Коротко расспросив Ипатова о побудительных причинах перехода, академик как-то жалостливо на него посмотрел и в нижнем уголке заявления тонким синим карандашом написал резолюцию: «Перевести с первого января».
«Спасибо, большое спасибо!» — рассыпался в благодарностях Ипатов.
На это академик ответил с загадочной прямолинейностью:
«Дай бог вам всегда оставаться довольным сим выбором!»
Увы, память не сохранила, когда происходил этот разговор: утром ли, накануне знакомства с Игорем, или на следующий день, перед совместным походом в милицию. Скорее всего, на другой день, потому что за время, оставшееся до поездки на дачу к Игорю, Ипатов накатал еще три международных обзора. Он хорошо помнил, что торопился закончить их, особенно последний, в котором не оставлял камня на камне от пресловутого «плана Маршалла». Показать всем, включая Светлану, что и он не лыком шит, была первой из двух причин, почему он так гнал. Вторая, не менее важная причина состояла в том, что он не хотел являться к будущим своим коллегам-журналистам с пустыми руками. Чего другого, а честолюбия ему в то славное времечко было не занимать. Именно тогда он поделился своими грандиозными планами с мамой, а мама рассказала все папе, а папа, которому, несмотря на революционное прошлое, так и не удалось сделать карьеру, неожиданно горячо одобрил намерение сына стать журналистом-международником. Будучи человеком дела, он, ознакомившись с написанным, молча забрал все шесть обзоров (три новых и три старых) и в течение двух вечеров старательно переписал их на хорошей гознаковской бумаге своим ровным, каллиграфическим дореволюционным почерком выпускника классической гимназии…
Но вернемся к тому моменту, когда все четверо (Светлана впереди, следом Ипатов и Валька, Игорь — последний), перекидываясь какими-то несущественными репликами, поднимались по вальсообразной лестнице.
«Зуб болит, — вдруг пожаловался Валька. — Надо бы к врачу сходить…»
«А чего тянешь? — сказал Ипатов. — А то, смотри, всю щеку разнесет!»
«Мальчики, у кого это щеку разнесет?» — обернулась Светлана.
«У меня!» — неожиданно выскочил Игорь, очевидно решивший присоединиться к шутливой, дружеской пикировке.
«Вот как? — насмешливо вскинула брови Светлана. — Тебе кто-нибудь плюху отвесил?»
«Тот и дня не проживет, — вспыхнул Игорь, — кто мне плюху отвесит!»
Да он самым натуральным образом угрожал им, давал понять, что заставит считаться с собой. Вот только ради чего? Надо быть круглым идиотом, чтобы рассчитывать на что-то. Светлана всем своим видом показывала, что он для нее никто. Ипатов не помнил, чтобы она еще кому-нибудь так грубила. Другой бы сразу повернулся и ушел, а Игорь все равно плелся за ними.
Откровенно говоря, присутствие его мало беспокоило Ипатова. Теперь ему не был страшен никакой соперник. Он ловил себя даже на том, что испытывает жалость к Игорю. Что может быть хуже, чем любить и не быть любимым. И ведь не скажешь ему всей правды. Увы, до всего он должен дойти сам. Сам или, на худой конец, с помощью Светланы, как это уже было полминуты назад, когда она при всех осмеяла его.
Нет, он, Ипатов, в таком аховом, унизительном положении еще не был и, даст бог, никогда не будет…
Они только перешли на последний лестничный марш, а родители Светланы уже широко распахнули дверь — видимо, ждали появления дочери и поджидавшего ее внизу Игоря. Приход Ипатова и Вальки для них был несколько неожидан. Но замешательство, не ускользнувшее от Ипатова, они преодолели быстро. Особенно легко перестроилась Зинаида Прокофьевна. Она приласкала каждого из спутников дочери одинаково приветливой и благосклонной улыбкой. Адмирал же, как и следовало ожидать, спрятался за ее спиной.
Раздевшись, они прошли в гостиную.
«Лихо!» — глядя на зияющую пустоту на полках и стенах, промолвил Валька.
«Завтра я увижу генерала Бархатова…» — начал Игорь.
«Кого, кого?» — не дала ему договорить Светлана.
«Генерала Бархатова, — покраснев, сказал Игорь. — Он прикажет кому надо в два дня найти воров, и их найдут!»
