После того как все было готово, пулевые и ножевые ранения скрыли с помощью грима, тела запечатали в гробы и отвезли в аэропорт Лоуген. Там они были погружены в собственный реактивный самолет Куигли – «Гольфстрим G 4» и переправлены через Атлантику. Никто не удивился большому количеству багажа в тридцать пять мест. Все знали, что Куигли всегда путешествовали с шиком.
На таможне в Дублине задержек почти не было. Гробы вскрыли, бегло осмотрели, снова запечатали и отправили в похоронное бюро в центре Дублина. Таможенники были гораздо больше озабочены тем, чтобы произвести хорошее впечатление на съемочную группу, приехавшую снять печальное возвращение Куигли, и постарались не создавать бюрократических барьеров.
Как только двери похоронного бюро захлопнулись, двое сотрудников вскрыли гробы, опытными движениями вспороли покойников и освободили их от 400 килограммов кокаина, спрятанного в их телах. Затем из багажа, сопровождающего гробы, извлекли еще 600 килограммов. Один из чемоданов содержал 10 миллионов долларов в крупных купюрах.
Затем тела спихнули родственникам, друзьям и доброжелателям, чтобы те воздали покойным последние почести. По ирландской традиции, это должны быть пышные похороны, которые надолго запомнятся.
Куигли и их деловой партнер обрели покой на глубине шести футов под землей, а кокаин и деньги исчезли в подполье, готовые к новому этапу своего зловещего путешествия.
* * *
1426, Милитари-Трейл
Сан-Антонио
Техас
Девушка отыскала дом без труда.
Дом оказался точно таким, как он описывал и как она себе представляла, – белого цвета, двухэтажный, с деревянным каркасом и с небольшими окнами. Такой же, как и остальные дома вдоль Милитари-Трейл, только без признаков семейной жизни – без детских игрушек на газоне или баскетбольного кольца над гаражом. Этот дом затворника как бы предлагал прохожим обходить его стороной. Проходя мимо стоящего на подъездной дорожке «форда-гранады» модели 1988 года, она почувствовала прилив вожделения.
«Ах, будь ты неладен, Маршалл! Только с тобой я получала настоящее удовлетворение». Она попыталась овладеть собой. Ей поручено серьезное задание, которое не имеет никакого отношения к ее чувствам. Поставив чемодан, она постучала в дверь.
Он открыл сразу, в глазах его стояло недовольство. Должно быть, увидел такси и наблюдал, как она мучается с чемоданом.
– Что ты здесь делаешь? – Он был холоден. Да она иного и не ожидала.
– Мне нужно повидаться с тобой.
– Я надеялся, мы расстались навсегда.
Она не обращала внимания на его грубость.
– Я не уйду.
– Да я и не гоню. Ты заплатила за такси?
– Нет. Я не знала, дома ли ты.
– Заходи, – вздохнул он. А сам пошел и расплатился с таксистом. Вернувшись, он застал ее в гостиной. Именно такой она себе и представляла эту комнату – простая, неуклюжая мебель, на стенах картины со сценами из ковбойской жизни. Ее удивило обилие книг. Будто в библиотеке. Она успела прочитать некоторые названия. Книги были очень разные – от биографий Мерилин Монро и президента Трумэна до полных собраний сочинений Стивена Кинга и Джека Керуака.
– Как ты узнала, что я дома? – спросил он.
– Позвонила в Вашингтон. Сказали, ты в отпуске. Я помню твой номер телефона, поэтому... Это я звонила вчера вечером и положила трубку.
– Как ты сюда попала?
– Приехала по делу.
– Не знал, что у полиции Манчестера появились дела в Техасе. А почему ко мне? Разве тебе не могли оплатить гостиницу?
– Мне хотелось побыть у тебя.
– Я уже хлебнул с тобой в Куантико.
– Я была не права.
– Мягко сказано. Ты – прирожденная стерва.
– Ты единственный, с кем мне было по-настоящему хорошо. – Ее слова звучали нежно и соблазняюще. – Единственный, кому я открылась.
– Да ладно тебе... – выругался Маршалл.
Он подошел к детективу полиции Манчестера Джилл Каплз, схватил ее на руки и понес в спальню. Обняв его за шею, она уткнулась лицом в его плечо.
