоданчика. Но, что это мне давало? И кто мог поручиться, что её не выдумали специально. То, что Иваныч обознался, перепутав меня с тем, кто уже приходил к нему с этим чемоданчиком, тоже ничего не значило. Он узнал не меня, а чемоданчик, Я взял несколько фотографий и прошёлся по соседям. Никто никого не опознал. Я снова полез в письма. Как только я начал с первого письма, всё сразу встало на свои места.
Прочитав письма и тетрадь, я долго не мог определиться, как мне воспринимать всё изложенное в них. С одной стороны, я верил тому, что прочёл. С другой, некоторые эпизоды показались мне маловероятными. То, что задумал автор, вообще кажется несбыточным. Но думаю, что не мне судить автора. Чтобы не препятствовать его замыслу, я собрал все бумаги и письма в чемодан и вернул его в тайник. Поскольку восстановить первоначальный вид тайника, я не смог, я оставил там пояснительную записку. Я написал, что обнаружил чемоданчик случайно и не имею никаких возражений, чтобы он вернулся к его хозяину. Я был уверен, что за чемоданчиком должны придти. Так думать меня заставляло содержание писем.
В течение года я несколько раз проверял тайник. Я посчитал, что, возможно, что-то поменялось в жизни автора или ему не составило труда написать новые воспоминания. Эти письма не выходили у меня из головы. Мне захотелось ещё раз перечитать это послание. Я достал из чемоданчика только письма и тетрадь, а сам чемоданчик с бумагами и моей пояснительной запиской оставил в тайнике. В этот раз, я читал уже другими глазами. Многое открылось мне как будто впервые. Мне показалось, например, что читая письма в первый раз, я не разглядел опасения автора за свою жизнь. Читая второй раз, я понял, что автору действительно грозит опасность.
Я дочитал письма и понёс их в тайник, с твёрдым намерением перечитать их ещё раз в будущем. На чердаке меня ждал шок — чемоданчик исчез. Моя записка валялась рядом. Честно говоря, я и не рассчитывал на благодарность со стороны хозяина чемоданчика, но небрежно сорванная и скомканная записка демонстрировала явное неуважение. Я уже начал сомневаться, стоит ли возвращать оставшиеся у меня письма и тетрадь, после такого пренебрежительного жеста. И тут, я догадался, что за чемоданом приходил не его хозяин. Была вероятность, что чемодан взяли его преследователи. Код на замке я не менял, поэтому его настоящий владелец легко мог проверить содержимое чемоданчика прямо здесь. Не обнаружив писем и тетради, он так просто не ушёл бы. Возможно, это был простой курьер, у которого была задача всего лишь достать чемодан из тайника. И если он был послан автором писем, то не получив их он должен будет связаться со мной. Мне стоило подготовиться к ещё одному визиту за письмами. Я оставил в тайнике новую записку, что письма и тетрадь находятся у меня.
Прошло полтора года. Никто не появился и не пытался выйти со мной на связь. Я сам прошёлся по тем местам, что упоминались в письмах. Я надеялся найти хоть какую-нибудь ниточку, которая привела бы меня к автору писем. Мне не повезло. Теперь получалось, что, возможно, я остался единственным человеком, кто знает об этих письмах. Я бы хотел, чтобы они дошли до того, кому были адресованы. У автора был какой-то свой план относительно этих записей. Я о нём никогда не узнаю. В письмах не было точного сценария. Может, автор не успел его составить. Единственно, что я могу теперь для него сделать, это выложить эти записки в открытый доступ. Я хочу верить, что затея Деда когда-нибудь осуществится. Возможно даже, этот замысел принесёт пользу такому безнадёжно уродливому образованию на Земле, как Человечество.
Письмо первое
Здравствуй!
Если ты читаешь это послание из прошлого, есть надежда, что мой замысел сработал. Я не могу сейчас знать, как и по каким причинам, мне придётся уйти. Возможно, это будешь знать ты. В данный момент, я не представляю, что тебе известно обо мне, как ты ко мне относишься и вспомнишь ли меня вообще. Но я уверен, что получив эту весточку, многое для тебя прояснится.
Думаю, эти бумаги я передам Чёрному человеку или его товарищам. Мне они помогали не раз. И сейчас я жду их помощи.
Ну, а пока не пришёл за мной мой Чёрный человек, я расскажу тебе о себе и о некоторых событиях моей жизни. Возможно, что-то ты уже знаешь. Если это так, это замечательно. Тогда мой рассказ будет лишь подтверждением из прошлого.
Начну я с того времени, когда я встретился с моими друзьями. Одного звали Евгений, но для нас он был Егором. Второй был для нас Штольцем, хотя родители записали его в Свидетельстве о рождении, как Юрия. Меня в нашей компании звали Дедом. Это необходимо тебе знать потому, что я буду использовать в своём рассказе и наши настоящие имена, и наши прозвища. Женька и Юра дружили с детства, а я присоединился к ним во время учёбы в техникуме.
Группа у нас подобралась очень весёлая, очень бунтарская и очень дружная на всякие глупости, не относящиеся к учёбе. Непригодная для обучения по всем параметрам. Хотя должен признать, что как бы мы не противились получению знаний, нашим преподавателям всё же удалось подготовить из нас вполне сносных специалистов. Даже из самых безнадёжных тупиц. Низкий поклон нашим педагогам. Сейчас это кажется смешным и глупым, но в то время весь наш юношеский потенциал мы расходовали только на то, чтобы доказать и себе, и всему миру свою взрослость. Признаков взрослости для нас, в то время, было немного: ты должен был пить вино, курить и общаться с девушками.