«Ого!» — недоверчиво воскликнул Валька.
Глядя на смущенного Игоря, Ипатов подумал, что тот нисколько не похож на Хлестакова с его хрестоматийным фантазерством и пусканием пыли в глаза. Видимо, ему и в самом деле ничего не стоит поговорить с известным всем генералом Бархатовым. А это могло быть только в двух случаях. Первое — если тот его близкий родственник. Второе — если родители Игоря занимают столь высокое положение, что такая необычная просьба не покажется дикой. Смущался же и краснел, очевидно, потому, что догадывался, в чем его подозревают. Испытывая совершеннейшую беззащитность перед недоверием новых знакомых, он, возможно, ожидал, что за него вступится Светлана, знавшая, врет он или нет. Но она не вступилась и, по-видимому, не собиралась вступаться. Словно ей нравилось, что он выступает в незавидной роли бахвала и пустомели.
«Послушай, а этому генералу действительно ничего не стоит поймать воров?» — все же решился спросить Ипатов.
«Да, — ответил Игорь. — У него есть для этого огромные возможности».
«И он что, послушается тебя?»
«Да».
«Он что, отцу твоему подчиняется?»
«Дяде», — уточнила Светлана.
«Дяде? Пусть дяде», — продолжал Ипатов.
«Нет, конечно, но… — замялся Игорь. — Вообще-то да», — поправился он, не выдержав царапающего взгляда Светланы.
«Кто же его дядя? — подумал Ипатов. — Наверно, какая-нибудь большая шишка? И спросить как-то неудобно. Светлана, та, конечно, знает. Но скажет она нам с Валькой, только когда Игорь уйдет…»
«Может, скажешь им, кто твой дядя? — словно прочитав мысли Ипатова, сердито сказала Светлана Игорю. — Если ты не скажешь, я скажу!»
«Пожалуйста», — ответил тот обреченным голосом.
«Дядя его — товарищ…» — и она громко и отчетливо произнесла фамилию видного государственного деятеля, одного из соратников товарища Сталина.
«Правда?» — глупо удивился Ипатов.
Игорь смущенно развел руками.
«Забавная ситуация», — сказал Валька.
«Похож?» — осведомилась Светлана.
«Не очень», — заявил Ипатов: юношески тонкий, впалощекий Игорь никак не соразмерялся, даже отдаленно не совпадал с крупногабаритным, толстощеким дядей.
«Ну-ка повернись к нам профилем!» — приказала Светлана.
Игорь покорно повернулся.
«А сейчас?» — деловито спросила Светлана.
«Что-то есть», — ответил Ипатов.
«Вспомните Гоголя», — усмехнулся Валька.
«Нет, здесь — другое, — возразила Светлана и продолжала, обращаясь к Игорю: — Чуть-чуть левее… левее, а не правее!..»
«Может быть, хватит?» — сказал ей Ипатов, вступаясь за своего незадачливого соперника. Смотреть дальше, как Светлана открыто и бесцеремонно помыкает Игорем, было неприятно. Можно ни в грош не ставить его, но зачем унижать? Он на месте Игоря давно бы хлопнул дверью. Даже если бы было что терять. Видимо, надо любить до полного самоуничижения, чтобы позволять так обращаться с собою. Не видит, чудак, что такая покорность лишь раздражает и злит Светлану. Но не ему, Ипатову, ее будущему мужу, скорбеть по этому поводу. С каждым исчезающим соперником легче дышится и крепче спится! Да будет земля им всем пухом!..
«Ну что, мальчики, будем пить чай?» — спросила Светлана, избегая встречаться с Ипатовым взглядом.
Понять ее состояние было можно: он впервые сделал ей при всех замечание, и она промолчала. Но что скрывалось за этим, сказать было трудно: то ли признавала его правоту, то ли затаила обиду, то ли уходила от острого неприятного разговора. А может быть, все это в самых разных сочетаниях?..
Молча, ничего не говоря, она вышла из комнаты.
«Прошу!» — широким хозяйским жестом Ипатов пригласил Вальку и Игоря к столу.
И тотчас же осудил себя за этот опрометчивый жест. Как Валька ни пытался скрыть усмешку в глазах, Ипатов ее все-таки заметил. Сам того не желая, он этой глупой шуткой выдал себя, приоткрылся больше, чем следовало.