Будто ничего и не изменилось с тех пор. Они не помнили, как разделись, как оказались в неразобранной постели.
Не было ни предвкушения, ни восхитительной прелюдии, которые они так любили. Поначалу возникло было некоторое стеснение, но под напором нетерпения и голодной страсти оно быстро исчезло.
Положив ее на себя, он поцеловал ее, глубоко проникая языком ей в рот. Это привело его в трепет: словно первый поцелуй мальчишеской любви, когда все обрывается внутри и мир сразу предстает в ином свете. Ощутил ее дрожь и понял, что искра уже зажгла пламя. Теряя рассудок от ее возбуждающих влажных поцелуев, он легким движением колена раздвинул ей бедра, она с готовностью подчинилась.
Он почувствовал влажность сквозь ее мягкий пушок и, твердый и беспощадный, легко проскользнул внутрь. С наслаждением слушая ее вздохи, он выгнул спину, дав ей полную возможность ощутить все то, что в нее вошло.
Боже, он уже и забыл, как нежен и приветлив ее тоннель любви, как гибко ее тело. От жара, казалось, они растворяются друг в друге, превращаясь в единое целое. Хорошо, что перед этим, желая насладиться полуденным бризом, он не включил кондиционер.
Вскоре он попытался перевернуть ее и положить на спину, но так, чтобы при этом не потерять контакта. Однако, несмотря на отчаянные усилия, попытка не увенчалась успехом.
– У тебя это никогда не получалось, – усмехнулась она. Ее улыбка говорила, что она любит его и счастлива быть вместе с ним.
Он улыбнулся и снова вошел в нее. Крепко обняв ее влажное от любви тело, он навалился на нее всем своим весом. Прежде, опасаясь раздавить ее, он старался быть осторожным, однако она дала понять, что, желая разделить его удовольствие, она хочет ощущать на себе всю его тяжесть. Двигаясь внутри ее, он нежно зондировал каждую точку, а она, слегка сжимая его мышцами, старалась удержать его в каком-то одном месте. Это была так любимая ими ласковая игра, мгновения полной близости, в это время они неотрывно смотрели друг другу в глаза и верили, что заглядывают друг другу в душу.
– Я хочу взять твою боль, – сказала она, напоминая ему о причиненных страданиях.
Он покачал головой, желая забыть то, что было, желая только того, что есть сейчас. Он сжал ее крепче и, не отводя от ее лица взгляда, полного любви, стал двигаться, проникая еще глубже.
Затем он приподнялся на локтях.
– Нет, – потребовала она, пытаясь снова уложить его на себя.
Он обнял ее ноги и, положив их себе на плечи, сел на нее верхом, его толчки стали более сильными и неистовыми.
Она громко застонала, почти закричала, отпустив его шею, обхватила его мускулистые бедра, стала нежно поглаживать и сжимать, чувствуя их мощь. Прежде, думая о нем, она часто их вспоминала. Только у него были такие бедра, крепкие, твердые как камень, и заключенная в них сила предназначалась для того, чтобы любить ее.
– Я люблю твои бедра, – сказала она. – Твердые-твердые, такие же твердые, как твой член. Возьми меня, оттрахай меня так, как это можешь только ты.
Грубость ее слов разбила его нежность и вновь разбудила мучительную ревность. Он вдруг представил ее с другими, в различных похотливых позах, стонущую, кричащую, желающую, чтобы ее имели со страстью, которой, он чувствовал, ему никогда не достичь. Двигаясь на ней, входя медленно, глубоко и осторожно, словно каждая ее жилка испускала электрический разряд, он видел, как она извивается под теми похотливыми, эгоистичными мужчинами, которых интересовало только ее тело, а кончив, они подотрутся и пойдут домой, в свои постели. Он ненавидел тот секс без любви, которым они ее пользовали, но самое неприятное – она сама этого жаждала.
Почему он полюбил ее? Зачем из-за нее так страдает? Неужели она не понимает?
– Я люблю тебя. – Она крепко обняла его.
Его отчаянное неистовство возросло. Он знал, что она лжет, и вновь представил ее в объятиях других. Он ненавидел ее за те муки, которые она ему причиняла.